Александр Хаминский - Пейсбук
Корр.: Вы, судя по всему, с юности не приемлите идеи коммунизма, которые в те годы были для всех нормой? Чуть позже, в годы перемен, нашли ли вы себя в политике?
А. Х.: Я с пеленок не приемлю идеи стадного инстинкта. Великолепный Маяковский с безумно красивыми словами «а Вы ноктюрн сыграть смогли бы на флейтах водосточных труб?» одновременно является автором «Левого марша». Помните: «Кто там шагает правой? Левой! Левой!». Потому я с десяти лет взахлеб читал Вознесенского, а в тринадцать прочитал «Альтист Данилов» Вл. Орлова. Эта книга открыла мне глаза на жизнь. Главные герои – любовь и терпимость, я бы сказал всепобеждающие любовь и терпимость. И никакие обстоятельства не могут сломать человека, если он Человек и он свободен. Кстати, описываемые события происходят в начале 70-х в Советском Союзе, но читатель ни на секунду не вспоминает ни о программе «Время», ни о XXIV съезде КПСС, ни о пустых полках магазинов.
Конечно, потом, в конце 80-х – начале 90-х мы все были политизированы, заряжены сначала 1-м Съездом народных депутатов СССР, потом августом 1991-го и развалом Союза, расстрелом Белого дома… Именно с расстрела Белого дома началось мое аполитичное настоящее. Я не был на стороне ни одних, ни других. Но стране нужна была власть после двух лет безвластия и я принял тот исход, который произошел. Потом в течение 6-ти лет у нас был какой-никакой парламентский плюрализм, потом и это закончилось. А я к тому времени уже настолько охладел к политике, что даже родилось выражение «у них своя внешняя политика, а у меня своя внутренняя».
Корр.: Вашему мышлению не откажешь в индивидуальности! А каков ваш стиль и насколько он для вас важен?
А. Х.: Вы знаете, 20 лет я занимаюсь правом, и долгие годы моей спецодеждой были костюм, рубашка и галстук. Это была формальная одежда, я в ней выступал в суде, принимал посетителей, выезжал на переговоры. Мне было удобно и комфортно. До поры до времени. Пока я не услышал и не увидел себя со стороны в какой-то телепередаче. На меня с экрана смотрел дядька, на вид старше чем я, и говорил какими-то до тошноты правильными фразами, будто цитировал арбитражный процессуальный кодекс. Признаюсь, сначала я расстроился. Потом начал прислушиваться к себе в различных ситуациях, не связанных с работой. И ужаснулся! Даже в плавках на пляже я разговариваю, словно адвокат в судебном заседании! Я попытался по-другому – не получилось! Поехал в отпуск, вернулся – все то же самое! И тогда я снял галстук!
Потом я поменял костюм на пиджак и брюки, брюки на джинсы, рубашку на пуговицах на рубашку на запонках. Я двигался очень плавно, постепенно вживаясь в себя нового. Ведь здесь небольшой перебор – и уже китч, безвкусица. И в один прекрасный день я заговорил! Просто, понятно, доброжелательно. Сейчас я одеваюсь в основном smart casual и живу в гармонии сам с собой.
Корр.: А правда ли, что одежда дорогих брендов приносит некий лоск, или блеск своим владельцам? Что человек, одетый как с обложки глянцевого журнала, мыслит в соответствие со своим внешним видом?
А. Х.: (смеется) А вы сомалийского пирата оденьте в Версаче и спросите об идеалах гуманизма и красоты! Это и будет ответом на ваш вопрос.
Мне кажется, прямой зависимости здесь нет. Считаются очень хорошими костюмы Brioni. И у меня такие, естественно, есть. Я их покупаю, потом везу в ателье на улицу Королева за телецентром, мне там разбирают и пиджак, и брюки, потом собирают по моей, кстати, более чем стандартной, фигуре; так получается очень хороший костюм, но уже не совсем Brioni. Но, с другой стороны, это практически заказной Brioni, этакий be spoke. Становлюсь ли я от этого лучше, круче, интереснее? Да нет, конечно! Я же хожу в джинсах!
Корр.: Сейчас столько новых ярких талантливых имен, отечественные дизайнеры дают показы в Париже, Милане и Лондоне. Может не изобретать велосипед и обратиться к ним? Сразу сделают индивидуально и исключительно для вас?
А. Х.: К сожалению, основная масса вещей российских дизайнеров – это «качество ателье». Почти четверть века назад я сам начинал в индустрии моды и о качестве швейных изделий знаю практически все. Мы недалеко ушли от кооперативов 80-х годов: все те же оверлоки 51-го класса сорокалетней давности да прямострочные подольские или оршанские машины. И наш ручной труд – это не «их» ручной труд. Возвращаясь к своему костюму хотел заметить, что в моем ателье никто не трогает вшитый вручную рукав и не распарывает простеганные также вручную борта! А просто придают нужный мне силуэт. При заказном производстве в России никто не собирет правильно пиджак. Повторяю: никто! И на одном квасном патриотизме Savile Row не построишь!
