Николай Носов - Иронические юморески
Конечно, профессор виноделия может сказать: моему сыну ничего не сделается, если он будет пить с умом. Я вот пью с умом — и ничего, даже толстею. На это можно сказать, что не у всех жизнь складывается одинаково. Да и сам ум — понятие растяжимое. У каждого он свой. И не каждому дано научиться пить с умом. Сила воли, сила характера, способность противостоять соблазну у людей разные. Иному и вина не надо, чтобы распуститься сверх положенного предела, повести себя в какой-то сложный момент жизни неверно и наделать не только глупостей, но и вещей вовсе недопустимых. Вино же даже и в небольших количествах может совсем выбить такого человека из колеи. Советовать каждому пить, в то время как прекрасно и счастливо можно жить, не зная вина, — это по меньшей мере необдуманно, неосторожно и уж во всяком случае безответственно. За кого можно поручиться, сказав, что ему можно пить без опасений сделаться алкоголиком? И за себя-то не каждый поручится, не зная, какие обстоятельства его ждут впереди. Я лично никому не советовал бы даже и пробовать пить, потому что это как цепная реакция: при надлежащих условиях только огонек поднеси, а дальше все пойдет само собой.
И я бы сказал: сказки, что вино всегда было добрым спутником человечества. За один день на нашей планете происходит столько зла от вина, сколько не принесло оно добра за всю историю своего существования.
Я бы сказал: сказки, что вино родилось вместе с человечеством. Питекантроп, если и любил пропустить рюмашку, то надо все же учитывать, что ни просторных пивных, ни водочных заводов к его услугам не было. Жить ему было трудно. Денно и нощно он думал о том, как бы добыть пропитание для себя и для своих детишек, а чтоб брагу варить или самогон гнать — это ему недосуг было.
А какое же без досуга пьянство? Роль досуга, а вместе с ним и роль вина в нашей жизни, конечно, повышалась с ростом культуры, и теперь, когда роль досуга у нас еще больше повысится, нам нужно серьезно подумать, как веселиться, потому что водки или вина, сколько их ни дай, все будет казаться мало.
И я бы сказал: сказки, что бывают угрюмые трезвенники. Угрюмые бывают алкоголики, когда им не хватает денег на выпивку. Я бы не кивал на зарубежные страны и, уж если говорить о заграничном опыте, указал бы на опыт Финляндии, где четвертая часть населения страны состоит членами «Общества трезвенников» (и ничего, живут без вина и не тужат), или на опыт Чехословакии, где принят закон против алкоголизма несовершеннолетних (не варили бы специально для детей пива, не пришлось бы небось и закон придумывать!).
И я бы не старался внушить людям мысль, что одно только неумеренное пьянство ведет ко всяческим бедам. Я бы сказал, что и умеренное, тихое, безмятежное, перманентное выпивание — тоже не такая уж доблесть; что и при умеренном питье, если не наступает так уж быстро сморщивание печени и разбухание сердечной мышцы, то наступает все же, и, кстати сказать, довольно скоро, сморщивание души и непомерное разбухание эгоизма, в результате чего получаются люди, хотя еще и молодые и даже довольно шустрые, но у которых безнадежно погас огонек романтики, которых уже не манит ни подвиг, ни желание познать неизвестное, ни желание увидеть новое, ни желание сделать доброе, смелое, у которых не сохранилось никаких, лелеемых с детства стремлений, никаких интересов, никаких желаний, кроме одного: всякими правдами и неправдами раздобыть денег на очередную выпивку.
И я бы сказал людям, выступающим за умеренное потребление алкогольных напитков: вы пьете, друзья, ну и пейте себе потихоньку, если ничего интересней придумать не можете, но не ведите себя, как в некультурной компании, когда изрядные выпивохи ставят своей задачей обязательно накачать вином непьющего соседа, чтоб за столом совсем не оставалось трезвых, вид которых для них просто несносен.
Я бы сказал, что у нас, как в жизни, так и в печати, большой разнобой во взглядах на питейный вопрос, и что если одни пишут «за здравие», стараясь дать бой увлечению спиртными напитками, в какой бы форме оно ни проявлялось, то другие тянут «за упокой», стараясь сохранить пьянство, хотя бы в рамках умеренности, с помощью различных минималистских теорий, вроде ханжеской маниловской теории непротивления злу и вышибания клина клином (теории перекантовки). Они словно боятся, что если кто-нибудь скажет, что пить не надо совсем, то все пьяницы сразу исчезнут и не найдешь даже компании, с кем можно было бы выпить… Напрасно боятся! Никуда пьяницы не исчезнут. Хоть караул кричи! Хоть ежедневно заполняй все столбцы в газетах статьями о вреде алкоголя, их не будет становиться меньше, а уж и то будет великое достижение, если их не будет становиться больше, так как улучшение сервиса в этом деле, расширение сети пивных, рюмочных и тому подобного рода злачных заведений — тоже своего рода агитация в пользу спиртного, и притом такая, с которой не в силах справиться никакое всемогущее слово, даже печатное.
