Эксперт Эксперт - Эксперт № 48 (2013)
Запланированные же в ФЦП конкретные действия могут вызвать лишь недоумение. Северный Кавказ в документе упоминается дважды — в названиях мероприятий: международный политологический форум «Российский Кавказ» и Сбор молодых журналистов и блогеров Северо-Кавказского и Южного федеральных округов. Даже оскорбительным было бы заподозрить авторов ФЦП в том, что, по их мнению, названные мероприятия смогут хоть как-то повлиять на положение русского населения на Северном Кавказе. Иными словами, разработчики национальной политики видят и понимают проблемы, связанные с «ограничением прав нетитульного, в том числе русского, населения» на Северном Кавказе, но для изменения ситуации ничего предпринимать не намерены.
Впрочем, реализуемая сегодня национальная политика предпочитает игнорировать все по-настоящему острые аспекты межнациональных отношений, например этническую преступность. А вся деятельность по поддержанию межнационального мира в рамках ФЦП ограничивается проведением всевозможных культмассовых мероприятий: фестиваль «Цыгане под небом России», фотоконкурс «Русская цивилизация», конгресс этнографов и антропологов и прочие фестивали, выставки, сборы блогеров и форумы политологов.
Если же говорить не об имитации, а о примерах реального регулирования межнациональных отношений, то в первую очередь следует вспомнить национальную политику в СССР. Советская власть негласно признавала особое положение титульных народов на территории своих республик, и первым человеком в республике назначался представитель титульного этноса. Однако его заместителем всегда был русский. Таким образом, центр, с одной стороны, контролировал местную власть, а с другой — поддерживал некий паритет между титульным и русским населением республик.
Интересной представляется и инициатива Алу Алханова, который еще в 2007 году, в бытность свою президентом Чеченской Республики, в качестве показателя эффективности работы республиканской власти на Северном Кавказе предлагал учитывать число русских, вернувшихся в места прежнего проживания. Пожалуй, помимо поощрения за возвращение русских можно было бы ввести ответственность республиканских руководителей за отток русскоязычного населения. В качестве целевого индикатора при оценке успешности национальной политики в республиках Северного Кавказа также можно было бы учитывать число депутатов республиканского парламента и министров республиканского правительства нетитульных национальностей.
Конечно же, ни одна из перечисленных мер не гарантирует решения «русского вопроса» на Северном Кавказе. Но совершенно очевидно, что национальная политика должна учитывать базовые интересы разных народов, в том числе русского населения. Русским на Северном Кавказе следует дать широкое представительство во власти, в бизнесе, в правоохранительных органах. Без сомнений, подобное перераспределение власти и, как следствие, собственности встретит активное сопротивление со стороны республиканских этнократий, но другого пути просто нет.
Если же низводить национальную политику до культпросвета, игнорировать реальные проблемы русского и русскоязычного населения на Северном Кавказе и позволить ситуации развиваться самотеком, то рано или поздно этот регион мы потеряем. И произойдет это не потому, что к отделению призывают русские националисты или внешние враги хотят окончательно развалить Россию. Северный Кавказ уйдет потому, что станет регионом, который живет по законам, кардинально отличным от общероссийских, и территорией, на которой русских просто нет.
* Исследование выполнено "Агентством социальных технологий "Политех"" при содействии Института этнологии и антропологии РАН и Сети этнологического мониторинга EAWARN. При реализации проекта использованы средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта Институтом общественного проектирования по итогам VI конкурса "Проблемы развития современного российского общества", проведенного в соответствии с распоряжением президента Российской Федерации от 03 мая 2012 года № 216-рп.
России нужен кураж
Петр Скоробогатый
Слишком высокая планка, которую мы не раз брали в прошлом, обесценивает сегодняшние достижения и мешает ставить новые амбициозные задачи
Валерий Фёдоров, генеральный директор ВЦИОМ
Фото: Виктор Зажигин
В поиске идеологии современного развития России, о пресловутой национальной идее президент Владимир Путин в последние годы говорил не раз — и в предвыборных статьях, и в послании Федеральному собранию, и в качестве заявленной темы на представительных форумах. Но очевиден дефицит встречных инициатив, дискуссионный вакуум вокруг курса, который не может быть навязан сверху одними лишь представителями власти. Особенно хорошо это было заметно на международном Валдайском форуме, который состоялся в минувшем сентябре. Заявленную тему «Поиск национальной идентичности» обходили стороной и ведущие политики, и приглашенные оппозиционеры, и даже духовенство.
Специально к этому мероприятию ВЦИОМ провел социологическое исследование «Современная российская идентичность: измерения, вызовы, ответы». С директором ВЦИОМ Валерием Федоровым мы обсуждаем проблемы формирования национальной идентичности в России.
— Владимир Путин сформулировал запрос на поиск национальной идентичности. На кого он может рассчитывать с точки зрения формирования ее концепции?
— Интерес президента к национальной идентичности вызван новыми общественными реалиями, сформировавшимися в начале 2010-х годов. В конце 1990-х ценностями, вокруг которых объединилось наше общество, стали единство, порядок, стабильность. С тех пор минуло почти полтора десятка лет, и нужны новые консолидирующие ценности. Путин в своей платформе на выборах 2012 года их предложил: это патриотизм, народность, мораль (традиционная). Патриотизм — это любовь к родине, но что такое сегодня наша родина? Что такое сегодня быть россиянином, русским? И что значит любить родину в современных условиях? Так возникает вопрос об идентичности, то есть о чувстве сопринадлежности к российскому обществу. Дискуссия с подачи президента началась. Кто в ней участвует? Прежде всего сама власть, хотя людей, способных генерировать идеи, там немного. Политик-идеолог вообще редкое явление. Кто еще дискутирует? Политический класс, который либо держит власть, либо оказывает на нее влияние. Часть статусной интеллигенции, часть бизнесменов, которые вкладывают деньги в нашу страну, тратят деньги на благотворительность и культуру. Может поучаствовать, если захочет, и контрэлита, люди типа Фиделя Кастро или Владимира Ленина, выходцы из хороших семей, которые в какой-то момент бросают вызов всей политической системе, государству. Хотя, как показал Валдайский форум, они новых идей давно уже не высказывают, а либо повторяют либеральные прописи двадцатилетней давности, либо просто говорят: «Дайте порулить!»
— Наши элиты сегодня этой темы сторонятся. Почему?
— Наши элиты в принципе не умеют дискутировать, по крайней мере публично, нет навыка, культуры дискуссий, нет понимания их необходимости. Часть не верит, что это серьезная дискуссия, часть не хочет играть в чужую игру. Часть ждет четких команд сверху, она к дискуссиям вообще не приучена, считает их «разводкой», проверкой на лояльность и ждет не дискуссий, а инструкций. Часть элиты считает разговоры о чем бы то ни было, кроме денег, «разговорами в пользу бедных», обманкой, на которую не стоит тратить время.
— Возможно, мы еще просто не готовы задаваться такими глубокими вопросами. Сейчас вообще хорошее время, чтобы заниматься поиском своей идентичности?
— Идентичность легко находится, когда нация воюет, когда есть легкоразличимый внешний враг. Война желательно победоносная, или, по крайней мере, нация должна быть уверена, что это война за правое дело. Поэтому у нас самая крепкая национальная идентичность была в августе 2008 года. Как только является образ врага, тут же происходит дифференциация: вот они — чужие, плохие, неправильные, а вот мы — свои, правильные, хорошие. И мы — все вместе, хоть, русские, хоть татары, хоть чеченцы. Не случайно перезапуск советской идентичности был осуществлен во время Великой Отечественной войны.