Михаил Львов - Каменный пояс, 1985
— Вы Аркадий Гайдар?
— А что, не похож?
Едва мы успели пожать друг другу руки, как над головой завыли вражеские мины. Уже сидя в щели, я познакомился со спутником Гайдара — поэтом Иосифом Уткиным. Оба рослые, сильные, жаждущие побыстрее освоиться с боевой обстановкой.
Узнав, что гости намерены пробыть в дивизии двое суток, я попытался договориться с ними о выступлении в нашей газете.
— Обязательно, — охотно пообещал Гайдар. — Напишу завтра же.
Уткин тоже согласился дать что-то из новых стихов.
Через час мы уже пробирались в один из полков, который только что отбил шестую за день атаку вражеской мотопехоты и танков.
На переднем крае было сравнительно спокойно.
Нам удалось побывать на самых передовых огневых точках, побеседовать с бойцами. Метрах в тридцати от артиллерийской батареи старшего лейтенанта Степанова еще дымился подбитый в недавнем бою гитлеровский танк. Гайдар упросил старшего лейтенанта разрешить подползти к машине. Тот долго не соглашался, а потом сдался и пополз вместе с нами. Гайдару хотелось еще осмотреть подбитый бронетранспортер, который стоял неподалеку от танка. Но тут стали рваться мины, и нам пришлось вернуться назад.
Вечером я ушел в редакцию, чтобы успеть сдать материалы в очередной номер газеты. Мои спутники остались в полку, пообещав на следующий день тоже прийти в редакцию.
Но встречи не состоялось. Я прождал всю ночь, намереваясь на рассвете отправиться на розыски. Меня опередила сестра, прибежавшая чуть свет из медсанбата.
— Рыбина зовет раненый писатель, — сообщила она.
У хирургической палатки на носилках лежал Иосиф Уткин. Правая рука его была забинтована.
— А где Гайдар? — беспокоился Уткин. — Его нужно обязательно разыскать.
Минут через пятнадцать раненого уложили в санитарную машину и увезли. А я отправился на поиски Гайдара. Весь день ходил по подразделениям, которые закрепились на новых рубежах. Многие красноармейцы и командиры говорили, что видели Аркадия Петровича, но где он теперь — не знали. Один раненый артиллерист сообщил мне, что в самый разгар ночного боя, когда вражеские танки и мотопехота подступили вплотную к батарее, Гайдар лежал рядом с ним и вел огонь из автомата. Затем в штабе полка стало известно, что батарея та держалась на своей позиции до последнего снаряда и отойти не успела, осталась в окружении. А что было с Гайдаром, не знал никто.
Лето — осень 1942 года
Комбат Глинский вытер рукавом гимнастерки залепленное землей и измученное ночным боем лицо и сказал:
— Зажал нас гад крепко. Но пусть не торжествует.
Он стиснул пальцы в кулак и погрозил в ту сторону, откуда не переставали сыпаться на наши головы злобно воющие мины. Капитан Глинский, рослый чернобровый красавец, неделю назад командовал ротой, а еще раньше — взводом. Вчера утром он принял усиленный мотострелковый батальон, который решительным ударом выбил немцев из полусожженной, много раз переходившей из рук в руки Илларионовки и захватил Березовую балку на подступах к высоте Безымянной.
Почему балку назвали Березовой, не знаю. Я не приметил здесь ни единого деревца. По склонам рос однообразный кустарник, мелкий и колючий, как ежовые иглы. Бойцы называли его барсучьим. Он не спасал нас от минных осколков.
Батальон ворвался сюда перед вечером. В тот момент я находился в штабе дивизии. У меня мгновенно созрела мысль: побывать в батальоне Глинского, чтобы в очередном номере газеты появилась заметка об этом дерзком бое. Кстати, туда шла машина со связным офицером.
В батальон мы прибыли в полночь, а через час фашисты отсекли его от полка, вернув себе Илларионовку. Батальону пришлось занять круговую оборону. Убитых товарищей похоронили в низине. Раненых отвели за ближние известковые глыбы.
Весь остаток ночи Глинский упрямо сочинял планы выхода из кольца, посылал бойцов то в одном направлении, то в другом. Ничего из этого не вышло. К рассвету у него возникла дерзкая идея: продолжить бой за высоту Безымянную, а в тылу оставить небольшое прикрытие. Его идея показалась мне странной. Как можно продолжать бой за высоту, находясь в окружении? Он ответил не задумываясь:
— Можно.
И тут же, собрав командиров рот, приказал:
— Чтобы не умереть здесь, в яме, нужно вырваться во что бы то ни стало.
