Борис Полевой - В конце концов
Мы с ним старые друзья, с этим Николаевым. Еще с Калининского фронта. Но сейчас он только сипит сорванным голосом:
— Братцы, не до вас, сами видите, что здесь. Смотрите и пишите. Вот попросите товарища Антонина быть вашим Вергилием. Товарищ Антонин, очень прошу вас, проведите их по всем кругам здешнего ада.
И тот, кого Николаев назвал Антонином, ведет нас по этому громадному лагерю. Он — чех, бывший профсоюзный работник из Кладно. Старый коммунист. Бывал до войны в Москве, хорошо понимает и сносно говорит по-русски. Сейчас Антонин что-то вроде комиссара в антифашистском комитете. У Антонина бледное, как бы' все состоящее из уголков лицо, большие уши. Весь он так костист, что широкий полосатый костюм развевается на нем на ходу, но глубоко запавшие глаза светятся энергией. Он, он знает, что нужно здесь видеть корреспондентам! Он сам пописывал когда-то в «Руде право». И он показывает нам огромные амбары, до крыши набитые обувью сожженных, где в грудах соседствуют тяжелые башмаки рабочего с изящными женскими туфельками и крохотной пинеткой, снятой с ножки ребенка. Ведет в другие амбары не меньшего размера, где горы человеческих волос — и лежащих навалом, и рассортированных по длине и колерам, и уже упакованных в тюки для отправки на фабрики.
Потом мы останавливаемся перед продолговатой грудой каменных развалин.
— Тут было самое страшное, — говорит Антонин. — Лаборатория, где врачи и фармацевты экспериментировали на людях. Это было большим секретом. Тщательно охранялось. Те, кого брали для опытов, жили отдельно и никогда уже потом не возвращались живыми. Их по ночам уводили прямо в крематорий. И жили они вон там, — он показывает на другую массивную развалину… — Врачей, делавших опыты, привозили и увозили в машинах с завешанными стеклами…
Когда стала слышна ваша канонада, оба эти здания взорвали. Всех, кто подвергался экспериментам, убили и успели сжечь. Мы несколько раз делали по радио объявления, просили зайти к нам тех, кто побывал здесь. Никто не пришел. Тайна, полная тайна, и только по слухам можно судить о том, какие страшные тут производились эксперименты.
И вот тайна раскрылась. На этом заседании мы с Крушинским сидим рядом и, затаив дыхание, узнаем о том, до чего тогда в только что освобожденном Освенциме ни подполковнику Николаеву, ни умнейшему Антонину так и не удалось докопаться. Архив Гиммлера, добытый в пещере Халлейна, срывал покров с тех страшных тайн. Среди бумаг начальника гестапо и шефа эсэс найдены доклады ученых извергов, экспериментировавших на людях в этих особо секретных корпусах концентрационных лагерей.
Узнали мы и о новой сатанинской отрасли медицинской науки, которая в гитлеровское время родилась и получила довольно широкое развитие в стране Коха, Вирхова, Лефлера. Узнали и о самом зарождении этой отрасли. Произошло это осенью 1941 года в Италии, в здании немецкого посольства в Риме, где за дружеской чашкой кофе у посла фон Мекензена встретились знатные визитеры — министр здравоохранения Италии граф доктор Леонард 'Конти и пожилой ученый профессор доктор Клаус Шиллинг — деятели малярийной комиссии при Лиге наций. Разговаривая о том о сем, стали толковать о трудностях Муссолини в Африке, об эпидемии лихорадок, поражающих итальянских солдат экспедиционного корпуса. В то время нацистская верхушка уже готовила вторжение войск генерала Роммеля, и африканские лихорадки заранее беспокоили немецкое командование.
Будто бы невзначай граф Конти мягко упрекнул Шиллинга в том, что наука отстает от жизни и искания в области борьбы с лихорадкой ведутся не в должном темпе. Смущенный ученый стал оправдываться: время-де военное, трудно стало с подопытными животными — кроликами, собаками, морскими свинками. И тут граф Конти подкинул ему идейку — а люди? Столько отличного, подопытного материала находится в концентрационных лагерях. Оправдалась пословица — с кем поведешься, от того и наберешься. Немецкий ученый с мировым именем, получивший когда-то из американского фонда Рокфеллера премию за борьбу с малярией, клюнул на этот посул. Люди? Великолепно! Как это ему раньше самому не приходило в голову. Отличная мысль. Одним выстрелом убиваются два зайца: сокращаются расходы на подопытных животных и оправдываются расходы на кормежку и содержание лагерников и военнопленных.
