Джонатан Литтел - Хомские тетради. Записки о сирийской войне
Как ранили Биляля. Солдаты правительственных войск подстрелили какого-то мужчину, пуля попала в шею, и они решили, что он мертв. Вывезли в другое место, положили на землю, потом сообщили Билялю или кому-то из его знакомых, что они могут прийти за телом, а сами устроили засаду. Биляль пришел с другом, солдаты их дождались и открыли огонь.
Рассказ прерывается: на машине привезли нового раненого. Его вносят в медпункт и кладут на живот. Бедняга стонет и кричит: «Аллах! Аллах!» Пуля попала ему пониже спины. Молодой парень — не больше тридцати, толстый и с бородой. Лежит на животе на операционном столе, руки свисают вниз. Ног не чувствует. Крови почти нет. Стонет, задыхается. Жалуется на боль в животе. Биляль спрашивает: «Ты в розыске?» — «Нет». Биляль звонит в больницу, чтобы за ним прислали машину скорой помощи.
Похоже, что парень парализован. Уколы, перфузия. «Мой живот, мой живот», — беспрерывно стонет этот несчастный. Крови по-прежнему мало, пуля не вышла наружу. Задет позвоночник. Из Красного Креста приезжают быстро, минут через 7–8, раненого увозят. Удостоверение личности забирают с собой. Добро пожаловать в Халдию.
Санитар Абу Абду, с которым мы разговорились после этого инцидента, работал в частной клинике Аль-Бирр в квартале Ваар. И в госпитале Баб-Сбаа. Таких случаев он навидался — раненых через его руки прошло сотни полторы-две. Он уверен, что снайпер намеренно целился в позвоночник. Они используют маленькие пули для снайперской винтовки, пули от калаша тут не годятся. И еще он видел многих раненых разрывными пулями, наверное, имеются в виду пули «дум-дум».
Биляль опять показывает мне снятое на телефон. Человек с открытой раной в живот, легкие и кишки наружу, врачи стараются все запихнуть обратно.
Все их мобильники — настоящие кинотеатры ужасов.
Продолжение рассказа Биляля. Когда солдаты правительственных войск открыли огонь, Биляль побежал, чтобы не попасть в ловушку. Он стучался во все двери, умоляя, чтобы ему открыли, но никто не отозвался. В конце концов высадил одну из дверей и ворвался в квартиру — в этот момент пуля и попала ему в руку. Солдаты начали буквально поливать квартиру огнем. Ранили шестилетнюю девочку, она плакала: «Дядя, дядя, я никогда не была на манифестации». Он успел связаться с САС, и они прислали на подмогу, как он утверждает, человек двести. Кто-то из бойцов вошел в квартиру через заднюю дверь и дал ему оружие. Прибывшие предприняли контратаку на армейские позиции, чтобы забрать раненого. На видео, которое Биляль нам показывает, этот момент запечатлен: видно, как он стреляет. Атака была успешной: раненого отбили и впоследствии, чудесным образом, поставили на ноги.
В помещении, где располагается этот медпункт, раньше была парикмахерская. Пункт функционирует уже два месяца, и он не единственный в Халдие. Но того, который Райед видел в прошлую поездку, больше нет: его обнаружили агенты mukhabarat, забрали врача, конфисковали весь материал и опечатали помещение. В подпольных госпиталях врачей нет, единственного, кто там работал, арестовали. Шестеро коллег Абу Абду тоже были схвачены, а он не стал дожидаться ареста и ушел.
* * *Биляль везет нас за пределы квартала — в Баяду, где мы будем жить. У него красивая машина, внушительный внедорожник с кожаными креслами и автоматической коробкой: ясно, что он человек небедный. Спешно пересекаем проспект в ста метрах от армейского блокпоста и углубляемся в тесный, запутанный квартал, который контролирует Свободная армия.
Хозяин предоставленной нам квартиры — его приятель, он в отъезде, а ключи оставил на случай, если понадобится где-то разместить раненых. В одной из комнат спит раненый, получивший две недели назад две пули — в грудь и в живот.
Этот квартал — кавказский. С нами сидит Ариф, молоденький паренек с куфией на голове, по национальности он — адыг. А сам Биляль — бедуин.
Мой озноб не проходит, и я прошу, чтобы мне купили ибупрофен. Пытаюсь дать деньги. Биляль отказывается: «Если ты предлагаешь деньги, значит, ты жадный. Значит, когда я приду к тебе, ты меня не приютишь».
Разъяснения Биляля. Офицеры на блокпостах меняются каждые две недели. Когда на пост заступают армейские — все спокойно. Но когда наступает смена людей из mukhabarat, стрельба не прекращается. Сейчас на проспекте Каир, большой улице, которую мы пересекаем, по графику, — постовые офицеры из mukhabarat, и пальба шла беспрерывно весь вчерашний день: в течение трех часов снайпер не давал пройти никому.
