Нил Гейман - Вид с дешевых мест (сборник)
(В тот день, когда Терри уволился, чтобы сделаться писателем на полную ставку, он позвонил мне.
– Я всего полчаса назад уволился, – радостно сообщил он, – а уже ненавижу всех этих гадов.)
В 1985-м мне стало ясно и еще кое-что. Терри был писателем в жанре научной фантастики – именно так у него работал ум. Ему не терпелось все разобрать, а потом опять собрать – несколькими разными способами, чтобы посмотреть, как оно сочетается. Именно на этом моторе работал Плоский мир. Не какое-нибудь там «а что если…» или «вот если бы только…», или даже «если так пойдет и дальше…». Нет, это было куда более тонкое и опасное «если бы на самом деле существовало…, что бы это значило? И как бы оно в таком случае работало?».
В «Энциклопедии научной фантастики» Николса и Клюта была одна старинная гравюра: человек просунул голову за кулисы мира, прямо сквозь небо, и созерцает все колеса, шестеренки и моторчики вселенской машинерии. Именно этим люди и занимаются в книгах Терри Пратчетта, даже если иногда эти люди – крысы или маленькие девочки. Люди узнают новое, люди открывают себе головы и смотрят, что там, внутри, люди раздвигают пределы разума.
Мы обнаружили, что у нас одинаковое чувство юмора и одинаковый набор культурных ориентиров. Мы читали одни и те же непонятные книги и с удовольствием советовали друг другу причудливые викторианские справочники.
Через несколько лет после знакомства, в 1988-м, мы с Терри на пару написали книгу. Начиналась она как пародия на Уильямовскую серию Ричмал Кромптон[28] – мы ее даже так и назвали, «Уильям-Антихрист». Правда, она быстро выросла из этой идеи и вобрала в себя еще кучу всякого интересного, получив в итоге имя «Добрые предзнаменования». Это был смешной роман про конец света и про то, что мы все умрем. Работая вместе с Терри, я чувствовал себя подмастерьем рядом с мастером какой-нибудь средневековой гильдии. Он конструирует романы, как мастер-архитектор мог бы, скажем, возводить соборную арку. В этом, конечно, много искусства, но она так красива лишь потому, что построена хорошо и правильно. И еще в этом есть удовольствие от создания произведения, которое делает то, что ему и предназначено делать – заставляет людей читать, смеяться и, возможно, даже думать.
(А над романом мы работали так: я писал поздно ночью; Терри – рано утром. После обеда мы вели долгие телефонные беседы, читая друг другу самые лакомые кусочки и обсуждая, что там может случиться дальше. Главной задачей было насмешить другого. Дискеты летали туда и обратно по почте. Как-то вечером мы попробовали применить модем, чтобы переслать текст на другой конец страны на скорости 300/75, прямиком с компьютера на компьютер – потому что если в ту пору уже и изобрели электронную почту, нам об этом никто не сказал. В общем, у нас получилось. Но обычной почтой выходило определенно быстрее.)
(И нет, продолжение мы писать не будем.)
Терри уже очень давно пишет профессионально, шлифуя свое мастерство и становясь потихоньку все лучше и лучше. Самая большая проблема, с которой он сталкивается, – это проблема мастерства: оно у него выглядит слишком уж ненапряжным. Публика не понимает, где тут, собственно, труд. Было бы мудро, если бы процесс выглядел хотя бы чуточку потруднее, – это вам подтвердит любой цирковой жонглер.
На первом этапе обозреватели сравнивали его с покойным Дугласом Адамсом, но потом Терри принялся строчить книги с тем же энтузиазмом, с каким Дуглас от этого увиливал, и сейчас если его и можно с кем-то сравнить – хоть с точки зрения формальных правил Пратчеттовского романа, хоть с точки зрения неистовой плодовитости, – так это с П. Г. Вудхаузом. Однако по большей части газеты, журналы и критики вообще ни с кем его не сравнивают. Он обитает в слепой зоне и служит мишенью всего для двух шпилек: во-первых, Терри пишет забавные книги в мире, где «забавный» служит синонимом «тривиального»; а во-вторых, он пишет фэнтези, то есть фантазии, чье действие разворачивается, если конкретизировать, в Плоском мире, стоящем на спинах четырех слонов, стоящих, в свою очередь, на спине гигантской черепахи, плывущей себе сквозь космос. Зато это такая локация, в которой Терри Пратчетт может писать решительно все, от строптивых криминальных драм до вампирских политических пародий и детских книжек. Кстати, эти самые детские книжки все и изменили. Престижную Медаль Карнеги Терри получил за сказку о крысолове – «Удивительный Морис и его образованные грызуны». Эту медаль присуждают библиотекари Соединенного Королевства, и с Карнеги вынуждены считаться даже газеты. (Впрочем, газеты все равно ему отомстили, радостно переврав благодарственное выступление и обвинив Терри в нападках на Дж. Роулинг, Дж. Р. Р. Толкина и фэнтези в целом, тогда как речь вообще-то шла об истинной магии фантастической литературы.)