Идея, одобренная обеими сторонами, была сразу подхвачена. В Вейндкунене собирается научная конференция, происходящая, разумеется, в строжайшем секрете. Начальник медицинской службы войск эсэс, доктор Гравитц предлагает Шиллингу на выбор любой из концентрационных лагерей Германии. Профессор называет Дахау, один из самых старых лагерей. Рядом Мюнхен с его медицинскими институтами, университетский город с отличными лабораториями. Медицинская наука. В районе лагеря молниеносно воздвигается здание, получившее скромное наименование «филиала медицинского института». Доктор Шиллинг сам выбирает среди заключенных несколько сот человек, которые кажутся ему подходящими для его опытов, и начинает заражать их всеми видами африканских лихорадок. Так зарождается изуверская отрасль медицины, получившая впоследствии у гитлеровцев широкое развитие.
Были времена, когда немецкая медицина гордилась тем, что тот или иной ученый сам прививал себе болезнь, чтобы на себе проверить действие изобретенного им лекарства. Эти случаи до сих пор с благодарностью вспоминает история медицинской науки. Нацизм и это святое дело поворачивает обратной стороной — и вот престарелый ученый, почетный доктор многих иностранных академий хладнокровно заражает болезнями здоровых молодых людей, сам не дрогнувшей рукой вводит им в вены фенол и потом хладнокровно наблюдает агонию, фиксируя минуты и секунды различных ее стадий. Из сотен, подвергнутых подобным экспериментам, удалось выжить лишь одному. Это ксендз из Польши по фамилии Михайловский. Он случайно избежал крематория. Он и повествовал от имени сотен и тысяч жертв доктора Клауса Шиллинга о последних опытах преступного профессора.
А между тем из-за спины Шиллинга выплывает еще более зловещая фигура доктора Зигмунда Рашера, его достойного ученика в области сатанинских опытов, развившего дело Шиллинга, превратившего его скромную лабораторию в целый комбинат этой «медицины наоборот». О, эта фигура еще более колоритная и еще более характерная для нацистских нравов! Рашер был профессором авиационной медицины в Мюнхене. Он был гаупт-штурмфюрером войск эсэс, считался другом Гиммлера и потому пользовался его могущественным покровительством. Жена Рашера, певичка кабаре Нина Диль пользовалась симпатией всесильного владыки гестапо, жила с ним, имела от него ребенка. Эта связь открывала перед Рашером ничем не ограниченные возможности.
Сначала он разрабатывал проблему пребывания живого организма в разреженной воздушной среде, предвидя полеты в стратосфере и в субстратосфере. Он попросил своего, так сказать, «родственника» отпустить ему побольше человеческого материала для «очень важных для рейха опытов спасения жизни наших летчиков на больших высотах». Люди были отпущены в изобилии. И вот в Дахау, при так называемом сверхсекретном блоке № 5, где велись уже эксперименты на людях, был построен специальный корпус со стальными герметическими кабинами, в которых были вмонтированы смотровые окошки. Туда вводили человека или группу людей. Начиналось экспериментирование с пониженным давлением. Воздух постепенно откачивали, и человек начинал как бы распухать от внутреннего давления во всем теле и в черепе. Откачка проводилась до тех пор, пока сосуды не лопались и люди не падали замертво. Доктор Рашер и его ассистенты Руф и Румберг в смотровые окна следили за поведением умирающих жертв, за агонией, а потом еще теплые трупы с внутренностями, разорванными давлением, клали на столы, вскрывали и начинали изучение.
И это повторялось снова и снова. Характерная черта — Нина Диль нередко посещала эти опыты, фотографировала эти эксперименты, стараясь увековечить для своего любовника труды своего мужа. Сколько людей при этом погибло, точно прокуратуре подсчитать не удалось. Много, очень много. На основе многочисленных экспериментов, где бесконечно в разных вариантах повторялось одно и то же, и родился труд с циничным названием «Опыты спасения жизни на больших высотах», который Гиммлер счел за благо хранить в своей тайная тайных. А фельдмаршал Мильх, которого эта работа привела в восторг, в пышных фразах выразил автору благодарность за этот «успешный эксперимент».
Вскоре тот же Мильх поставил перед Рашером другую «проблему». Под ударами советских и английских истребителей немецким летчикам приходилось все чаще падать в холодные северные моря. Иногда их спасали живыми, и они умирали уже в лодке. Мильх ставил задачу найти возможность отогревать человека, долгое время пробывшего в ледяной воде. Сказано — сделано. Экспериментальные работы развились особенно широко. Рашер потребовал подмогу. В секретный пятый блок Дахау приезжают из Киля профессор Хольц Локар и из Инсбрука — Ярек, из Мюнхена — известный патологоанатом доктор Зингер.