* * *18 часов. Меня продолжает знобить. В эти минуты начинается манифестация, и мы идем на центральную площадь Халдии. Собрались еще не все, на площади лишь несколько десятков молодых ребят: они слушают революционную музыку, которую транслируют через громкоговорители.
Звук слишком громкий, но музыка заводная. Раньше площадь носила название «Горный сад», а теперь ее переименовали в «Площадь свободных людей». В углу — деревянная, раскрашенная в черный и белый цвета копия старых часов, стоящих на площади в самом центре Хомса. Здесь несколько месяцев назад восставшие пытались провести сидячую забастовку, которая была потоплена в крови гвардейцами Ma*censored*a, брата Башара Асада. Установленная на площади копия часов означает: отныне центр города — здесь. Она увешана фотографиями мучеников, изображения в основном цветные, в формате А4.
Сама площадь — большая, квадратная, с зеленой лужайкой и деревьями — по периметру завалена грудами мешков с накопившимся мусором. На одной из сторон площади укреплен большой транспарант: «Нет фальшивым оппозиционерам — марионеткам бандитского режима! НСС нас сплачивает, раскольники и заговорщики — разъединяют». Не что иное, как клятва в верности Национальному совету Сирии. Прожекторами освещен только тот угол площади, где стоят часы, остальное погружено во мрак, за исключением нескольких магазинчиков и парикмахерской, в окне которой виднеется красивое красное кресло. Прохожие, освещенные автомобильными фарами, выступают из темноты на короткое мгновение, как призраки.
Вокруг часов толпятся уличные торговцы, в этой толкучке мы, высадившись из такси, и обнаружили Биляля. Райед нашел маленького белокурого мальчугана, с очень красными руками и веселой улыбкой, которого он снимал в ноябре. С тех пор многое изменилось: активисты, которым поручено собирать информацию, снимают все окружающее, не пряча лица. Мальчику одиннадцать лет, его зовут Махмуд. «Как тебе удалось вернуться в свою страну? И на КПП тебя не схватили? — восклицает он. — Ты сильный! Настоящий герой».
Толпа становится все гуще, и митинг начинается. Ведущий составляет список восставших городов: «Идлиб, мы с тобой до самой смерти! Тельбизи, мы с тобой до самой смерти! Растан, мы с тобой до самой смерти и т. д.».
Мальчик подпевает, фальшивя и срываясь, манифестанты выстраиваются в цепочку и начинают танцевать.
Ведущий: «Мы не выступаем ни против алавитов, ни против христиан. Народ един!»
Все подхватывают: «Народ, народ, народ един!»
Ведущий: «Мы можем доверять только Господу, но не Лиге арабских государств, ни ее наблюдателям, ни НАТО!»
Все: «Мы можем доверять только Аллаху!»
Что производит самое сильное впечатление в этих манифестациях, так это та энергия, которую они излучают: безудержное народное ликование, восторг сопротивления. На самом деле эти мероприятия служат для того, чтобы спустить пар, это что-то вроде коллективной разрядки, позволяющей освободиться от напряжения, копящегося, день за днем, в течение одиннадцати месяцев. Но те же митинги — почти ежедневно — придают новые силы и мужество их участникам, чтобы они могли и дальше терпеть свои беды: убийства, раны, траур по близким. Собравшаяся толпа генерирует энергию, чтобы затем каждый индивидуум ее впитывал. Огромный эффект производят не только бросаемые в толпу лозунги и содержащийся в них вызов властям, но и музыка, пение, танцы. К примеру, zikr soufi, форму которого они часто принимают, — это тоже источник мощного вброса энергии, подпитывающего толпу. Благодаря этому люди держатся, продолжают держаться: они поют и танцуют, и наполняющая их радость помогает им выживать.
* * *Мы в интернет-кафе — чуть в стороне от площади, в конце улицы. Как рассказал один парень, сегодня в Хомсе погибло тридцать девять человек, из которых двадцать три — в Баб-Тедмор. Правительственные войска обстреливали город.
Это интернет-кафе — место встречи всех активистов Халдии, они приходят туда, чтобы вывесить в YouTube и в социальных сетях то, что сделано ими за день, — видео с манифестаций и зверства режима. В ноябре Райед провел там немало часов. Одно время он жил в квартире, расположенной как раз над кафе, с балкона которой ему однажды удалось заснять танковый десант правительственных сил безопасности. Я смотрю свою почту, отвечаю на письма, потом пишу текст о переезде из Баба-Амра в Халдию.
