Виктор Геманов - Подвиг "тринадцатой". Слава и трагедия подводника А. И. Маринеско
А почему не присмотреться к еще одному факту — крупный лайнер «Роберт Лей», водоизмещением 37 тысяч тонн, вышедший из Пиллау с каким-то очень ценным грузом, благополучно прибывший в порт Бремерхафен и там накрытый бомбами английской авиации? Что он вез — до сих пор загадка. Может быть, Янтарную комнату?
Хотя для меня, к примеру, как для автора исследования о «Густлофе», предпочтительнее версия о «Вильгельме Густлофе». Правда, она борется с общечеловеческой жалостью по поводу утраты такого сокровища. Уж лучше бы Янтарная комната не погибла!
В любом случае — прав я или не прав — я не мог не рассказать о встрече с польскими журналистами, о разговоре с ними, о статье в «Бандере» и многочисленных «морских» версиях.
Глава 9. Еще об одной выдающейся победе «тринадцатой» в январско-февральском боевом походе
«… Беру в руки исторический журнал нашей подводной лодки, — написал мне в одном из очередных писем бывший инженер-механик лодки Яков Спиридонович Коваленко, — читаю лаконичные записи (подробно записывать нам тогда было некогда) и вспоминаю все, что происходило с нами от записи 30 января до второй подобной записи, сделанной через десяток дней… Напряженное это было время. Нужно было прежде всего осмотреться и разобраться с неисправностями…»
— Да, так оно и происходило, — единодушно подтвердили члены экипажа Поспелов и Масенков, Павлятенко и Абалихин, Пихур и Булаевский. — Как только окончательно оторвались от преследования, сразу же всплыли в надводное положение, чтобы подзарядить аккумуляторную батарею и пополнить запасы воздуха высокого давления…
Занимались этим мичман Василий Иванович Поспелов, старшины и матросы Василий Пархоменко, Федор Данилов, другие моряки…
А тем временем в носовом отсеке возле торпедных аппаратов накоротке собрались торпедисты мичман Василий Федорович Осипов и Владимир Курочкин, герои дня — сигнальщик Анатолий Виноградов и гидроакустик Иван Шнапцев, моряки других боевых частей. Разговор зашел о том, как из четырехторпедного залп оказался трехторпедным.
— Дернул я рукоятку, — вспоминал командир отделения торпедистов Владимир Курочкин, чернобородый и черноусый богатырь, несколько лет носивший звание чемпиона Кронштадта по борьбе, — чувствую, вроде бы автомат-коробка сработала. Но ведь торпеда-то из аппарата не вышла! Уж это я как-нибудь понимаю… В чем же дело? В голове тысячи мыслей, а главная одна-единственная: что с кораблем будет, если торпеда торчит из аппарата?! Ведь в этом случае курок откинулся, машины торпеды заработали, вертушка инерционного ударника от встречного потока воды вращается. Еще немного — и ударники освободятся от стопоров. А там достаточно резкого толчка, близкого взрыва глубинки — и боек ударника наколет капсюль. Охнуть не успеешь — рванет торпеда, сдетонируют запасные… Словом, гибель неминуемая. Даже руки вспотели от волнения! Хорошо, что на самом деле автомат-коробка подвела, не сработала. Торпеда из аппарата так и не вышла, воздух к ней не был подан, но напереживался я, да и Василий Федорович с БЧ, основательно! Сдвинься торпеда сантиметров на двадцать — сработал бы курковой зацеп, и все — хана!
— У каждого свои переживания! — подхватил гидроакустик Шнапцев. — Я ведь тоже было труса спраздновал, когда услышал в наушниках, сколько сторожевиков со всех сторон на нас накинулось. Локационные импульсы не только по корпусу лодки, а и по ушам мне молотят. Гул в ушах, а попробуй ошибиться, не обнаружь хотя бы одного из них — я ведь пятнадцать насчитал: и миноносцы, и сторожевики, и тральщики, и транспорты, а еще крейсер! Командир примет неверное решение — лодку прямо в лапы фашистам направит. Вот когда почувствовал я, какая огромная ответственность на мне лежит. Жизнь лодки, жизнь всего экипажа! Так что ошибаться ни в коем случае нельзя! И как же рад я, что сумел точно определить, где они, эти сторожевики да миноносцы!..
Однако переживания переживаниями, а боевой поход продолжался. Надо было восстановить боеготовность лодки. Для этого «тринадцатая» прошла чуточку к северу от Штольпе-Банк и легла на грунт на глубине 80 метров.
Все торпедисты собрались в своем отсеке, чтобы перезарядить аппараты. Сложное и ответственное это дело. С помощью талей надо снять со стеллажей восьмиметровые двухтонные стальные сигары более чем в полметра диаметром, наполненные тротилом, потом вручную загрузить их в торпедные аппараты. В тесноте отсека не развернешься. Здесь даже физической силы такого здоровяка, как Владимир Курочкин, было недостаточно. А большему числу людей негде поместиться. Значит, в такой работе нужны навыки, отличные знания, а еще смекалка и ловкость.
