Джульетто Кьеза - Русская рулетка
Тем не менее армия старательных деятелей немедленно бросилась объяснять, что да, все это правда, существующие международные нормы были нарушены, но. право, не стоит придираться по мелочам перед лицом «гуманитарных» масштабов проблемы. Кое-кто пошел и дальше, утверждая, что ООН уже отжила свой срок и вопросы национального суверенитета государств должны решаться по-новому. Разве мы живем не в эпоху глобализации? И разве, сталкиваясь с процессами, опрокидывающими все границы, мы будем упорствовать в старомодной защите суверенных прерогатив страны, тем более, что эта страна смеет не следовать демократическим критериям Запада? Таковы были тезисы этих зелотов. Впрочем, распространялись, цитировались и использовались снова и снова и более весомые аргументы, принадлежавшие авторитетным интеллектуалам-демократам. В качестве примера достаточно привести Юргена Хабермаса, призвавшего к созданию нового международного правопорядка, способного справиться с проблемой нарушения прав человека. Дескать, констатировав с огорчением, что ООН парализована, необходимо пока что поручить эту задачу НАТО (La Repubblica. 1999. 8 мая).
Как видно, сия логика немногим лучше рассуждения зелотов. Такая постановка проблемы открывает больше вопросов, чем закрывает. Кто уполномочен создать новый мировой правопорядок? Кому решать, какие права человека требуют первоочередной защиты, учитывая, что в мире на каждом шагу сталкиваешься с нарушенными правами? Кто определит критерии и формы такой защиты? Кто установил, что именно военная организация вроде НАТО должна проводить в жизнь моральные принципы международного сообщества? И наконец, если мы и в самом деле — что правда — стоим перед неотложной необходимостью пересмотреть все сложнейшие аспекты человеческого общежития на нашей планете, кому пришло в голову, что этот пересмотр надо начинать именно с войны? Какому философу или просто человеку, наделенному здравым смыслом, не ясно. что мы столкнулись с нескончаемой чередой правовых проблем, требующих совместных усилий всего мирового сообщества? Проблем, решить которые с мечом в руках, невозможно. Кто, сознавая огромный масштаб вопросов — принципиальных. политических, нравственных, решил обойтись без единственного существующего всемирного органа глобального сотрудничества? Это все равно, что поджечь дом, в котором все вместе мы, плохо ли, хорошо ли, жили несколько десятилетий, еще до того, как заложить фундамент нового жилища. И как Хабермас объяснит то обстоятельство, что именно США в последние 15 лет делали все возможное, чтобы парализовать ООН, вплоть до отказа платить членские взносы? Что совсем недавно США нанесли авторитету ООН жесточайший удар, позволив ЦРУ направить в Ирак своих агентов под видом ее наблюдателей? Когда опровергать это обстоятельство стало невозможно, «Нью-Йорк Тайме» в достопамятной передовице (International Herald Tribune. 1999. 12 января) фактически оправдала деятельность американских спецслужб, призвав США и Великобританию идти до конца, даже без согласия Совета Безопасности. Иными словами, на войне как на войне, все позволено.
Но ООН не находилась в состоянии войны с Ираком. Сон многих демократически и либерально настроенных европейских и американских интеллектуалов не был потревожен «демоном сомнения», мешавшим спать одному их собрату из так называемого «третьего мира». Амину Маалуфу: «Мне очень хотелось бы знать, какой верховный авторитет унаследует потерянный суверенитет, кто завтра станет говорить от имени международного сообщества и кто в будущем станет решать, где вмешиваться, а где нет. Кто это будет? Президент Соединенных Штатов, после того как он созвонится с парой-тройкой союзников? Как гарантировать, что его решения будут продиктованы исключительно международными принципами, а не интересами собственной державы? Нужно быть невероятно наивным или невероятно лживым. чтобы считать, что таким образом можно управлять миром» (Corriere della Sera. 1999. 6 мая).
