Александр Кукаркин - Мифы западного кино
Такого рода насилие над человеческой психикой, как бы ни были благоприятны для этого общественно-политические условия, не может культивировать долго даже самое изощренное искусство. Духовный яд подобного искусства стал претить не только широким массам зрителей, но даже тому «разбитому поколению» молодых людей, которые впитали его чуть ли не с молоком матери и представители которого не раз выводились в качестве героев «черного» фильма. Один из признанных лидеров американских «битников[2]» писатель Джек Керуак с гневом воскликнул однажды:
«Да будут прокляты те, кто думает, будто разбитое поколение означает преступление, правонарушение и аморальность... Да будут прокляты те, кто верит в атомную бомбу, кто верит в ненависть и наполняет наши книги, экраны и дома всей этой мерзостью; воистину проклятие тем, кто делает злобные фильмы о «поколении разбитых», где ужасные «битники» насилуют кротких домохозяек!»
Изменившееся повсеместно на Западе уже в 50-е годы отношение к «черному» фильму сбило моду на него и заставило перестраиваться его создателей. Фильм «Крысы» представляет собой в этом отношении показательный пример: наивно, конечно, было бы думать, что режиссер Сьодмак не заметил несоответствия актерской трактовки роли героини Марией Шелл сценарному замыслу образа. В конце концов даже ножницы монтажера могли ведь убрать человечные улыбки актрисы! И то, что этого не было сделано (как знать, может быть, в актерской удаче Шелл в какой-то степени повинен и сам Сьодмак), свидетельствует о гибкости и новом подходе одного из крупнейших мастеров «черного» фильма к своему ремеслу.
Все вышесказанное не означает, конечно, что «черные» фильмы отошли уже в прошлое. Нет, они продолжают существовать и поныне, претерпев лишь определенные изменения в господствующей тематике. Психопатология все чаще и чаще заменяется «добрым старым» гиньолем, где страшные чудовища, белокурые красавицы-убийцы обглоданные скелеты, убийственные лучи и прочие страсти мелькают на экране как в калейдоскопе. Каждая смена направлений в искусстве накладывает, однако, известный отпечаток на содержание и форму даже самых традиционных жанров. То же самое произошло и с современными фильмами ужасов: их «цвет» стал более темным, чем некогда, в 30-х годах. «В фильмы ужасов вошла новая разновидность дьявольски утонченной ненависти к человеку, — сокрушенно писала летом 1966 года канадская газета «Торонто дейли стар». — Пытки стали показываться во всех деталях с клинической точностью. Общепринятым стало изображение крупным планом кровоточащих ран и всевозможных увечий». Уже сами названия таких фильмов дают им красноречивую характеристику: «Тайна кричащего черепа», «Ночь оборотня», «Смерть подкрадывается через подметку», «Нашествие людей с летающих тарелок», «Операция «Страх», «Три лица страха», «Коктейль для трупа»... Белый экран на Западе порой напоминает теперь собой саван. Из серии в серию переходят «новые» антигерои - Сатаник, Садик, Дьяболик, Барбарелла, Криминал, конкурируя с возрожденными Франкенштейном, Дракулой и даже неким Фу-Манчу, «который поражал зрителей до войны и который снова появился в кинотеатрах, еще более жестокий, чем прежде» (из рекламы английской фирмы «Хаммер филмз», специализирующейся исключительно на выпуске серийных и несерийных ужасов).
Особенно широко использует для демонстрации модернизированных в «черном» духе гиньольных произведений телевидение. Американский журнал «Ньюсуик» отмечал в статье под заголовком «Сумасшествие за деньги», что фильмы, наполненные всякого рода страхами, занимают основное место в «развлекательных» телепередачах. А другой журнал, «Знаменитые чудовища кино» (надо же затеять такое издание!), пророчествовал: «Может быть, не так уж далек тот день, когда витамины будут заменены вита-монстрами... а самый обычный аспирин - таблетками, называемыми страх-пирином».
Страх... В разных видах и очень часто глядит он с экранов капиталистического мира, отражая, как в зеркале, искаженное ужасом перед ходом истории лицо этого мира. Но, как показывает опыт, реакционные течения буржуазного кино из-за своей грубой тенденциозности и откровенного антигуманизма в конце концов неизбежно дискредитируют себя. Нет сомнения, что такая же судьба ожидает и вошедший в моду гиньоль, возрожденный на новой технической и идейной основе. Вита-монстры не заменят витамины, а их производителям не помогут никакие мифические таблетки страх-пирина.
