Елена Съянова - Десятка из колоды Гитлера
Ширах написал несметное количество стихотворений, песен, гимнов и т. д. Человек, считавший себя ценителем и знатоком великой немецкой поэзии, энергично и плодотворно заполнял духовный мир немецкой молодежи собственными опусами, вытесняя ими образы и рифмы Гейне и Гете, из которого позаимствовал только вот это: «Молодых должна вести молодость».
Бальдур фон Ширах действительно был самым молодым из высших руководителей рейха: он родился в 1907 году. А это было важным обстоятельством, поскольку Гитлер всегда усиленно объяснялся в любви к своей молодежи, подчеркнуто уничижая собственное «прогнившее до мозга костей» поколение.
Останься Ширах только фюрером гитлерюгенда, преступность его деяний была бы подвергнута еще большему сомнению, чем это было сделано в Нюрнберге. Человечество только сейчас учится по-настоящему соблюдать и защищать права самых бесправных своих граждан – детей, поскольку это в природе родителей: считать себя правителями в собственных семьях. Так и государство – любое государство само желает воспитывать свою молодежь. А посторонние – не лезьте, говорит оно, у нас свои условия, свои традиции, свой взгляд на то, что для нее лучше.
Гитлерюгенд отнюдь не свалился с неба на головы немецкой молодежи. Он стал развитием очень немецких традиций, немецкого, «тевтонского» склада ума и чисто немецких молодежных движений – «вандерфогель» и прочих, о которых многие теперь предпочитают не вспоминать как раз из-за их перевоплощения под руководством НСДАП в уродливую форму в виде нацистского молодежного союза. Даже знаменитые американские хиппи в основной своей массе не ведали, откуда прилетели к ним вольнолюбивые, «нонконформистские» ветры, выманивая из каменных джунглей и роскошных апартаментов – на природу и свободу.
Движение «вандерфогель» (бродяги, перелетные птицы – Е. С. ), или «бродяжничество» родилось вместе с двадцатым веком в Берлине и нескольких других стремительно растущих в ту пору немецких городах. Оно сразу стало образом жизни, воплощенным протестом молодых романтических и думающих немцев, не пожелавших грудью встретить снежный ком катящихся на них условностей буржуазного общества, а предпочитавших уклониться. Эти юноши и девушки уходили из городов на вольные просторы и шли – каждый своим шагом. У «бродяг» не существовало ни сословных различий, ни подчинения в какой-либо форме, ни запретов или ограничений, ни шкалы ценностей, разве что кроме высшей оценки – «хороший товарищ». Но у них не было цели. Так что шли они, по сути, в никуда. Тогда, в начале двадцатого века, это был сугубо немецкий феномен, краем задевший Австрию и Швейцарию и чуждый остальной Европе.
Однако как ни старались «бродяги» остаться на живописной обочине общегерманского пути, но пришлось и им взять строевой шаг. После Первой мировой войны «бродяжничество» начало быстро приобретать националистическую и антисемитскую окраску. Любопытно, что в союзы молодежи «Бюнде» (преемники «вандерфогель») входили националисты всех мастей, кроме конкретных национал-социалистов, группировавшихся вокруг молодой НСДАП, а также коммунистов и евреев, поскольку эти три группы после войны искали собственные пути, и несколько аморфная структура таких союзов их не могла устроить. Тем не менее в 1932 году в них входило около миллиона молодых католиков и полтора миллиона протестантов. Их эмблемой была рельефная фигура оратора на фоне озаряющего ее пламени. Отсюда понятно, что юные «бюндовцы» были отнюдь не чужды политики; они участвовали в митингах и уличных драках, как с нацистами, так и с коммунистами.
Позже, в Нюрнберге, Ширах назовет себя «жертвой бойскаутского движения». Он и в самом деле с десяти лет состоял в разных юношеских организациях: сначала в «Лиге немецкой молодежи», потом в патриотической «Кнаппеншафт» и вместе со своими товарищами с восхищением слушал приезжавших в Веймар, где тогда жила его семья, националистических ораторов: Розенберга, Заукеля, Штрейхера. Последний и посоветовал ему поближе ознакомиться с литературой определенного толка, например, «Международным еврейством» Генри Форда и сочинениями Хьюстона Чемберлена. Шестнадцатилетним Ширах впервые услышал Гитлера, побеседовал с Гессом – оба были большими театралами, а отец Шираха возглавлял тогда Веймарский национальный театр – и прочитал «Майн кампф». В том же году он вступил в НСДАП и уехал в Мюнхен, город, где, по выражению Гитлера, «билось сердце партии». Семнадцатилетний студент Мюнхенского университета очень быстро сумел стать в своей среде признанным лидером.