Корр.: Александр, позвольте!!! Я могу назвать вам с десяток имен…
А. Х.: А вы позвоните в Mercedes и спросите, почему они здесь свои машины не строят? То ли место проклятое, ответят они, то ли руки не оттуда растут!
Корр.: Вы хотите сказать, что при нашей жизни, то есть в ближайшие 20–30 лет мы не дождемся никаких глобальных изменений в лучшую сторону?
А. Х.: Хочу обратить ваше внимание, что 20–30 лет – срок сам по себе не глобальный. Я на днях вернулся из Эдинбурга и знаете, что меня там поразило? Идешь по какой-нибудь забытой Б-гом улочке и какие же дома сменяют друг друга! 100 лет, потом вдруг 800, следующему – 500 и т. д. Подобное я видел лишь в Риме! Итальянцы последние лет 700 пекут потрясающе вкусный хлеб и как минимум 2000 лет строят ни с чем не сравнимые здания. Нам бы тоже обратить внимание на нашу историю и культуру! Попробуйте вместо кино сходить в музеи Московского Кремля и почувствуйте разницу!
Не дай нам Б-г жить в эпоху перемен! В 91-м мы так резко сменили курс, что ошибочно показалось, что и все остальное сможем поменять также быстро. Однако чудес не бывает. Тот самый пресловутый средний класс, который у нас рассматривается как экономическая категория, в странах с традиционной демократией скорее имеет политическую составляющую. Это самый устойчивый слой общества, не заинтересованный в революциях и реформах. Буржуа, бюргеры… Короче, электорат. Их не трогай, они проголосуют. Но знаете, они же и работать умеют. Я видел, как во Франции работают работники-французы, в Германии – работники-немцы, в Голландии – работники-голландцы. А такого качества сельскохозяйственной продукции, которого достигли английские крестьяне, я не видел ни в одной стране!
Нам сначала нужно вырастить собственные поколения специалистов, которые в массе своей смогут качественно работать в области, которую выбрали.
Корр.: Знаете, это уже скорее сослагательное наклонение: что будет через 30 лет, если через 20 у нас появятся качественно новые сограждане?! Мерседесы начнут выпекаться в русской печи?
А. Х.: С таким скепсисом мы еще вспомним, что олигархи страну разворовали! Не поленитесь, посмотрите и проанализируйте списки российского Forbs за последние несколько лет. Так крайне мало людей, которые успели поучаствовать в чековой или залоговой приватизации. Подавляющее большинство – self-made-men, люди, сами себя создавшие. И за ними сотни миллионов, миллиарды рублей, долларов и евро. А самое главное – миллионы созданных рабочих мест, оригинальные системы управления производственными процессами, интеграция в мировое экономическое сообщество. Наше современное общество еще очень молодо, и процесс накопления стартового капитала зачастую относительно более прост, чем взрослое и осознанное управление сформировавшимися ресурсами.
Корр.: А сколько светлых умов за последние десятилетия покинули страну, сколько продолжают уезжать? Останься они здесь, все могло быть лучше!
А. Х.: Знаете, люди уезжают не от хорошей жизни, а в поисках таковой. Я не говорю о диссидентах, которых власти просто выдавили из страны. Это позор той эпохи, и объективная оценка историей уже дана. Все остальные являются простыми трудовыми мигрантами. Они экономически здесь не состоялись и уехали в поисках новой, лучшей жизни. Как ирландцы в 19-м веке отправились в Австралию, итальянцы в 20-м – в Америку, таджики в конце 20-го – в Россию. Все они имеют разную квалификацию, кто-то метет улицу, кто-то строит дома и дороги, но кто-то работает врачом и программистом, ведет свой бизнес либо помогает соотечественникам советом. Есть такая закономерность: уезжают в экономически более развитые и благополучные страны, а социальный статус получают, в подавляющем случае, значительно более низкий, чем оставили на родине.
Корр.: И поэтому вы, такой благополучный и успешный, никуда не уехали. Или был искус?
А. Х.: А вы когда-нибудь представляли себе, что значит уехать? Закончить все дела, подвести черту, собрать 2–3 чемодана и…
Но на эти темы я рассуждаю чисто гипотетически. Понимаете, мне всегда было, чем заняться. И я выбирал «стену», упирался и не успокаивался, пока не вскарабкивался на нее. А не горизонте маячила уже другая «стена». И мне было не до глупостей, я всегда отвечал за своих близких, родных и друзей, за сотрудников, в конце концов! Я востребован, у меня миллион обязательств, работа!