И я бы не тешил никого, — и себя в том числе, надеждами на создание какой-то особой «современной застольной культуры». Сверх того, что мы пьем некультурно, мы научимся еще пить и «культурно», со смаком. И даже если перейдем на всеобщее, поголовное, каждодневное винопитие, Зеленый фантастический змий с мистическим упорством будет продолжать выхватывать из наших рядов свои жертвы. Одну за другой!
И я бы сказал: не уступим Зеленому змию! Не дадим в обиду наших детей! Вот они стоят перед нами и глядят на нас своими вдумчивыми, серьезными и доверчивыми глазами, в полной уверенности, что мы — люди большие и сильные, сооружающие огромнейшие дома, и мосты, и атомные ледоколы, и межпланетные корабли, и стиральные машины, и холодильники, — не отдадим их Зеленому змию, не пустим его вместе с ними в Светлое Будущее, а оставим навечно в Музее Прошлого наряду с другими реликтами… Остальное они сделают сами. И будут счастливы.
Еще одно небольшое предисловие
Маленькие дети, как только немножечко подрастут, сейчас же научаются чтению. Научившись же читать, они невольно задаются вопросом, как пишутся книги. Их это почему-то ужасно волнует. Впрочем, это понятно, так как ребята очень дотошный народ. Им обязательно надо все знать. По мере того как они растут, это желание у них не умаляется, а, наоборот, даже увеличивается, потому что многие из них безнадежно втягиваются в чтение и становятся прямо-таки, я бы сказал, профессиональными читателями, а некоторые, особенно к окончанию школы, когда приближается пора выбора профессии, и сами начинают мечтать сделаться писателями. В этом ничего удивительного, конечно, нет, поскольку быть писателем— очень заманчиво. Во-первых, сразу становишься известным, так как твоя фамилия печатается крупными буквами на обложке книги, а во-вторых… ну и во-вторых тоже совсем не так плохо, когда можешь сказать, что ты не кто-нибудь там такой, а писатель, ну, что-нибудь там вроде братьев Гонкур или Оноре де Бальзака какого-нибудь.
Правда, с годами тяга к писательству у многих пропадает, вытесняясь разными жизненными заботами и семейными обстоятельствами. Но у молодых людей, повторяю, интерес к этому делу велик, в связи с чем они часто задают вопрос, как пишутся книги или что надо знать, чтобы стать писателем, и т. д. Мне очень хотелось бы помочь этой любознательной молодежи. Однако написать, как надо писать, — очень трудно, ввиду большой сложности литературного мастерства. Гораздо легче написать, как не надо писать. Я лично решил пойти по этому, более легкому пути, чтоб не утруждать особенно свою голову, полагая, что лучше все-таки что-нибудь, чем совсем ничего, или, как говорил один мой кишиневский знакомый: «Лучше маленькая рыбка, чем большой черный таракан».
Узнав же, как не надо писать, каждый уже своим умом может дойти до всего остального, то есть в данном случае до того, как надо писать. Этот метод, называемый в геометрии доказательством от обратного, очень часто употребляется в жизни и дает хорошие результаты.
Правда, не следует забывать все же, что в деле литературного мастерства большую роль играют способности. Писателем, говорят, надо родиться, поскольку, как любил говорить все тот же мой кишиневский знакомый: «Сколько ворона ни гогочи, а гусем не станет».
У меня, однако ж, на этот счет другое мнение. Я убежден почему-то, что писательские способности есть у каждого. В различной степени, безусловно. По-моему, на свете не сыщется такого чудака (грамотного, разумеется), который не сумел бы написать хотя бы письмо. А разве в этом, так называемом эпистолярном стиле не было создано ничего заслуживающего внимания читателя? (Я имею в виду широкого читателя, а не того индивидуума, которому письмо адресовано.) Такие случаи в истории уже бывали. Взять хотя бы Марка Туллия Цицерона, письма которого коллекционировались любителями, переписывались во множестве экземпляров и даже издавались отдельными сборниками еще при его жизни.
