Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
Обычно говорят, что история не имеет сослагательного наклонения. Но это не означает фатальности исторического развития. Это значит лишь то, что история пошла так, а не иначе. Но вполне могла пойти и по другому сценарию. Державы-победительницы в Первой мировой войне могли повести себя иначе во время заключения перемирия с Германией, а затем и мирного договора. И дело даже не в том, что с Германией обошлись крайне жестко, связав ее по рукам и ногам условиями, которые Гитлер позже стал называть «версальским диктатом». Гораздо опаснее было другое. По итогам военных действий немцы не чувствовали себя проигравшей стороной. Так же как не ощущали своей исторической вины за случившееся. В этом, конечно, была большая доля лукавства со стороны Верховного германского командования. Гинденбург, Людендорф и другие германские военачальники осенью 1918 года требовали от политического руководства своей страны скорейшего заключения мира, потому что прекрасно понимали истинное положение дел в армии, разваливавшейся на глазах. Но формально на момент перемирия не Союзники находились на территории Германии, а немецкие войска все еще стояли во Франции и Бельгии. Если бы союзные армии дошли до Берлина и в столице Рейха продиктовали свои, пусть даже самые жесткие условия, никаких сомнений у немцев не осталось бы — они проиграли. Но этого не произошло. Союзники сами были на последнем издыхании, и продвижение вглубь германской территории могло закончиться для них катастрофой. Не только военной, но и революционной. Этого лидеры Англии и Франции никак не могли допустить.
С сомнениями в том, что они проиграли войну, связана и другая, важная для немцев проблема — исторической вины за ее развязывание. Если бы Первая мировая война завершилась в Берлине и сразу после этого состоялся международный трибунал, на котором Союзники смогли бы доказать историческую вину немцев и австрийцев в ее развязывании, последующее развитие событий, самые жесткие меры наказания виновных были бы восприняты населением поверженной Германии совсем иначе. Справедливости ради надо сказать, что англичане и французы вынашивали план суда над кайзером Вильгельмом II, но его отказалась выдавать Голландия, предоставившая экс-монарху политическое убежище. Настойчивости никто проявлять не стал — вина Германии и ее кайзера в развязывании мировой войны выглядела не столь неоспоримо, как об этом было принято писать. Да и сам процесс с непредсказуемым результатом мог затянуться на многие месяцы, а то и годы. Поэтому решение Голландии всех устроило. Союзники повозмущались немного и успокоились. В результате «версальский диктат» был навязан нации, не только не считавшей себя проигравшей стороной, но и сильно сомневавшейся в собственной вине.
Была, правда, еще надежда, что Лига Наций, созданная, чтобы поддерживать мир и порядок в послевоенных международных отношениях, сумеет взять ситуацию в Европе под свой контроль. Но из этой затеи ничего не вышло. Организация, несмотря на благие помыслы ее создателей, получилась с самого начала ущербной. Прежде всего потому, что за ее бортом в силу разных причин остались сразу три великие державы, включая саму Германию. Дальнейшие попытки исправить положение неизменно наталкивались на неразрешимые противоречия. Лига Наций так и не стала тем наднациональным органом, который должен был разрешать конфликтные ситуации, возникающие у национальных государств-участников. Ситуация усугублялась тем, что на протяжении всех 20-х годов Советская Россия посредством подрывной деятельности Коминтерна пыталась всячески дестабилизировать ситуацию в Европе. Между СССР и странами Запада на этой почве развилось стойкое взаимное неприятие, последствия которого не преодолены фактически до настоящего времени.
Со своей стороны, Соединенные Штаты, принявшие самое активное участие в послевоенном замирении Европы, быстро вернулись к своей традиционной политике самоизоляции, демонстрируя желание участвовать исключительно в решении вопросов финансового урегулирования. В этом Соединенные Штаты, безусловно, преуспели, но их активное участие в послевоенном экономическом возрождении Германии имело побочный эффект. Неокрепшая германская экономика, нашпигованная дешевыми американскими кредитами, больнее других европейских экономик почувствовала на себе влияние экономического кризиса, разразившегося в Америке в конце 20-х годов. Кризис привел к росту безработицы и резкому ухудшению уровня жизни немцев, которые за предшествовавшие несколько лет успели привыкнуть к новым, возросшим жизненным стандартам. Результатом жесткого экономического кризиса стал приход нацистов к власти. Маловлиятельная региональная партия Гитлера буквально за два года превратилась в ведущую политическую силу Рейха.
