Юрий Поляков - Россия в откате
«А разве телевидение об этом не сообщает?» — возразите вы. Сообщает. Может даже беспризорного мальчишку, живущего, как Маугли, в собачьей стае, показать. Более того, катастрофизм нашего времени подается на телеэкране с особой тщательностью и изысканностью. Но лично я все время ловлю себя на ощущении, что все это как бы вид на последний день Помпеи со стороны. Очень странно, ибо многие тележурналисты взаправду погибли под обломками нашей рушащейся уже не один год российской Помпеи. Откуда это принципиальное несовпадение мироощущений основной части населения и тех людей, которые определяют даже не содержание, а скорее — нравственно-эмоциональное состояние эфира?
Для того чтобы понять экономические причины такого несовпадения, достаточно посмотреть на автомобили, припаркованные рядом с Останкинским телецентром. Нет, я горячо за то, чтобы человек, работающий на телевидении, жил хорошо, тем более что я и сам веду передачу на ТВ. Но я так же горячо против того, чтобы профессор подрабатывал сторожем, шахтер спускался в забой голодным, офицер стрелялся от безысходности и позора, а безденежные учителя отказывались начинать учебный год. Впрочем, надо быть справедливым: на ТВ так же месяцами иногда не выдают зарплату, а на роскошных иномарках разъезжает верхушка. Рядовой эфирный люд добирается от метро «Алексеевская» до «Останкино» на маршрутке.
В чем же дело? Позволю себе высказать предположение: современный телевизионный деятель ощущает себя представителем и выразителем интересов так называемого благополучного «среднего класса», широко разрекламированного «младореформаторами», но так и не возникшего вследствие чудовищных ошибок, глупостей и преступлений, совершенных в процессе демонтажа совсоцсистемы, а также в результате определенных национально-исторических особенностей. Отсюда и это принципиальное несовпадение, ибо ТВ, опять-таки за некоторыми исключениями, основывает свое мировидение и вещание на идеологии тончайшей общественной страты, вообразившей себя вполне благополучным и многочисленным средним классом. И в этом смысле наше ТВ в самом деле фабрика грез.
Помните французскую королеву, впоследствии обезглавленную, которая народу, жаловавшемуся на отсутствие хлеба, советовала в таком случае питаться пирожными? Недавно Хакамада в телевизионной дискуссии царственно посоветовала шахтерам выживать с помощью сбора грибов и ягод. Оператор показал лица шахтеров крупным планом как раз в тот момент, когда популярная политесса призывала их вернуться в эпоху первобытного собирательства, и лично мне стало ясно: от фабрики грез до фабрики гроз — всего один шаг…
Сознание своей классовой правоты некогда гнало бойцов через гнилой Сиваш на штурм Перекопа. Такое же чувство, вероятно, позволяет сегодня человеку, читающему в эфире последние известия, совершать над нами ежедневное эмоциональное насилие, навязывая не только иерархию информационных ценностей, но и свою эмоциональную оценку происходящего. Это, кстати, не так уж безобидно и тяжко действует на психику. Иной раз даже затоскуешь по нейтрально-замороженной энергетике застойных дикторов. Между прочим, мой ризеншнауцер, пес нервный и чувствительный, как только на экране появляется одна чересчур нахрапистая и издерганная дикторша, просто, поскуливая, выходит из комнаты. Чует, собака!
Эмоциональное и информационное насилие над нами осуществляется разными способами. Но из всех способов важнейшим является ирония. Тотальная ирония. Отсюда пародийный модус повествования, усвоенный современным нашим ТВ. Незнакомка Крамского, ожившая для того, чтобы брезгливо смахнуть с плеча птичий аксельбант, — своеобразный символ этой постмодернистской чувствительности. Кстати, все эти бесконечные ремейки, эти старые песни на новый лад четко укладываются в постмодернистскую эстетику пастиша, цитатного пересмешничества и черного юмора. Виртуальная эсхатология, умозрительное восприятие «мира как хаоса» вообще характерны для молодежи стабильного и благополучного среднего класса. Но у нас-то значительная часть населения живет в предощущении вполне реальной социально-экономической катастрофы, в обстановке вполне реального хаоса… Им этот телевизионный постмодернизм абсолютно не понятен и даже вызывает раздражение. Ведь нынешнему телерепортеру ирония, как правило, заменяет то, что во времена застойного ТВ называлось «личным отношением», а иногда заменяет и просто знание предмета повествования. Ирония исчезает лишь в том случае, когда информация касается самих тележурналистов, шире — деятельности СМИ или нескольких священных коров и быков, которым позволено больше, чем Юпитеру.
