Журнал Русская жизнь - Гражданская война (октябрь 2008)
Там сидят интеллигенты на даче и вдруг слышат постановление Президиума Верховного Совета: «В связи с неуклонно растущим благосостоянием, идя навстречу пожеланиям широких масс трудящихся, - объявить 10 августа 1960 года Днем открытых убийств. В этот день всем гражданам Советского Союза, достигшим шестнадцатилетнего возраста, предоставляется право свободного умерщвления любых других граждан, за исключением лиц, упомянутых в пункте первом примечаний к настоящему Указу. Действие Указа вступает в силу 10 августа 1960 года в 6 часов 00 минут по московскому времени и прекращается в 24 часа 00 минут. Примечания. Пункт первый. Запрещается убийство: а) детей до 16-ти лет, б) одетых в форму военнослужащих и работников милиции и в) работников транспорта при исполнении служебных обязанностей. Пункт второй. Убийство, совершенное до или после указанного срока, равно как и убийство, совершенное с целью грабежа или являющееся результатом насилия над женщиной, будет рассматриваться как уголовное преступление и караться в соответствии с существующими законами. Москва. Кремль. Председатель Президиума Верховного…
Потом радио сказало:
- Передаем концерт легкой музыки…
Дальше начинается легкая музыка, то есть интеллигенты обсуждают между собой, что это и зачем. Художник-авангардист, для заработка рисующий плакаты, рисует плакат - кроваво-красное солнце, кроваво-красная лужа, труп в подворотне, на его фоне торжествующие юноша и девушка. Писатель размышляет о тщете литературы - все равно ведь никто никого не остановил! Любовница героя подговаривает его убить мужа. Разводиться не хочет, а убить - пожалуйста: очень он ее раздражает. Герой посылает ее подальше и выгоняет. «Слякоть», - бросает она ему. Герой много размышляет, как до этого дошло, и вспоминает, конечно, гражданскую войну: тогда ведь тоже все убивали всех! Но тут же перед ним встает светлый образ отца, комиссара, взятого в тридцать шестом одним из первых: судя по его уцелевшим письмам, он знал, за что воевал… «А в тридцать седьмом? - возражает ему друг. - Тогда тоже знали? Нет, милый, тогда каждый - каждого, и сейчас то же самое…»
В день убийств сам герой хочет отсидеться дома, но заставляет себя выйти на улицу: там, на Красной площади, напротив Мавзолея и кремлевской стены, в которую замурованы герои революции, он начинает было размышлять - «тот, кто первым сюда лег, этого не хотел», - но тут на него кто-то нападает сзади; ему удается отбиться и, что еще важней, преодолеть пароксизм ответной ярости. Потом герои собираются по случаю сорок третьей годовщины Октября и, радуясь, что уцелели, подводят итоги дня открытых убийств: в Москве убили около тысячи человек, а в Украине восприняли как директиву. Там все так воспринимают. Создали специальные отряды из молодежи. Из центра остановили в последний момент… В Нагорном Карабахе случилась чудовищная резня. А в Прибалтике не убили никого, и это сочли политической демонстрацией: вышло специальное постановление об усилении там политической работы.
Поразительно, как Даниэль все предсказал. Хотя, если честно, ничего поразительного: когда объявили настоящий день открытых убийств, то есть очередную свободу, все ровно так и вышло. Только тогда одним днем не ограничилось, так что поубивали несколько больше народу. Очередная гражданская приобрела форму братковских войн: тамбовские против солнцевских, грузинские против московских… И народу в этих войнах полегло, наверное, не меньше, чем в гражданскую. А если и меньше, то состав-то был тот же самый, самый уязвимый и самый необходимый во все времена: молодые мужчины.
Поначалу повесть Даниэля - который вообще всегда был в тени Синявского, его дерзких и ярких повестей, его крутого и безбашенного нрава, - воспринималась как мрачный анекдот о готовности населения выполнять любую директиву партии и правительства. Но анекдот на эту тему уже существовал; помните: «Товарищи! Завтра всех вас будут вешать! Вопросы есть?» - молчание, и вдруг одна рука. «Да!» - «А веревку свою приносить или вы дадите?»