«Новый Лаокоон»
О массовой кинопродукции Запада можно написать еще многое, ибо она почти бесконечна по километрам накрученной пленки. И всякая точка здесь неизбежно выглядит многоточием, олицетворяющим непрерывно растущий фантасмагорический ком этой пленки. Однако как у самой кинопленки имеется определенная основа (называемая триацетатцеллюлозой), так имеется собственная основа и у зрелищной продукции. О ней говорилось во вступительной главе этой книжки, некоторые обобщающие выводы читатель смог сделать и из последующего разговора о конкретных направлениях, жанрах, произведениях. Тем не менее кое-что добавить к сказанному необходимо.
Существует предание, что к первому опыту в области искусств человека еще в доисторические времена побудила любовь. Возможно, это было и не так; никому доподлинно этого знать не дано. Но разве тут важна буквальная достоверность? Куда большее значение имеет другое: концентрированная образная мысль. А мысль эта прекрасна и глубока. Искусство как порождение любви (понимаемой в самом широком смысле) - это ли не высший пьедестал почета, на который только могло возвести его благодарное человечество?
Очевидно совершенно, что к зарубежному коммерческому кино чаще всего приходится подходить совсем с иными критериями. О природе и характере этих критериев написано множество горьких и гневных слов, делались не раз попытки и образного их выражения. Приведу пример.
В одном западном журнале как-то был помещен аллегорический рисунок: из маленькой бобины длинной лентой вьется кинопленка, опоясывая собой многократно земной шар. Рисунок этот отнюдь не претендовал бы на оригинальность, если бы на последнем витке лента не переходила в извивающееся тело змеи, увенчанное зловещей головой. А это было уже необычно. Здесь - своя мысль, свое отношение.
По выражению древнего автора, изображение змеи «есть великий и отвращающий символ». Какую же отвращающую оскомину сумел набить кинематограф художнику!
Никто из советских людей не может разделять такого отношения к кино: мы воспитаны на другом искусстве, чистом и человечном, ставшем самым любимым. Вряд ли кто из нас согласится со столь беспросветно мрачной оценкой и западного кино в целом. От фильмов Чарльза Чаплина и Рене Клера до картин итальянских неореалистов и американца Стенли Креймера - сколько замечательных произведений видели мы на наших экранах!
Очевидно, все дело в пропорциях. У нас идут, как правило, прогрессивные фильмы капиталистическое стран (когда их, конечно, нам соглашаются продать, что бывает далеко не всегда) и незначительное число сравнительно лучших развлекательных картин. На Западе же настоящие произведения искусства утопают в необозримом потоке малохудожественной массовой продукции и изрядном количестве откровенно реакционных, антигуманистических фильмов (не попадающих, естественно, в наши кинотеатры вообще).
Но если отвергаешь что-то, то почти всегда возникает внутренняя потребность найти более приемлемое решение. Когда мой знакомый молодой художник увидел описанный выше рисунок, он сразу же предложил свой контрвариант. Его читатель и видит на обложке этой книжки. Насколько опыт оказался удачным - судить не берусь и своего мнения навязывать не хочу (в данном случае оно ведь не беспристрастно). Сопровожу лишь этот рисунок несколькими пояснительными словами.
Многим известен, наверное, античный миф о Лаокооне, увековеченный в скульптуре древнегреческих мастеров Агесандра, Афинодора и Полидора. Лаокоон предостерегал троянцев от огромного деревянного коня, оставленного им греками накануне решающего сражения. Троянцы не прислушались к предупреждению и высмеяли опасения своего соплеменника, за что жестоко поплатились: группа греков, спрятавшись в чреве коня, сумела проникнуть в неприступную Трою и предрекла тем самым ее падение. Трагической оказалась и судьба самого мудрого патриота: покровительница греков богиня Афина Паллада выслала из моря змей, которые задушили Лаокоона и его сыновей. Их гибель в кольцах змей и получила необыкновенно выразительное отображение в скульптурной группе, сохранившейся с I века до нашей эры.
Мифы древней Греции были глубоко поэтическими образами, служившими, по мысли Карла Маркса, почвой и арсеналом греческого искусства. Для Гомера и других поэтов античности мифологические образы не носили отвлеченно-аллегорического характера, а были живыми, конкретными существами, наделенными собственной биографией. Они отражали в себе объективный мир, раскрывали его различные стороны.
