Харуки Мураками - Край обетованный
Приходилось тяжко. Бывало, работали по шестнадцать часов в сутки. Люди буквально валились с ног, а тут еще с питанием возникли проблемы. Как-то мы просидели без еды целых два дня. Как и следовало ожидать, начались жалобы. Некоторые отказывались выходить на работу. Без привычки мое тело покрылось ссадинами и ожогами. Я ходил с почерневшим лицом, в очках с треснувшими стеклами. Но ни один человек не сбежал, не оставил своего места. «Это все ради спасения. А во имя этого можно и потерпеть», – убеждал я себя.
Через какое-то время меня произвели в «мастера». Наверное, наверху все же оценили, как я командовал группой анимэ и надрывался на сварочных работах. Что значит стать «мастером»? Человеку выдают повязку, курта76 и говорят: «Давай, действуй!» Только и всего. Однако после этого начинаешь по-другому смотреть на мир. Меня вдруг зауважали приятели, они стали почтительны и вежливы, и я снова подумал, сколь велика разница между «мастерами» и теми, кто стоит ниже.
Теперь для меня открылись двери Сатиама № 7. Этот объект охранялся очень строго, доступ туда имели всего несколько человек. В Сатиаме № 7 стояли те самые наши цистерны. Похоже было на химический завод. Стоило туда войти, как тут же накатывало неприятное, гнетущее чувство. Словами его не передашь. «Что же они собираются здесь делать? » – гадал я, но в голову ничего не приходило. Зал высотой в три этажа, ряд огромных цистерн и непередаваемая вонь. Как будто в одну посуду слили все мыслимые химические реагенты. Свет какой-то зловещий. Все ржавое, на полу лужи. В воздухе непонятный белесый туман. Все, кто там работал, были с подорванным здоровьем. Ходили, пошатываясь, как во сне. «Спят, что ли, мало?» – подумал я, увидев их в первый раз.
Что там происходило на самом деле – об этом оставалось только догадываться, хоть я и видел, сколько на все это тратится денег. Складывалось впечатление, что для «Аум» этот объект – как передовая линия, через которую пролегает путь к спасению. Наблюдать за работой в Сатиаме № 7 могли только люди из узкого круга, я считал большой честью быть в их числе и все равно продолжал ломать голову: «Что бы это значило? На оружие вроде не похоже…»
В 94-м году, как помнится, осенью, там что-то случилось. Я отдыхал после смены на третьем этаже, когда из глубины здания, где стояло оборудование, стал подниматься белый дымок, вроде того, который выделяет сухой лед, когда его бросишь в воду. Парень, сидевший со мной рядом, крикнул: «Бежим отсюда!» – ив панике бросился к выходу. Я втянул в себя немного воздуха – в глазах потемнело, почувствовал острую резь в горле. Запахло какой-то кислотой. Я понял: «Больше здесь оставаться нельзя. Иначе конец!» Опасное было местечко, что ни говори.
1 января 1995-го был получен приказ замаскировать объект: «Изобразите что-нибудь вроде лика Шивы, чтобы не догадались, что здесь на самом деле», теня выбрали арг-директором приема, пичью завезли огромные пенопластовые панели, и, укрывая оборудование, мы сажали их на клей.
Но ведь цистерн было много, да еще такого размера. Как их можно спрятать?
Для начала отгородили ту часть здания, где было оборудование. На стенку прилепили вырезанного из пенопласта Шиву. Остальное обили досками, приладили ступеньки, устроили алтари. Второй этаж замаскировали так: расставили перегородки – получилось что-то вроде лабиринта. Знаете, фотовыставки так оформляют. Сверху сказали: делайте, чтобы стало незаметно. Вот мы и делали. Месяц промучились. В основном работали ребята из строительной бригады Киёхидэ Хаякавы77. Электричеством заведовал Ясуо Хаяси78. А я был по художественной части. Рисовал лицо Шивы и прочее. Вышло, конечно, ужасно.
«Ну кто на это купится? Любому же видно, что это такое», – думал я. К нам заглянул Хироми Симада79, посмотрел и сказал: «Прямо храм какой-то». Короче, полная ерунда. Но все предпочитали держать язык за зубами – боялись Хаякаву.
20 марта, когда в метро распылили зарин, меня в бригаде сварщиков не было. Я поехал в «Сэйрю сёдзя» помогать Кадзуми Ватанабэ. Он считался вторым человеком в Министерстве науки и техники. Мне поручили проверять детали и запчасти. Там я и услышал о случившемся. У меня мысли не было, что «Аум» может быть причастен к этому. Из того, что я слышал, можно было предположить, что братство взялось бы за оружие, если бы напали масоны или, скажем, американцы, но убивать людей просто так, без разбора… Нереально. Это же настоящий терроризм.