Зато уж деятельность оппозиции для нашего ТВ совсем не предмет отражения, а объект пародирования. Достигается это самыми разнообразными способами. На снижение работает все — дебильный ракурс, неудачная оговорка, позевывание в заседании… Про такие элементарные вещи, как глумливый монтаж и пренебрежительный закадровый комментарий, даже не говорю. Если бы Чубайса хотя бы несколько раз показали с той саркастической нелюбовью, с которой показывают, скажем, Зюганова, рыжеволосого «общенационального аллергена» давно бы уже в политике не было. Понятно, что угодное власти мероприятие снимается оператором сверху, если много народу, и снизу, если мало. И наоборот, неугодное мероприятие снимается снизу, если много народу, и сверху, если мало. Но это уже даже бабушки на завалинках знают.
Чтобы ни у кого не возникло подозрения, что зеркальная рама давно пуста, ТВ постоянно знакомит нас с мнениями случайно встреченных на улице прохожих россиян. Делается это так. Не допустили президента Лукашенко, скажем, в Ярославль, и вот у ярославских молодоженов спрашивают, как они к этому возмутительному факту относятся. Молодоженам, торопящимся на брачное ложе, понятное дело, все равно… Хороший репортерский ход, не правда ли? Но лучше, конечно, было бы в первую брачную ночь из-под кровати с микрофоном вылезти да и спросить: могут и вообще — к радости противников воссоединения Белоруссии и России — даже не вспомнить, кто такой Лукашенко…
К некоторым политикам эфирный средний класс вслед за отдельными олигархами, разбогатевшими на абсурдистском разделе общенациональной собственности, испытывает совершенно явную и устойчивую неприязнь. Причем чем больше в этой фигуре государственнической энергии, тем неприязнь сильней. Ничего странного тут нет: восстановление мощной государственности неизбежно приведет к пересмотру раздела собственности и к переориентации телевидения с идеологии несуществующего класса на идеологию общенациональных интересов. А это, как ни крути, затронет судьбы многих людей, определяющих нынешний эфир, коснется это и тех персон, чьи политические судьбы определяются исключительно эфиром…
Со сказанным тесно связана и еще одна особенность современного российского эфира. «Младореформаторы», окончательно пришедшие к власти под звуки «Лебединого озера» (кстати, поставленного в телепрограмму за неделю до событий), в значительной степени «юниоризировали» ТВ, приспособив под интересы энергичной, перспективной, но не обладающей достаточным социальным и жизненным опытом части общества. Именно на них, смело шагающих в светлое капиталистическое будущее, рассчитаны ужастики про развитой социализм, дубовые американские боевики, клипы и интервью, взятые у простодушных звезд на диванах, на крышах, на кухнях, в автомобилях и в постелях… Кстати, внимание агитпропа первых лет советской власти тоже было направлено в основном на молодежь, которой предстояло жить при социализме. Впрочем, о большевистских методах нынешней власти я уже писал многократно…
Да простят меня члены самопровозглашенной телевизионной академии, но наше телевидение порой напоминает мне «классный подряд». Была, точнее, грезилась когда-то такая комсомольская инициатива: выпускной класс ехал в колхоз и брал под свою ответственность, скажем, свиноферму. Так вот, когда я переключаю программы, у меня иногда складывается впечатление, что выпускной класс московской английской спецшколы взял в подряд отечественное телевидение. Дело нашлось всем — и действительно способным, и тем, что с «фефектами фикции», и даже второгодникам… Что из этого вышло — перед глазами у каждого из нас, причем каждый божий день.
А если всерьез, произошла чудовищная деинтеллектуализация ТВ. Писателя на экране заменил скетчист, историка — журналист, кое-что почитавший по истории, ученого — полуневежественный популяризатор. Остались, конечно, еще реликты профессионализма, но я говорю о тенденции. Как стойкий оловянный солдатик, долго держался канал «Российские университеты», но и он сгорел в огне предыдущей президентской кампании. А ведь это была одна из лучших общеобразовательных программ в мире! Общественность, конечно, повозмущалась, было протестующее письмо творческой интеллигенции в «Труде», статьи в «ЛГ» — но власть их попросту не заметила… Впрочем, через некоторое время, одумавшись, президент одарил нас каналом «Культура». Спасибо, конечно! Но когда же мы изживем эту чудовищную традицию — сначала взрывать намоленный храм, а потом на его месте возводить точную копию?
