М. Грашина - Языческий календарь. Миф, обряд, образ
Связь «Речей Сигрдривы» с мифологемой Бригит, на первый взгляд неочевидная, выступает на поверхность, когда мы вспомним, кто такие валькирии. Это не духи, а смертные девы, правда, не совсем обычного происхождения: большинство известных валькирий — дочери конунгов, ведущих свой род от богов. От Одина они получают дар летать по воздуху и участвовать в битвах — не как «наземные» участники, но как незримые исполнители воли Дарителя Побед. Валькирии сохраняют этот дар, пока не выйдут замуж.
Обычно валькирия, хотя и видится постоянно с Отцом Дружин, но не почитается за особые познания, не изрекает какой‑либо потаенной мудрости. Ей, как и воителю из смертных, может прийти видение или озарение по поводу грядущей битвы, она носится по воздуху, является на битву незримыми путями, но не более того. Но Сигрдрива, лишенная Одином дара и им же обреченная на неизбежное будущее замужество, погружается в зачарованный сон и во сне обретает необычные для воителей познания. Как покинувший тело дух спящей Сигрдривы странствует между мирами, так и сама Сигрдрива проваливается в пробел между двумя периодами своей собственной судьбы: она уже лишена дара валькирии, полетов и сражений, но еще не вступила в приземленный удел мужней жены. В этой пропасти, в момент прыжка из судьбы в судьбу, открывается ей знание рун, которое она вряд ли ощущала, когда сражалась рядом с Одином. А заодно и понятия о правильном устройстве жизни, которые она, вместе с рогом меда — «напитка памяти», передает воину, пробудившему ее ото сна. Текст речей Сигрдривы мы приводим ниже полностью.
Если для кельтов, живущих на островах, праздник Перелома Зимы становится праздником воды, а для обитателей побережья северных морей — праздником ветра, то в магии славян, в особенности западных, и порубежных с ними белорусов все больше проступают огонь и гром. В этих землях праздник называется Громница, свечи, которые зажигают в этот день — «громнички». Их хранят в течение года и зажигают во время грозы. В день свечей их пламенем выводили косые кресты на входе в дом, каждый из домочадцев опаляет над ней волосы, воск такой свечи смешивают с льняным семенем от бури. Вспомним, что по известной пословице ветер сеют, а бурю жнут, и властвует над этим та же богиня, что прядет лен судьбы, образ которой остался на всей Руси в почитании Громницы–Богородицы, стоящей на камне, велящей огню и воде. Ей служат Дивы–цверги, согревающие землю дыханием, в ее честь играются воинские игры о битве Света и Тьмы — у нас на Масленицу, которая частенько приходится на февраль, в Европе точно на Бригиту.
В этот день у славян девам запрещено расчесывать волосы, также не стоит прясть и плести сети, как и на славянский праздник Пряхи Судеб. Для защиты от шторма призывают огонь — жгут метлы и веники. Мудрость книжная напоминает о Боге–Ване Ньерде, усмиряющем огонь и воду, правителе ветров, хозяине Корабельного Сарая (Бригантия — начало навигации в Северном море). Память же народная хранит обычаи, указующие на волшебное родство бури с женским прядением и девьими космами, а жгут метлы и веники — любимое орудие ведьмы, так похожее на женские косы и на струи дождя…
Как у славян, так и у островных кельтов распространены относящиеся к этому празднику обряды, связанные со свечой. Огонь громницкой свечи равен по силе купальскому костру, но защищает не весь окрест, а один дом.
С пробуждением девственной женской силы связаны обряды освобождения воды или омовения в источнике юности.
У кельтов, с их более мягким климатом, на Имболк распространены обряды, связанные с «зачином» аграрного года, в том числе — обряд пропахивания первой борозды. Очевидно, что даже для британского климата этот день еще слишком холоден для начала сельскохозяйственных работ, поэтому данное обрядовое действие в большей степени имеет чисто символический смысл скорого пробуждения земли.
С этим же периодом в Британии связано время ягнения овец; соответственно, обрядовым напитком на Имболк логично становится молоко.
На Островах девушки в честь Бригг омываются росой или снегом. Девичий караван носит по домам «последний сноп», ставят его на почетное место и устраивают пир. В этот же день дожигают «рождественское полено» в тех домах, где оно не сгорело дотла, и оставшиеся от Рождества украшения. Там, где почитается этот обряду к магии воды, отмечающей это действо на островах, присоединяется магия огня. Вспомним, что Бригг хранит и от пожара, а «рождественское полено», в наших краях бадняком именуемое, — сродни спящему зимою громовому божеству, огненное восхождение которого во второй раз — более прочный залог неминуемого его возвращения.
