Андрей Манчук - Наследники Че Гевары
В горах Механсан мы осматривали знаменитые «Музеи подарков» — подземные комплексы, где собраны разнообразные вещи, подаренные Кимам иностранными политиками. Первая и самая большая из этих сокровищниц принадлежит Ким Ир Сену. В глубине «бункера чудес», напоминающего фантастические фэнтэзийные дворцы, спрятаны подарки Сталина и Мао Цзэдуна — два железнодорожных салон-вагона с очень любопытными интерьерами. Строители вначале занесли их внутрь, вместе с несколькими подарочными лимузинами, а затем надстроили своды огромных комнат. В этом удивительном музее, прямые коридоры которого заставляют вспомнить игру в «Doom», расположены десятки одинаковых дверей, за которыми может скрываться все, что угодно. Например, еще один подарок китайцев — восковая статуя самого вождя на фоне диорамы озера Самчжи, где точно имитируются деревья, кусты и даже легкий ветерок, а на заднем плане ненавязчиво звучит музыка корейского гимна. Для вящего эффекта посетителей вводят сюда внезапно, без предупреждений.
Огромные тяжелые ворота — вход в главный «музей подарков», наружная часть которого представляет собой затейливо украшенную пагоду, охраняет почетный караул солдат. Их автоматы-«калашниковы» отделаны сверкающим никелем.
Насколько уродливо это поклонение полуобожествленным вождям? Как оказалось, в стране, где на улицах совсем нет коммерческой рекламы, редкие плакаты Кимов не так уже режут глаз. Чтобы найти их изображения, вам придется пройти несколько улиц — тогда как каждый метр наших кварталов буквально испещрен брэндами — этими мелкими и погаными божками, прочно овладевшими душами украинцев и россиян. Мы привыкли и почти не замечаем их вездесущего, по-настоящему тоталитарного всевластья, но контраст Северной Кореи заставляет задуматься — какой из этих культов более нелеп и уродлив?
А ведь культ рекламы и культ вождей могут быть с успехом совмещены. Борис Кагарлицкий рассказывал мне о корпоративных культах в Южной Корее, где в каждой крупной компании царствует свой маленький всемогущий вождь, настоящий полубог для своих наемных рабочих.
Смущенные культом Кимов «левые» иногда апеллируют к специфике рисоводческих азиатских культур, со свойственной им административной централизацией и единоначалием, необходимыми для осуществления коллективных ирригационных работ. Сторонники этой теории утверждают: потребность в культах с неизбежностью присуща азиатским народам. Разумеется, это не так. Деформация общества КНДР стала прямым результатом жесткого военно-экономического противостояния с империализмом, которое не прекращается с самого момента основания этой страны. Культы уйдут в прошлое только вместе с этим врагом Народной Кореи. Его угрозы превращают Север в военный лагерь, отмобилизованный и постоянно готовый к отражению более чем реальной агрессии. Бюрократическая централизация в лице партийного аппарата и его авторитарного лидера являются неизбежным следствием подобного положения дел. Но даже такое общество, с его бесспорными элементами социализма, несравнимо свободней значительной части остального мира, где царит один всеобщий культ денег и предпринимательской наживы.
Социальное расслоение внутри КНДР, где явно выделяется прослойка привилегированной военно-партийной номенклатуры, по всей видимости, еще не зашло слишком далеко. Образы двух вождей весьма популярны у большинства северных корейцев — в том числе, модернизированный и более человечный имидж руководителя Ким Чен Ира. Основная масса граждан КНДР искренне поддерживает этот режим. Расположившись у главного монумента старшему Киму, автор снимал людей, которые самостоятельно, целыми семьями, приходили сюда, чтобы поклониться исполинской скульптуре — карлики на фоне ее массивных бронзовых ботинок.
Впрочем, это вовсе не устраняет внутренние угрозы существованию Народной Кореи. Помимо возможной военной агрессии, здесь существует реальная опасность постепенного перерождения «сверху». Сегодня в этой стране вряд ли возможен контрреволюционный переворот и открытый переход к либерализму по советскому образцу — однако эту перспективу вовсе не следует сбрасывать со счетов. Кроме того, местная партийная бюрократия вполне может последовать примеру своих китайских коллег, успешно строящих капитализм под социалистической вывеской. Очевидно, такие идеи уже посещали кое-какие головы в здешних чиновничьих и военных кругах. Возможно, именно поэтому руководство КНДР ограничило политические контакты со своим ближайшим торговым партнером — Китаем. Как, впрочем, и с путинской Россией. Корейские товарищи жаловались нам на популизм российских властей, которые откровенно саботируют задекларированное экономическое сотрудничество, предпочитая иметь дело с рыночным Сеулом. Кроме того, российская разведка передала ЦРУ важную информацию о военных разработках в Корее, существенно повысив угрозу агрессии.