Любопытно, что этот «патетический толстяк», как величал его Геббельс, довольно быстро адаптировался и к «взрослой» партийной среде. И сам Гитлер, и Гесс, и остальные отнеслись к нему поначалу благожелательно – все, за исключением Геббельса, который долго не мог ему простить – смешно сказать – того, что Шираха в свое время приняли в «кружок почитателей» поэта Стефана Георге, а им, Геббельсом, пренебрегли. Хотя тем, кто в молодости сам пережил подобное, это не покажется смешным, как не показалось и Эльзе Гесс (жене Рудольфа Гесса), – но не из-за собственного опыта, а из-за того огорчения, которое молодой женщине доставляли постоянные внутренние личные дрязги между соратниками ее мужа – дрязги, которые буквально разъедали неокрепшую партию. Рудольф Гесс через три с половиной десятка лет, в тюрьме Шпандау, весело вспоминал, как его жене удалось примирить «мятущуюся душу Йозефа с упитанной личностью Бальдура», который тоже сидел тогда в Шпандау. Гесс рассказал Шираху, что Эльза всего лишь как-то раз, словно бы мимоходом, заметила Геббельсу, что у него с Ширахом и в самом деле какой-то «антагонизм»: Ширах просто «не понимает», сказала она, как может «столько времени драть глотку на площадях» человек, способный написать «и ты уснешь, как этот сад в объятьях снежности моей»?! Геббельс тогда на это фыркнул. Однако издевательский тон в отношении молодежного лидера с тех пор заметно сбавил. Но и много лет спустя, даже в тюрьме, Ширах, уже повзрослевший и умудренный опытом, так и не понял, что же в его словах Геббельс нашел приятного для себя.
Впрочем, и помимо Геббельса недоброжелателей у Шираха очень быстро появилось предостаточно. Особенно товарищам по партии не нравились два его качества: аристократическая заносчивость и склонность, прямо-таки талант к ярким, но рискованным театральным эффектам. Этому последнему скорее завидовали. Например, в 1936 году, уже будучи имперским руководителем молодежи рейха, он на съезде партии поверг всех присутствующих, и Гитлера в том числе, в шок, заявив с трибуны: «Есть на свете одна вещь, мой фюрер, которая сильнее вас! – И выдержав напряженную паузу, закончил: – Эта вещь – любовь к вам немецкой молодежи».
Единственный, кто обычно вступался за Шираха перед коллегами, был Роберт Лей. Во-первых, говорил Лей, это счастье, что над молодежью поставлен не солдафон и тупица, а человек, понимающий в искусстве; во-вторых, Ширах не столько рассчитывает, сколько сам «увлекается». Гитлер с Леем соглашался, однако порой Ширах своей «увлекаемостью» и этих двоих ставил в тупик. Так однажды он (с трибуны) произнес буквально следующее: «Годы молодости дарят молодым многие часы разнообразного счастья. Но только с вами, мой фюрер, немецкая молодежь способна познать в этой жизни подлинное наслаждение».
Геббельс все же недаром называл Шираха «любителем тупых афоризмов». «Понимающий в искусстве» Ширах создал своего рода новый жанр, я бы назвала его «маршовка» – производное от слов «марш» и «речевка». Дети ходили строем, чеканя шаг и вколачивая в свои головы такие, к примеру, слова:
Адольф Гитлер, ты лучший из людей.
Ты наш бог и спаситель.
Ты сила, ведущая в бой.
Ты наша воля и мужество.
Твоим именем клянутся герои.
Слава тем, кто падет за тебя…
И в таком духе, до трех десятков строк.
Что же касается афоризмов, то вот несколько, на разные случаи жизни:
«Юность не признает властей, только вождей».
«Там, где прошел один, не осталось и следа, но каждый увидит, где прошла тысяча».
«Интеллигенты хотят преимуществ для себя; правдивые знают только обязанности».
«Мы ценим то, что доставляет трудности».
«Вену нельзя завоевать штыками, только музыкой».
И так далее, до бесконечности. Стоит чуть копнуть любой из довоенных годов жизни Шираха, сразу так и посыплются афоризмы.
«Завоевание» Вены, впрочем, состоится у него позже. Что же касается «довоенного» Шираха, то меня заинтересовал вопрос, а был ли у этого молодого еще человека, воспитанного в интеллигентной, артистической среде, такой период или хотя бы момент, когда он ощутил бы удушье от своих обязанностей, от своего словоблудия; когда бы ему, привыкшему к звукам скрипки, начали резать слух трубы, горны и топанье колонн… Или же это он сказал и про себя (печальный афоризм): «С плаца в балет не возвращаются».