Чтобы установить ручные тали, с помощью которых поднимают торпеды со стеллажей до уровня аппаратов, надо было предварительно убрать из отсека постели, отсоединить и вынести через узкий круглый люк в соседний аккумуляторный отсек все шестнадцать коек. Потом по монорельсу затолкать торпеды в аппараты, по бронзовым направляющим загнав их до упора в переднюю крышку. А потом, после завершения загрузки всех четырех торпед, отсек привести в исходное состояние, сделав тщательную приборку. Все это обычно требует целого дня непрерывной работы.
«Зарядили мы первый аппарат, подходим ко второму, — сообщает в письме торпедист Илья Павлятенко. — Вдруг слышим — хлопнула переборочная дверь между третьим и вторым отсеками, и тут же голос командира:
— Ты куда?
— Да вот, товарищ командир, к торпедистам с горяченьким!
— А-а, это хорошо. Ну и нам с комиссаром налей по стаканчику горяченького…
Через мгновение открывается переборочная дверь в отсек и появляется наш кок Дима Кондратов.
— Разрешите, товарищ капитан-лейтенант, кофейку нашим торпедистам?
— О-о, Кондратов! Пожалуйста.
Все мы переглянулись и с довольными улыбками протянули кружки к чайнику. Как приятна забота товарища! Ведь не только мы, а каждый в экипаже здорово устал, недаром была команда: „Свободным от вахты и работ отдыхать!“ А вот он проявил такую душевность и внимание.
Зарядили мы аппараты, привели их в исходное положение. Командир БЧ пошел докладывать о проделанной работе. Слышим через переборку:
— Ясно. Значит, все хорошо?
— Так точно.
— Комиссар! Ты по отсекам ходил?
— Ходил.
— Люди отдыхают?
— Нет.
— А как ты думаешь, если я дам команде по 75 грамм и хорошую закуску?
— Будет правильно.
— Степаненко! — Это командир нашему доктору и главному провизионщику кричит. — Выдать команде по 75 грамм, ветчины с горячей картошкой, какао и по плитке шоколада! А потом лично проследи, чтобы кому положено отдыхали!»
Приятно читать такие строки — в них, как в зеркале, видны забота и внимание командира к команде и членов экипажа друг к другу. Кстати, именно этими качествами экипаж «С-13» здорово выделялся среди других.
Немало хлопот было с гирокомпасом. От страшной силы гидравлических ударов при бомбежке вышла из строя гиросфера. А резервный компас — магнитный — всегда в лодочных условиях был неточен, поэтому брать его в расчет нельзя. Под водой же без компаса — ходьба вслепую. Положение было безвыходное, и штурманский электрик Юрий Иванов немедленно начал предварительный осмотр гирокомпаса. Вывод был неутешительный: надо менять гиросферу. А это нелегкая работа даже в заводских условиях. Она требует специалистов высочайшей квалификации по штурманским приборам. А где их взять в открытом море? Поэтому Иванов принялся за работу сам. Шесть часов без передышки возился он с тончайшими нитями сотен проводов и проводочков, отыскивая неисправность. Его старания оправдались. Некоторое время спустя ровное гудение умформера наполнило центральный отсек. А еще через несколько часов гирокомпас вошел в меридиан. Лодка могла продолжать поиск!
Низкие лохматые тучи ползли над волнами, порою разражаясь коротким злым снегопадом. Грозно шумело неуспокаивающееся море. Уже наступил февраль — один из самых штормовых месяцев на Балтике. Еще короче стали мглистые ночи, и потому почти до самого рассвета торопливо грохотали лодочные дизели, пополняя запасы воздуха высокого давления и использованной за день электроэнергии.
Подходил к концу месяц пребывания «С-13» в зимнем море. Пожелтели матросские лица, ввалились щеки, неуверенной стала походка, особенно у молодых под водников. Сказывалась большая физическая и нервная усталость. Радость и прилив душевных сил, вызванные удачной атакой крупного фашистского лайнера, уже сгладились в повседневных заботах и тревогах.
Бессонные ночи и напряженные дни изматывали моряков. Порой и командиру казалось: стоит приткнуться где-нибудь в уголке — не разбудят даже пушечным залпом. Хотелось спать, спать, спать. Однако подводники крепились, по-прежнему внимательно несли вахты, мгновенно бросались на боевые посты по тревоге. Чтобы поднять настроение экипажа, при всплытиях для подзарядки аккумуляторных батарей включали радиоприемник и слушали сводки Совинформбюро. Они были радостными — наступление наших войск продолжалось Несколько раз радисты Сергей Булаевский и Михаил Коробейник выходили на волну Берлина, но там звучала только траурная мелодия — похоронный марш Зигфрида, печальные песни «Гибель богов» и «Был у меня товарищ». Германия продолжала траур по «Вильгельму Густлофу» с его пассажирами. И это радовало моряков. Задали они фашистам забот!