Конечно, в КНДР существуют коррупция и кумовство, хотя самые влиятельные чиновники являются образцом нестяжательства по сравнению с любым нашим политиканом. Каждый из корейских «босов» выглядит бедняком на фоне любого мелкого бизнесмена из бывшего СССР, а дисциплина и наказания за отход от норм партийной морали еще не являются здесь пустым звуком. Однако печать разложения уже тронула корейскую номенклатуру — и, в частности, внешнеполитический контингент Трудовой партии. Его представители на низовом уровне нередко ведут себя в стиле советских дипломатов восьмидесятых годов, и, очевидно, вполне готовы отбросить принципы чучхейской морали. Похоже, их сдерживает не идеология — один только страх.
Впрочем, партийное руководство страной кажется весьма жизнестойким. Здание Верховного народного собрания КНДР, куда неожиданно пустили украинскую делегацию, представляло собой вполне рабочее учреждение, обставленное без лишней помпы — хотя в его сессионном зале красовалась обязательная статуя Ким Ир Сена. В местном парламенте представлены все три политические партии, официально существующие в КНДР. Помимо Трудовой партии здесь формально действуют Социал-демократическая партия и «Партия молодых друзей небесного пути» (организация последователей корейской секты Чхондоге, которая, по словам исследователей, соединяет «крестьянский эгалитаризм и неприятие иностранцев») — о чем практически не известно за пределами Кореи. Как и о том, что текущее руководство страной, по всей видимости, осуществляет не Ким Чен Ир, который предпочитает заниматься идеологией и монументальным искусством, выступая живым символом чучхейского строя. Экономическую политику страны курируют функционеры из аппарата ТПК. Один из них, Ким Ен Нам, официальный глава КНДР, Председатель президиума Верховного народного собрания, смотрел вместе с нами танцы пхеньянских пионеров и стоя аплодировал их выступлению.
Вопросы объединения Кореи также напрямую касаются ее дальнейшей судьбы. Даже далекие от симпатий к КНДР люди признают, что процессу объединения полуострова препятствуют южнокорейские власти — под прямым давлением Вашингтона. Предложенная Северной Кореей схема конфедеративного устройства, с сохранением политической и экономической независимости Севера и Юга предусматривает отказ от иностранного военного присутствия. Или, иначе говоря — полную эвакуацию американских военных баз. США, эти подлинные хозяева южной части страны, категорически не приемлют эту демократическую инициативу.
Интересно отметить различия в языке Северной и Южной Кореи. Лексика жителей южной части полуострова полна заимствованных слов, тогда как на Севере подчеркнуто сохраняют корейскую языковую самобытность. Полвека спустя жителям разделенной страны не так просто понять друг друга при встрече. Перебежчикам из Южной Кореи (а их немногим меньше перебежчиков с Севера на Юг) приходится адаптироваться к этой, сугубо корейской языковой среде.
Побывав в Народной Корее, вы не можете быть равнодушными к ее дальнейшей судьбе. «Иностранцы — это бациллы. Даже не желая этого, своим поведением и своим видом мы разлагаем этих людей», — очень серьезно говорила нам наша спутница, несколько лет прожившая в Пхеньяне. Понимая ее тревогу, я все же считал бы необходимым познакомить с жизнью КНДР как можно больше непредвзятых людей со всех уголков нашего мира. Узнав эту жизнь, во всех ее чудесах и противоречиях, они станут силой, которая выступит против любых попыток уничтожить эту страну.
Красный буддизм. День солнца. Маркс на площади. Принимая «парад». Солярис. Метро специально для нас.В горных лесах Механсана, среди вековых ильмов и древовидных лиан, по которым снуют бурундуки, спрятаны пагоды буддистского монастыря Бохен — одного из немногих, уцелевших после американских бомбардировок. Мы посетили его почти случайно после поездки в подземный Дворец подарков. Сын протестантского священника Ким Ир Сен не питал симпатий ни к одной из местных религий, а идеология Чучхе с завидной последовательностью отстаивает принципы научного атеизма. Тем не менее, власти КНДР признают заслуги буддистов, отличившихся в партизанской борьбе против японской оккупации. Монастырь в Механсане, ко всему прочему, являлся центром средневековых антифеодальных восстаний, о чем подробно рассказывают его нынешние обитатели. По иронии судьбы, существование в изолированной стране уберегло этот культ от коммерциализации и туристического бизнеса, сохранив аутентичные традиции, в поисках которых приезжают сюда буддисты из Южной Кореи и других азиатских стран. Скульптуры демонов судьбы, попирающих бессильного человека, должны очень напоминать им порядки своего «свободного» мира.