Гитлер быстро уловил господствовавшие в немецком обществе настроения — избавление от «версальского диктата» и возрождение «великой Германии». В той или иной степени, эти мысли разделяли все ведущие политические силы страны. Но лишь у Гитлера хватило авантюризма и политической воли претворить свои планы в жизнь без оглядки на страны Запада. Свои главные преступления, по которым Гитлера оценивают сегодня, германский фюрер совершил уже в годы Второй мировой войны, а тогда, в середине 1930-х годов, он без всяких натяжек превратился в подлинного национального героя, увлекшего за собой весь германский народ.
Когда гитлеровская Германия, покинув основные европейские институты, начинала свою борьбу с «версальским диктатом», ее вполне можно было остановить. Применением против нее суровых санкций и силы. Но для этого необходимо было единство стран Запада, которого не наблюдалось. Англичане не желали установления господства Франции на континенте. Им нужна была сильная Германия, которая выступала бы противовесом Франции. Еще во время Парижской мирной конференции заметно было желание Англии не допустить чрезмерного ослабления Германии. Эта же британская политика продолжилась в новых условиях уже в 30-е годы, после прихода Гитлера к власти. В свою очередь, французы опасались прибегать к силовым методам, не чувствуя за собой полной поддержки со стороны Англии. Англо-французскими противоречиями ловко воспользовалась гитлеровская дипломатия, которая шаг за шагом возвращала Германии утраченные после Версальского мира позиции. Большим успехом гитлеровской дипломатии стал переход Италии из стана ее главных противников в категорию союзников. Гитлер, единственный в Европе, поддержал амбициозные и авантюрные планы Муссолини по созданию новой Римской империи, чем завоевал расположение дуче и отколол Италию от единого блока с Англией и Францией. Быстрый переход Италии из стана противников возрождения сильной Германии в стан ближайших союзников Гитлера сделал необратимым процесс возрождения сильной Германии. После этого вопрос ликвидации послевоенной версальско-локарнской системы в Европе сделался лишь вопросом времени.
С середины 1930-х годов английская дипломатия начала проводить политику умиротворения Германии, шаг за шагом сдавая положения Парижского мирного договора 1919 года. За англичанами нехотя следовали французы. К 1939 году Гитлеру удалось вернуть все, что было утрачено Германией по итогам Первой мировой войны. Оставался лишь Данциг и польский коридор. Сегодня большинство специалистов полагают, что до раздела Чехословакии и возвращения Германии Судет Гитлера еще можно было сдержать с помощью силы, но после всех уступок 1938 года это стало уже проблематично. Наверное, 1938 год действительно можно назвать определяющим. В 1939 году европейская война сделалась уже неизбежной.
Оставалась, правда, еще слабая надежда на то, что Англии и Франции удастся договориться с Советским Союзом и коллективно сдержать Гитлера. Но Гитлер снова переиграл своих оппонентов. Ему удалось развалить возможную антигерманскую коалицию на стадии ее зарождения. Сталин не устоял перед искушением загрести жар чужими руками. Советскому Союзу не нужна была большая европейская война, тем более что он не был к ней готов. Но соблазн заполучить утраченные Российской империей в результате Первой мировой войны территории и даже приобрести новые, не прибегая при этом к силе оружия, оказался столь велик, что Сталин не устоял. Кроме того, это сразу же возвращало Советский Союз на ведущие роли в большой европейской политике, куда большевиков не пускали все годы, разделявшие две мировые войны. Оценивать советско-германский пакт о ненападении и секретное приложение к нему с моральной точки зрения не имеет смысла. Сталин, как и Гитлер, был далек от морали в политике. Но советский вождь просчитался и с практической точки зрения, в том, что принято называть «реальной политикой». Решив, что от союза с Гитлером он получит больше, а затем, втравив Германию в большую войну на Западе, сможет в одиночку пожинать ее плоды, Сталин допустил стратегическую ошибку, за которую Советский Союз заплатил миллионами жизней своих граждан. Но в сентябре 1939 года об этом, конечно, никто не думал.
