Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6495 ( № 15 2015)
Что поделаешь, если такие времена наступили уродские – торжества олигархов, всевластных чиновников, тотальной попсы? Книги ведь не виноваты. Когда-нибудь культуру снова будут ценить. Чем больше эти книги проживут на свете, тем больше людей они обрадуют.
Все, кто может, – помогите спасать книги!
Волонтёры
Комментарий отдела «Общество»:
Первая наша реакция: не может быть! Ведь вся страна остро отреагировала на катастрофу. Президент РАН академик В. Фортов назвал её «Чернобылем российской науки». Думалось, что на преодоление последствий будут брошены все нужные силы и ресурсы.
И вдруг оказывается, что и через два месяца завалы книг и мусора не разобраны, что под угрозой выброса на свалку (!) оказались ценнейшие раритетные издания. Часть из них погибла, поскольку вовремя строителей не успели остановить.
А сайт ИНИОНа подал событие в духе «всё нормально», сообщив: «В ходе плановых работ по ликвидации последствий пожара в здании ИНИОН РАН была эвакуирована из-под завалов часть фондов Института мировой литературы РАН. Благодаря ручному разбору удалось эвакуировать 8–10 тыс. уцелевших экземпляров. Книги оперативно упакованы и отправлены на заморозку на хладокомбинат».
В недавнем интервью директор ИНИОНа Ю. Пивоваров на вопрос: «Достаточна ли помощь государства?» – ответил:
– ФАНО делает очень много для ликвидации последствий пожара. Есть поддержка Академии наук. Но этого всё равно не хватает. Поэтому я написал письмо председателю правительства Дмитрию Медведеву и получил ответ с просьбой предоставить соответствующие предложения.
Странно. Руководство Федерального агентства научных организаций (ФАНО), управляющее всем их имуществом, вместе с Пивоваровым должно было костьми лечь, но сделать всё для спасения книг ИНИОНа. А тут лишь признание, что не хватает сил.
Есть большие сомнения, что «ФАНО делает очень много». Если судить «по плодам». Вот волонтёры-добровольцы действительно делают много, без их помощи не представить, как бы обходился ИНИОН. Именно они бросились на спасение книг и продолжают это делать каждый день.
Пивоваров же, на вопрос, нужна ли помощь волонтёров, сказал: «Сейчас нет. Пока завалы не разберут и сгоревшее здание не перестанет представлять опасность, их помощь не потребуется». Подождём, пока уцелевшие книги под весенним дождём всё-таки сгниют?
Кто же понесёт ответственность за гибель библиотеки?! Народ пессимистично прогнозирует: никто.
А не может быть так. Виновные обязательно должны быть найдены и соответственно вине наказаны.
8 апреля на Арбате были задержаны двое мужчин, пытавшихся продать украденные из ИНИОНа книги. А сколько ещё якобы сгоревших книг всплывёт? Точных данных о том, что сгорело, а что сохранилось, всё ещё нет[?]
Абсурдно всё это.
Теги: общество , мнение
«Человек монитора»
Первыми это заметили педагоги. В прежде самой читающей стране мира дети читать перестали, а если читают - не понимают прочитанного, не могут ответить на простые вопросы по тексту, не способны пересказать его содержание (в скобках отмечу, что даже и недослушивают читаемые им вслух сказки). Всё чаще текст воспринимается ребёнком не как смысловая единица, а как изобразительное полотно.
Чтение литературы XIX и большей части XX века уже недоступно не только школьникам, но и студентам. Ольга Седакова, поэт и преподаватель, в одном из своих интервью поделилась наблюдениями об отношении к классической литературе, с которым столкнулась в Англии: неужели вы читаете Шекспира, спрашивали её, и он вам что-то говорит?
Университетские учебники без наглядной графики не читаются, а без визуальных презентаций лекции студентами не воспринимаются. Более того, те, кого называют "людьми книги", выросшие в традиционной логоцентричной культуре, тоже порой с трудом добираются до конца страницы, забывая при этом, о чём говорилось в её начале. В памяти остаются лишь смутные визуальные образы. Наибольшее внимание посетителей социальных сетей привлекают сообщения с картинками и специальные ресурсы, посвящённые только изображениям. Даже постмодернистские философы (на что уж философия не визуальна!) прибегают к визуализированному способу мышления.
Развитие корковых функций головного мозга формирует способность к превращению символа или знака в образ. А утрата интереса к чтению связана с затруднениями или невозможностью построить образ на основе написанного слова, и это рождает ощущение бессмысленности самого чтения.