Командиры недоуменно переглянулись.
— Никаких оглядок, — сказал Глинский властно. — Пусть знают там, в штабе полка и в штабе дивизии, что мы живы и можем драться. Возьмем высоту или умрем в сражении.
Вскоре начался бой. Его эхо сразу же перекинулось на левый фланг, где располагался 743-й полк. Там перешли в атаку, как будто ждали этого момента.
— Так-то вот! — воскликнул Глинский, торжествующе резанув кулаком воздух. — Значит, убедились, что мы живы. Убедились!
И мне стал понятен его замысел — замысел дерзкий, рискованный, но полный веры в своих подчиненных.
Вечером, когда я был уже в редакции, стало известно, что 743-й полк после тяжелых боев оставил высоту Безымянную и отошел к Сталинграду. И еще я узнал, что комбат Глинский в последней схватке за высоту тяжело ранен. Не верилось. Его слова: «Возьмем высоту или умрем в сражении» — все еще звучали в моих ушах.
14.9.42. В СталинградеГород горел уже много дней. Женщины, старики и дети эвакуировались за Волгу в лес. Туда же переправились тылы дивизий, сражавшихся в Сталинграде. Бои шли в самом городе.
Редакция нашей газеты расположилась километрах в двух от переправы в низкорослом дубняке, чудом уцелевшем от бомбежек. Только что был выпущен свежий номер с приказом: «Ни шагу назад!» В полночь его нужно было доставить на передовую. Днем это сделать почти невозможно. Вместе со мной на передовую отправились литсотрудник Иван Изовит и секретарь редакции Тимофей Лазарев. Волгу преодолели на пароме.
Передовая линия в обычном ее понимании здесь в эти дни почти не существовала. Она ломалась и путалась в остовах зданий. Ориентируясь по дымящимся каменным развалинам, по извилинам заваленных пеплом улиц, мы довольно быстро углубились в город. Неожиданно нас обстреляли автоматчики. Укрылись в развалинах. Вышли — нас обстреляли вновь.
— Может, зашли уже к противнику? — сказал обеспокоенный Лазарев.
— Да нет, до него далеко, — ответил я уверенно.
Мы снова попытались продвинуться вперед, но автоматные очереди опять прижали нас к земле.
Отстреливаться из пистолетов было бесполезно, но и задерживаться на месте тоже не было смысла. Попытались отойти назад, чтобы сменить маршрут. Однако и тут неудача. Нас обстреляли уже со всех направлений. Даже там, где мы только что были, не встречая противника, теперь в нас стреляли из-за каждого угла. Стало ясно, что мы в окружении и что выбираться отсюда нужно немедленно, до наступления рассвета.
Обратный путь к Волге оказался невероятно трудным. Всюду, где каких-нибудь полчаса назад была тишина, теперь трещали фашистские автоматы. И мы уже не шли, как раньше, а передвигались короткими перебежками или ползли по-пластунски. Даже когда укрылись под обрывистым берегом Волги, пули все еще свистели над нашими головами.
«Неужели гитлеровцы с умыслом пропустили нас в глубину своего расположения? Тогда почему они выпустили нас обратно? А может, пока мы шли вперед, противник просачивался с флангов, где уже господствовал?» Ответить на эти вопросы мы не могли.
Укрываясь под берегом, мы вышли к окраине города и оказались в глубокой балке, которая вела на северо-запад. Здесь мы наткнулись на красноармейцев с автоматами и ручными пулеметами. Их было человек десять. Оказалось, что они тоже разыскивали нашу дивизию. Мы с радостью объединились. Подступившие к балке немецкие автоматчики были рассеяны нашим пулеметным огнем.
Под прикрытием двух пулеметов и высланных вперед четырех автоматчиков наша группа добралась вскоре до деревни Бикетовки, где находился штаб 131-й мотострелковой дивизии.
Комдив полковник Песочин лежал в машине. У него был острый приступ малярии. Но нас он выслушал внимательно, потому что точных сведений о противнике после ночных боев в штабе не было, а командующий 62-й армией Чуйков требовал от дивизии немедленных активных действий.
— Спасибо вам, газетчики-разведчики, выручили, — перебарывая недуг, сказал комдив полушутливым тоном.
Потом он попросил меня и других товарищей на местности показать маршрут нашего движения и рассказать все, что нам известно о противнике.
К полудню части дивизии успешно оттеснили врага с юго-западной окраины Сталинграда, где он пытался прорваться к Волге, и соединились с частями 62-й армии, находившимися в глубине города.