Вообще, ритуальное очищение, символизирующее собой переход из состояния старости, сна и смерти в состояние девственности и пробуждения, является обязательным элементом ритуальных обрядов для данного праздника — в самой разнообразной форме — форме общего омовения, умывания естественной влагой, отказа от пищи, в том числе животной и т. д. В качестве практики из современной жизни, заметим также, что именно этот период (вторая полов» на января) является одним из двух наиболее биологически естественных периодов для общего очищения организма.
В Приложении к этой главе нами представлено описание празднования Громницы (Имболка) в 2001 г. в нашем Доме Ясеня.
ЛИТЕРАТУРНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
ЗОВ. НАЧАЛО…
(М. Грашина. «Волчья воля»)
Весна. Богиня вдохновенно
Чарует ликами Миров.
Всё то, что было несомненно,
Сегодня — под сомненьем вновь.
Кто я? И что во мне честнее —
Рассудок, мужество, порыв?
Отъемлю ль волю, сожалея?
Дарую ль крылья, удивив?..
Порывом — не нарушу ль танца?
Неверьем — оскорблю ль Богов?
Поёт во мне — не разобраться —
Мой Путь — иль
Муза — иль Любовь?..
Оставьте. Боги не ответят.
Да нужен ли ответ сейчас?
В моей душе резвится Ветер,
Которого зовут — как Вас…
ПРИЛОЖЕНИЯ К ГЛАВЕ 4
(М. Грашина. «О календарях»)
…Пи–хо!
Слышишь ли ты — ветер и дождь, и смерть танцует с нами?
Мы в потоке, и да будет поток, ибо так должно.
Я была не права, не прав и ты — горя нет, нет боли, страха и ответственности, нет и нас, только ветер и поток, слезы смыло дождем — пусть он теперь плачет за меня. Не нужно больше останавливать время и удерживать момент — отпустив его, я обретаю его навсегда…
Мы больше, чем мы есть, и нас больше, чем нам кажется, — мир уже на грани, время пришло — нам не нужно будет строить город на острове — нам не нужно будет строить НИЧЕГО — нам не НУЖНО будет — мы просто есть, и с этим уже ничего не поделаешь…
Легко ли — влиться вновь в кипящий водоворот жизни — и остаться безучастным?..
Люди живут в мире, чтобы приносить друг другу радость. Мир живет в людях, чтобы изменяться вместе с ними. Мир не может повредить нам, как мы не можем повредить ему — и друг другу.
Мы еще будем звездами, но потом, как‑нибудь потом — пусть побудет с нами эта еще одна последняя весна.
Да будет поток, и путь без предела, и танец со смертью, ветер и дождь — одно влечет за собой другое — с нами СИЛА и вечность. Мы сделаем то, что должны, и может быть, нам удастся не исчезнуть, но, наверное, это будет уже неважно…
Светел ли твой Путь?
С нами Боги.
Детям Бури (Добромир)…Помню многое. Помню, как мчался со своей ледовитой родины Северный Ветер, как над прибрежными скалами непривычной ему земли встретился он с Океанской Бурей, которая из века в век возмущала созданные для солнечного покоя берега Тетис… И была битва между ними, но с земли не видно было этой битвы, так высоко в небе сражались бойцы. И когда никому не досталась победа, то Океанская Буря признала своего противника равным себе и отдала ему свою любовь. Песни этой любви Стихий проносились стремительной волной над не знавшими моря просторами Великой Равнины, обрызгивали каплями свежести южные степи, отзывались привкусом морской соли в пресных внутренних морях еще не проснувшегося материка.
А потом родились от этого союза множество сынов и дочерей. Никто не видел того и не помнит того и не может знать, сколько их было, но многие помнят потрясающий землю глас, который донесся с каменных островов Западного моря. И не был то крик боли, но победный клич торжества, ибо Стихии не рождают в муках — им ведомы только Сила и Радость.
Таковы же были и Дети Бури. Я узнаю их кровь —я чую их рядом со мной. Слышу их дыхание, отзывающееся за тысячи дней земного пути, вижу, как дрожит земля, когда их мысли проносятся над ней, не избирая иных дорог, кроме тех, кои неведомый ведун проложил по беспредельному небу, как воздух вокруг становится осязаем и начинает течь, а все живое, что может слышать, отзывается им с ужасающей первозданной радостью …а на земле почти все живое. Дети Бури среди нас, они ходят рядом с нами, только поступь у них другая. Я узнаю вас, Дети Бури. Слышу, как отзывается небо, когда кто‑то из вас говорит ветру: «Здравствуй!», как обычно между братьями, как привычно твердеет стройная стать берез, готовая к новому удару, — они выдержат наверняка, но разве можно о чем‑то загадывать, когда вы приходите в мир? Если вы пришли в него, значит скоро он изменится — он не застыл, не пересох, мир должен быть готов выдержать любой удар — ведь вы здесь, и вы — это он, и поэтому вам под силу менять мир, не калеча его и не искажая себя. Сколько дорог нужно пройти, чтобы изведать такую силу…