Однако через два дня в Камикуисики ворвалась полиция. Услышав, что там собралось почти две с половиной тысячи полицейских, я понял: дело серьезное. В «Сэйрю сёдзя» в тот день они почему-то не явились. Мы собрали все чертежи, схемы, планы, которые могли показаться подозрительными, и сожгли. В костер полетели книги и другая литература об оружии из кабинета Мураи. Нашли и пуленепробиваемые жилеты, их порезали на куски. В «Сэйрю сёдзя» нагрянули как раз после того, как застрелили Кунимацу80.
Подозрения, что в токийском метро поработали «аумовцы», появились, когда я своими глазами увидел машину, вроде бы для распыления зарина. Это было в апреле, если не ошибаюсь. До рейда полиции или после – точно не помню. По-моему, после.
Где вы ее видели?
В «Сэйрю сёдзя». Здоровый грузовик с трубой. Я был в шоке – если бы полиция до него добралась, нам всем мало бы не показалось. Хорошо наверху вовремя спохватились и приказали демонтировать этот агрегат. Взялись вдесятером и разобрали его на части.
После полицейского рейда делать в «Сэйрю сёдзя» стало нечего, и все пятьдесят человек, которые там находились, уехали в Токио распространять листовки. Я же перебрался в Сатиам № 5, где устроили переплетную мастерскую. Помогал там и заодно под контролем Тацуко Мураока81 рисовал комиксы, карикатуры на полицию, арестовывающую людей. Как раз в это время зарезали Мураи. Я был поражен, услышав эту новость, но в то же время мне как-то стало легче. Очень трудно передать мои ощущения. Как сказать?.. Мне показалось, что «Аум» пришел конец. Вообще это непередаваемо. Я впал в какой-то ступор. Думал: «Все! С меня хватит», хотя толком не понимал своего состояния. Но порвать тогда с «Аум» духу не хватило – мне казалось, лучше попытаться просто раствориться в пространстве. И потом у меня были свои представления о собственном достоинстве – я считал, что человеку, ставшему «мастером», сбежать не позволяет гордость. Короче, все перепуталось, но все-таки желание соскочить с поезда я в себе подавил.
Уважения к Сёко Асахаре у меня порядком поубавилось. Что ни говори, у него один прокол следовал за другим. Предсказания его не сбывались.
Ни те, что он сделал на Исигакидзиме82, ни в отношении кометы Остина83. Самана уже в открытую говорили, что «у Учителя большие проблемы с провидческим даром».
Мураи лишь тупо выполнял, что бы ему ни говорили сверху, отвечая на любой приказ почтительным «будет исполнено». Глядя на это, я все глубже погружался в сомнения. Пошел ропот и среди людей, стоявших в нашей иерархии ниже меня. Я уже с трудом выносил окружавшую нас атмосферу корысти и расчета, но никак не мог набраться смелости, чтобы уйти.
Я был шестеренкой в механизме и не представлял, чем буду заниматься, если все-таки решусь спрыгнуть с корабля. И только после смерти Мураи почувствовал, что могу вернуться к прежнему.
Мураи играл большую роль в моей жизни. Если подумать, с ним были связаны все мои перемещения. Это касается и типографии, и группы анимации. Оборудование, другие технические вопросы тоже имели к нему прямое отношение. Для меня он был символом «Аум» – следующим после Асахары. Тем не менее, узнав о его смерти, я не только не расстроился, а даже вздохнул с облегчением: «Уф-ф! Теперь-то я свободен». Нельзя, конечно, так говорить…
Но обрести свободу я не успел – меня арестовали. Кто-то мне сказал, что Икуо Хаяси и Масами Цутия84 дали показания, во всем признались и теперь надо ждать арестов среди тех, кто был приписан к Министерству науки и техники. «Ну, тогда и меня возьмут», – пошутил я, не подозревая, что ордер уже выписан. Мое имя появилось в газетах: «Разыскивается за убийство и покушение на убийство». Это было 20 мая 1995 года. Естественно, я никого не убивал, но за то, что мне предъявляли, полагалась либо смертная казнь, либо пожизненное заключение. Я был в шоке.
Что мне оставалось делать? Пуститься в бега? Бесполезно. Сверху поступил совет сдаться полиции. Я так и сделал – явился в полицейское управление префектуры Яманаси. Сначала я молчал. Три дня твердил, что отказываюсь отвечать. Но не мог же я молчать бесконечно. И хотя «Аум» грозила мне вечными муками, если я не удержу язык за зубами, веры в эти угрозы у меня уже не было. Я решил: бог с ними, с муками, и выложил следователю все подчистую.