С развитием ТВ (и с привычкой зрителя «скакать» по каналам, видя никак не связанные друг с другом отрывки), а также мозаичной Сети, с появлением «телеграфного стиля» эсэмэсок способ чтения радикально изменился. Теперь и тексты в СМИ всё чаще разбиваются на небольшие отрывки в два-три абзаца, а в книжных издательствах требуют коротких заголовков, простых предложений и членения глав на всё более мелкие части.
У опытных виртуальщиков используется другой участок мозга – не тот, что при традиционном чтении. И считывается не текст, а отдельные слова, которые выхватываются из контекста. Текстовая компетентность, предполагающая более или менее общий у разных читателей «экран понятий», исчезает. Это было бы вполне понятно в отношении, скажем, русской (не говоря уж об иностранной) литературы XIX и первой половины ХХ века: ряд понятий того времени вышел из употребления, иные слова остались, но их смыслы и коннотации изменились. Однако мы присутствуем при редкой, а возможно, и уникальной в истории ситуации – ситуации отсутствия общего культурного поля даже в рамках одной сегодняшней социальной страты. Постмодернизм отменяет истину, заменяя её равноправными мнениями. И совершенно не важно, насколько эти мнения компетентны.
«Культура становится игрой в культуру» (Г.С. Кнабе), а это значит, что она превращается в симулякр , пустое слово, которому ничто в реальности не соответствует. Понимание зависит от культурного опыта читателя/зрителя/слушателя. Текст всегда живой, он может «расти» или «умаляться», недаром же говорят: сколько читателей, столько и книг. А если культурный опыт читателя – опыт симулякров, тогда неудивительно, что смыслы умирают.
Опытный читатель традиционного типа не прочитывает в тексте все буквы подряд, а схватывает чаще всего корневую часть слова и по ней восстанавливает всё слово. Постепенно понимание читаемых сообщений начинает происходить через схватывание смысла целых слов и предложений, абзацев, глав и текста в целом. Традиционный текст обладает определённой длиной, целостностью и линейной выстроенностью. Именно традиционный печатный текст приучил человека к систематической линейности, которая стала основой для всех других видов деятельности, в том числе и мыслительной.
Как правило, традиционный текст – это авторский текст, а опытный читатель – это человек, способный понять достаточно сложные смысловые конструкции. Слово всегда указывает на материальный или идеальный предмет или явление и одновременно что-то высказывает о нём. Вот это и есть смысл знака, введение этого предмета в общий порядок вещей и событий, то есть понимание. Традиционный текст требует хорошей долговременной и оперативной памяти, способности к длительному сосредоточению, системного мышления. Одновременно он развивает и рефлексивный тип сознания, способность «думать о том, как я думаю», «мышление о мышлении», способность к сопереживанию.
Клиповое чтение – принципиально дискретное, обрывочное, а реальность превращается в мозаику разрозненных картинок. При нелинейном мышлении законы логики соблюдать не обязательно и даже противопоказано. Но без умения анализировать, выделять главное и принимать на основе этого взвешенные решения вообще трудно действовать успешно.
Сегодня люди всё чаще говорят не словами, а фразами или абзацами. И пишут так же. Отсюда – и новый способ чтения: выхватывание слов и фраз из контекста, которые для читателя «мигают» в тексте как «лампочки». Такое чтение «лепит» образ текста, «склеивая» обрывки разных образов, зачастую никак не связанных. Способность к пониманию при этом стремится к нулю. Контекст часто остаётся «слепым» изображением, «китайской грамотой». Длинные тексты теперь читаются с трудом, а часто и вовсе не читаются: «ниасилил», как пишут в Сети. 75% посетителей Сети только просматривали новую страницу, и лишь 15% прочитали каждое слово.
«Люди монитора» решения принимают быстро и интуитивно. Это не гарантирует правильного выбора, но незаменимо, когда реагировать требуется мгновенно. Визуальная память у них гораздо лучше, чем у других, они быстрее считывают визуальную информацию и меньше устают от её изобилия. Однако их невизуальная память развита из рук вон плохо. Способность выявлять причинно-следственные связи – основы мышления со времён Античности – находится на зачаточном уровне. Видимо, клиповое чтение возвращает нас к мифологическому сознанию: время=пространство=существование=вещь. «Человек монитора» не выносит «пустого» времени и «пустого» пространства, заполняя их постоянной внешней деятельностью. Практически без отрыва от монитора он загружает свою жизнь «кнопочно-клавиатурным» общением. Оперирует только простыми смыслами фиксированной длины. Причём смыслов столько, сколько читателей, и все их следует считать равноправными. С его точки зрения, идеальная книга будущего – синопсис: её содержание умещается на одной странице.