Телеканалы всего цивилизованного мира, диктующие направление его общественному мнению, неустанно показывали заплаканные лица албанских детей из Косово. За три года до того никто не обратил внимания на заплаканные лица сербских детей, выгнанных из Крайны пушками Туджмана. Никто не видел по телевизору трагическую эпопею 150 тысяч сербов, изгнанных из своих домов, и 20 тысяч сербов, навсегда оставшихся в Хорватии — мертвыми. Вернее, мы это видели и читали, но все это происходило на обочине главных событий и было представлено мировыми СМИ как второстепенный факт локального характера, не влияющий на судьбы мира. Все, что писали и показывали, подразумевало: сербы стали жертвами самих себя, собственной жажды власти, собственного президента С. Милошевича. Не было никаких кампаний, не гремели на весь мир переговоры в Рамбуйе, умело подготовленные и проведенные. События расценивались просто как эпизод, «трагедия, о которых пишут в газетах». Нам не показали ее с тем пафосом, который превратил бы ее в гуманитарную катастрофу. Хотя похоже, что это как раз она и была.
Случайность? Или нам в самом деле пора начать адекватно смотреть на глобальную систему СМИ? Мы уже наблюдали, как крупные СМИ могут манипулировать чувствами общества согласно критериям, которые — независимо от того, установлены они узким кругом производителей информационных потоков или же «субъективными» правилами информационного рынка — закрепляют шкалу совершенно произвольных, случайных, безнравственных и искаженных ценностей (в том числе и информационных). И именно из этой произвольности мы и будем исходить впредь, выбирая, что человечно, а что не имеет права называться таковым.
На наших глазах подогревались эмоции громадного всемирного партера телезрителей, подвергавшихся беспрерывной бомбардировке новостями, содержавшими правду — но не всю. Сама эта бомбардировка — свидетельство того, как самая беззастенчивая манипуляция общественным мнением соединяется с законами телевизионного рынка и рейтингов. Во всем этом чувствовалось даже какие-то потаённое чувство вины — за то, что вовремя не поняли, куда мы все идем, что-то вроде судорожной попытки извиниться за молчание прошлых лет. И все это — впопыхах, второпях, вперемешку с невежеством, невоспитанностью и поверхностью самих корреспондентов, каждый из которых кровно заинтересован в самых волнующих эффектах и самых душераздирающих кадрах. К тому же каждого из них поощряет редакция, уговаривая не бояться перегнуть палку и превращать каждый стон в крик. И чем громаднее становилась волна беженцев, подстегиваемых страхом бомбежек, тем эмоции становились сильнее, тем больше одобрения приносили новые опросы общественного мнения: пусть бомбят, пусть уничтожают, пусть наказывают! В первую очередь, разумеется, Милошевича, а вместе с ним — об этом писали, об этом говорили десятки раз писатели, художники, ученые различных и до сих пор безупречных политических убеждений — и сербов, виноватых в том, что не прогнали его. Тема «коллективной ответственности» звучала все явственнее вместе с аналогиями; «Милошевич — новый Гитлер». Нюрнбергский процесс, Холокост, геноцид. Кто-то написал, что эти сравнения создают ощущение утраты контроля над семантическими категориями. «Сербы должны смириться с последствиями того, что в последнее десятилетие этнические чистки в несербских районах бывшей Югославии пользовались в Сербии широкой поддержкой. Важно, чтобы и простые люди этой страны заплатили эту цену перед всем миром за такое поведение. Временные ограничения в пользовании общественными службами и инфраструктурой станут важным уроком для других, кто мог бы поддаться соблазну последовать их примеру». Это написал Лестер Туров (La Repubblica. 1999. 26 июня). Кроме чувства изумления и возмущения, его слова сразу вызывают один вопрос. Кто же «другие», кто «мог бы поддаться соблазну»? Не русские ли?
Я еще вернусь к русской теме. Но прежде всего мне хотелось бы обратить внимание на проявление «теории примера», показательного урока. С самого начала военной авантюры в Югославии она выступает в паре с тезисом Клинтона о Косово как ключевой угрозе международной безопасности. Так или иначе, излишнее количество аргументов в пользу военного вмешательства, помимо «гуманитарных» мотивов, свидетельствует, что были и другие причины. Иными словами, гуманитарные побуждения — только фасад, за которым скрываются гораздо более весомые стратегические интересы. Но какие? Многие аналитики предпринимали попытки, в том числе и вполне искренние, их обнаружить. Но это оказалось нелегко. Как можно, например, всерьез утверждать, что Милошевич-Гитлер представляет реальную угрозу европейской и глобальной стабильности? Откуда она взялась? Доказать такой тезис непросто. Как и поверить в то, что нищее, никому не нужное Косово с неполными двумя миллионами человек населения представляет собой стратегический интерес для какого-либо государства? Никто не поверит такой глупости. Каким образом там могла вспыхнуть новая искра, вроде той, что воспламенила первую мировую войну?