Даниэль писал, конечно, не про это, его вещь шире - он о том, что милые люди, окружающие протагониста, уничтожили все тормоза. Да их никогда и не было, собственно. Они реально могут убить друг друга, и их не остановит ни тот факт, что они соотечественники, ни христианский запрет, ни врожденный инстинкт благоговения перед чудом жизни, который на самом деле древней и глубже религиозного чувства. Жизнь дешево стоит - даже тогда, когда написана эта вещь, в шестьдесят первом, в мирное, сравнительно благополучное время, отмеченное оттепельной симфонией государства и общества. Думаю, именно за эту повесть - обнаружившую роковую пустоту на месте всех идеологем - Синявский и Даниэль и пострадали прежде всего: «Что такое социалистический реализм?» им бы уж как-нибудь простили.
Я почти уверен, что если бы день открытых убийств был объявлен сегодня - уцелели бы не многие. Масштабы выкоса населения были бы примерно сопоставимы с той единственной гражданской (как все-таки талантлив Евтушенко! Ведь это он предложил Окуджаве вариант с «единственной» - у него было нейтральное «на той далекой, на гражданской». А она - единственная, всегда та же самая, и Окуджава на ней действительно погиб - трудно сомневаться, что октябрь 1993 года достался ему много тяжелей, чем подписантам «письма сорока трех»). Проблема в том, что российская власть, давно поднаторевшая в создании закрытых обществ, мастерски создает ситуацию, при которой любой хоть сколько-то мыслящий гражданин ненавидит себя, и все вместе терпеть не могут друг друга. Сейчас у нас ровно такая ситуация, и создает ее множество факторов: отсутствие внятной общей, да и личной цели (вертикальные лифты перевозят недалеко, и забираться в них приходится на четвереньках); страшное количество позорной, ничем не прикрытой, наглой лжи на всех этажах общества; подчеркнутый и столь же наглый аморализм большинства должностных лиц; агрессивная риторика, осознание внешней и внутренней угрозы, обострившееся «чувство врага», который везде… Я уже не предлагаю читать форумы и живые журналы - там даже самый невинный вопрос, вроде возрастных границ применения пустышки, немедленно вызывает реакцию столь непропорциональную, что страшно становится за всех этих людей, реальных, ездящих в одном с тобой транспорте. Россия - страна прекрасная и удивительная, но при всех своих несомненных плюсах она еще и абсолютный чемпион по созданию невыносимой атмосферы для подавляющего большинства ее населения. Сегодня душная злоба сгустилась, кажется, до предела, и объявить день открытых убийств снизу мешает только недостаток пассионарности. Все-таки, чтобы убивать, нужна хоть минимальная идея, а общество испорчено консьюмеризмом. Так что прав Борис Стругацкий - за этот самый мещанский консьюмеризм, столь ненавистный бескорыстным шестидесятникам, еще ухватятся как за последний тормоз: жрите сколько хотите, только не стреляйте.
Тошна, душна, самой себе невыносима сегодняшняя Россия. Падающего толкнуть - норма, оскорбить женщину, инвалида, ребенка - норма; убийство - доблесть, милосердие - трусость. Такого растления давно не было - со времен, пожалуй, предыдущей гражданской войны. Как ее ни романтизировали, сколько ни снимали кинематографических финалов с четырьмя всадниками на фоне восходящего солнца, тихо напевающими «Бьют свинцовые ливни, нам пророча беду», - кровь, грязь, а главное - мертвенная бесплодность этой войны очевидны были всем, кто о ней всерьез думал. Конечно, было и вдохновение, и счастье кратковременной свободы, и восторг строителей нового мира - все это отблеском легло на страницы «Чапаева» и даже «Конармии», - да только утопистов выбили первыми. Остались одни Курдюковы, составляющие большинство победителей во время всякой войны. По крайней мере - гражданской. И жить вместе они по-прежнему не научились - это еще одно доказательство, что гражданской войны в России не было. Была бойня, в которой поучаствовали все. Ведь один из главных итогов гражданской войны всегда сводится к тому, что люди преодолевают исходное противоречие, смиряются, начинают жить вместе… А в России вслед за «Незабываемым 1919-м» наступили столь же незабываемые 1937, 1949, 1963, 1993, далее везде. Боен будет еще много, и слава Богу, что пока существует виртуальное пространство, где они развертываются бескровно. Но что-то подсказывает мне, что и это ненадолго.
А гражданской войны не будет, не надейтесь. Для гражданской войны, как и для гражданского общества, нужны граждане.
* ОБРАЗЫ *
Захар Прилепин
Terra Tartarara
Это случилось, когда ничего уже случиться не могло
Все, как всегда, началось неожиданно. Спустя три дня уже никто не мог поверить, что всего этого не было еще неделю назад.
