Юлия Юзик - Невесты Аллаха; Лица и судьбы всех женщин-шахидок, взорвавшихся в России
Я думаю, что спецслужбы не могут об этом не знать.
Тогда получается, что нет на самом деле никаких баз, лагерей, тренировочных центров?
Есть. Конечно есть. Женщину нужно подготовить к акту самоубийства, накачать ее религиозными идеями, идеалами, отрезать от мирской жизни, настроить на определенный лад.
Что для этого нужно? Я отвечаю: очень мало. Изоляция, тишина, чтение Корана и определенная музыка.
А нужна ли для этого горная база? Специальный лагерь?
Нет. Повторяю еще раз: изоляция, музыка и молитвы. Все.
Эти «базы» существуют. Но выглядят они как простые жилые дома — просто потому, что они ими и являются.
В этих домах живут по несколько готовящихся к смерти женщин и их наставники. Внешне все выглядит вполне обычно, ничего демонического.
Обычный сельский дом, обычные занавески на окнах, обычные половики — все обычное.
Безусловно, эти дома находятся в не совсем обычных селах — в тех, в которые не рискнут ехать без подкрепления даже спецподразделения МВД. На въезде в такое село стоит какой-нибудь мальчишка, который, заметив незнакомую машину, тут же «сигналит» по рации ее приметы. В селе машину уже встречают «хвостами», окружением, а потом, заметив что-либо подозрительное, могут открыть огонь с разных сторон.
Названия этих сел вам назовет любой сотрудник ФСБ, да что там — любой житель Чечни. Эти села знают. Не могут не знать.
Итак, женщин привозят в один из таких населенных пунктов. Обычно они живут по две-три. Смертницы и их наставницы, выступающие в роли «подруг». Мужчины обязательно будут рядом — новые мужья, друзья убитых родственников, инструктор по «пропагандистской работе». Бежать жертва уже не может. Ее охраняют и днем, и ночью. Все время она находится под бдительным оком наставницы и инструктора.
Если женщина попала в руки к этим людям, с ней можно попрощаться. Назад она уже не вернется.
Как проходят ее дни в этом заточении?
С будущей шахидкой почти круглосуточно общаются, вспоминая убитых (если они есть), накручивая жертву эмоционально; если убитых нет и ярко выраженных мотивов, соответственно, тоже — с жертвой говорят о священной борьбе, рае, покое, долге.
Женщинам очень много читают вслух Коран, ваххабитскую радикальную литературу, цитируя и повторяя избранные места.
Пять раз в день смертница молится — за этим всегда следят наставники, которые молятся вместе с ней, вдохновляя своим примером.
Кроме Корана, звучащего даже из магнитофона на арабском языке, будущие шахидки обязательно слушают самого известного в Чечне «вдохновителя и идеолога шахидизма» певца Тимура Муцараева.
Этот боевик из отряда Доку Умарова обладает весьма незаурядным, с жесткой хрипотцой, голосом и поет сильные эмоциональные вещи.
Все его песни — о рае, об ушедших навсегда друзьях, о том, что они не погибли, а только ушли в райские просторы. О райских птицах, о прекрасных гуриях, которые ждут праведников в раю. О том, как трудно и тяжело бороться. Как горько хоронить братьев и сестер. О том, что «орел войны кружится над нами». О боли, о долге, о памяти.
Я, человек безумно далекий от джихада и мусульманской веры, услышав эту песню в первый раз, замерла. Что-то всколыхнулось — там, внутри. Что-то зашевелилось. У меня не было убитых на войне братьев. Но у меня, как и у каждого из вас, была своя трагедия в этой жизни.
Похороны деда. Похороны друга.
Частицы света вводят в шевеленье,
Лишь только тьма покажется им нудной,
Внезапно раздается голос трудный:
Всевышний воскрешает нас в день судный.
Для дачи воздаяния ступеней,
Где грешники получат муки ада,
Низвергнутся в геенну с ними черти,
Другие ощутят Эдема тверди.
Лишь будут порываться к новой смерти
Все, кто погибли на стезе джихада.
С пророками в одном ряду шахиды,
И им обещан горизонт покоя,
Они же не хотят уйти из строя,
Бойцов Аллаха призывая к бою,
Своих друзей, и слышен ритм нашиды…
Они ушли, они ушли — в иные, вечные пространства
И за пределами земли приобретают постоянство,
Они находят свой покой, ютясь в саду у райской птицы,
И все же с болью и тоской я вспоминаю эти лица…
Я не забуду никогда
Тот смут и бесконечный хаос
И вспоминаю, задыхаясь,
Друзей, ушедших навсегда,
Героев падших череда,
Камней надгробных галерея,
Но в памяти моей всегда
Живут их лица не старея.
Но… Кличет командира связь.
В ответ — молчание эфира,
Его судьба оборвалась,
И он уже не в этом мире…
Сквозь боль, обугливаясь враз,
Он вскрикнул, заживо сгорая:
«О, милосерднейший Аллах!
Позволь мне наслаждаться раем!»
Но… Кличет командира связь.
В ответ — молчание эфира,
Его судьба оборвалась,
Ион уже не в этом мире…
Они ушли, они ушли — в иные, вечные пространства
И за пределами земли приобретают постоянство,
Они находят свой покой, ютясь в саду у райской птицы,
И все же с болью и тоской я вспоминаю эти лица…
Оставшись Господу верны,
Пройдем мы жизни круговерти.
А те, кто бросил вызов смерти,
Уходят в лучшие миры…
В сердца проник
Сквозь артиллерии раскаты
Клич, вдохновлявший наших братьев:
«Аллах един, Аллах велик!»
В глаза нацелена война,
И гибло множество амиров,
Но в памяти лишь имена,
Что часто слышались в эфире:
«Муджаит, Кибарт, Халифат,
Барс, Янычар, Марат и Сокол»,
Их голоса уже молчат,
Иссякли их земные сроки.
Они ушли, они ушли — в иные, вечные пространства
И за пределами земли приобретают постоянство,
Они находят свой покой, ютясь в саду у райской птицы,
И все же с болью и тоской я вспоминаю эти лица…
И павших братьев хороня,
Мы не забудем эти лица,
И вновь суровые гробницы
Растут из пепла и огня.
Печаль на бесконечье лет:
Один дотла сгорел в мечети,
Второй в сраженьи пал, а третий
Погиб, нарвавшись на снаряд.
С душ соскоблив земную грязь,
Ушли два брата,
И никогда уже на связь Асхаб не вызовет Заката,
Не шутит больше и Афган,
И Ягуар не в мире этом,
С улыбкою ушел Аслан,
Навечно озаренный светом.
Они ушли, они ушли — в иные, вечные пространства
И за пределами земли приобретают постоянство,
Они находят свой покой, ютясь в саду у райской птицы,
И все же с болью и тоской я вспоминаю эти лица…
Вспоминала и я. Лица тех, кто был дорог и кого уже не будет со мной никогда. Мои друзья, прослушав привезенную из Чечни кассету, так же угрюмо и задумчиво слушали эти песни.
Я поняла их силу: в каждом из нас под слоем цинизма, заскорузлых обид, побед живет маленький наивный ребенок. И он хочет верить в то, что после смерти мы не умрем. Что живут — там, на небе — наши близкие и любимые. И что мы встретимся с ними — там.
Разве не так?
Сила этих бесхитростных стихов — поистине великая. Эти песни, исполненные под гитару, ложась на музыку, приобретают совсем иное — мощное, как напор воды, звучание.
И во-вторых, да будет вам известно, все имена, все позывные вот в этой, к примеру, песне — настоящие.
А у каждой чеченской женщины есть свой мотив для мести. У каждой из них за последние несколько лет в доме были похороны. У сестер Хаджиевых пропал без вести брат, которого забрали при зачистке. У актрисы Зары и у Заиры Юпаевой погибли братья-боевики. Асет похоронила мужа. Райман, у которой не было детей, всю свою жизнь болела сердцем за других…
Возможно, каждая из этих женщин услышала в этой песне что-то свое. Свое родное имя. До боли родной радиопозывной.
И они, считая себя сильными, решили «бросить вызов смерти».
Они ведь считали, что это геройство. Что это подвиг. Бросить вызов и уйти в райские сады.
Песни, на которых воспитывают шахидов, — а я доподлинно знаю, что именно на песнях Муцараева их воспитывают и готовят, — будят в нас маленького ребенка.
Заглушают разум. Подавляют волю. Будят чувства, обиды, эмоции.
Женщины, которых готовили в смертницы «Норд-Оста», сутками слушали Муцараева на этих самых «базах» (где они готовились, я расскажу чуть позже).
И в последнюю ночь перед штурмом, понимая, что конец уже близок, они опять слушали эти песни-там, в захваченном ДК. Они ждали российский спецназ. Они ждали смерть. Боялись и хотели найти слова успокоения.
Этот храм будет взят, и зло уйдет,
Солнца диск на закате вдруг зайдёт,
И огонь вдруг низвергнут небеса,
Божий храм озарит пророк Иса.
Горы пепла и огня,
В храм войдут твои войска.
Ты молитвам их внемли,
Души в вечность забери…
О Аллах, дай нам истину понять,
В трудный час дай нам силы устоять.
В мире сем искуситель сатана,
Лишь джихад, лишь джихад — и жизнь ясна.
Впереди — ждут жестокие бои,
Впереди — ждут врага полки,
И в огне будет долго мир пылать.
О Аллах, будут все к тебе взывать.
Без этих песен они уже не могли обходиться. Словно наркотик, песни усыпляли страх, успокаивали. Давали ответы на вопрос: «Ради чего мы сейчас умрем?».