Самые недавние книги показали Терри в новом свете – «Ночная стража» и «Чудовищная власть»[29] оказались мрачнее и глубже; в них больше гнева на то, что люди могут делать с людьми, и гордости – за то, что они делают друг для друга. Эти романы все равно смешные, но они написаны уже не ради шуток, а ради сюжета и людей. Слово «сатира» нередко используется, чтобы подчеркнуть, что в художественном произведении нет никаких реальных людей, и по этой причине мне не нравится звать Терри сатириком. Он на самом деле Писатель, с большой буквы «П», а их кругом шныряет не так уж много. Имейте в виду, уйма народу называет себя писателями – так вот, это совершенно не одно и то же.
Чисто по-человечески Терри веселый, целеустремленный, забавный. Очень практичный. Любит писать, и писать именно художественную прозу. Это очень хорошо, что его книги вышли в бестселлеры: это дает ему возможность писать, сколько душа пожелает. Сейчас он почетный гость на Всемирном конвенте научной фантастики (во многих отношениях это окончательная акколада, которой мир фантастики может почтить того, кто так много для него сделал), но даже здесь он все время пишет: между мероприятиями, до завтрака, тут, там – везде. За такой вот занятой день на Конвенте он, скорее всего, напишет столько же, сколько иной писатель – за день спокойной работы, когда не осталось никаких непросмотренных DVD, погода не располагает выходить из дома, а телефон предательски вышел из строя. И Терри все это успеет, отрабатывая положенные почетному гостю чтения, мероприятия и тусовки и попивая всякие экзотические «напитки вечера».
Про банановые дайкири он, кстати, не шутил, хотя в последнюю нашу встречу мы пили айсвайн у него в номере отеля за обсуждением судеб мира.
Я счастлив, что сегодня он почетный гость Всемирного конвента. Он это заслужил.
Написано по случаю приглашения Терри Пратчетта в качестве почетного гостя на Всемирный конвент научной фантастики 2004 года.
О Дэйве МаккинеС Дэйвом Маккином я познакомился в двадцать шесть. Я работал журналистом и хотел писать комиксы. Он в свои двадцать три доучивался последний год в художественном колледже и хотел рисовать комиксы. Познакомились мы в офисе одной компании, торговавшей телефонами: нам сказали, что несколько человек оттуда хотят скинуться и издать потрясающую новую антологию комиксов. Такую крутую, что ее можно доверить только свежим, неистасканным дарованиям. Это было точно про нас.
Дэйв мне понравился: он оказался молчаливым, бородатым и определенно самым одаренным художником из всех, кого я знал. Затем потенциальные издатели хитростью сподвигли одно таинственное существо (Эдди Кэмпбелл называет его «Человеком на перекрестке», но все остальные знают под именем Пола Грейветта) разрекламировать Потрясающие Новые Комиксы в своем журнале «Эскейп»[30]. Грейветт пришел на нас посмотреть. Ему понравились рисунки Дэйва, понравилась и моя писанина, и он спросил, хотим ли мы работать в паре.
Еще бы мы не хотели!
Где-то в процессе мы догадались, что Потрясающие Новые Комиксы искали неистасканные дарования только потому, что больше никто не согласился бы работать с этими издателями. И что денег на издание у них попросту нет. И что это – тоже часть истории…
И все же ради Пола Грейветта мы доделали наш графический роман. Он называется «Особые случаи».
С Дэйвом мы стали друзьями: у нас много общих увлечений, и мы обожаем приносить друг другу что-то новое. (Я принес ему Стивена Сондхайма, он мне – Яна Шванкмайера. Он мне – Конлона Нанкарроу, я ему – Джона Кейла[31]. Так оно и идет.) Я познакомился с его подругой Клэр, которая играла на скрипке и только-только начала задумываться, что, наверное, не захочет идти работать педикюршей, когда закончит университет.
Потом в Англию прибыла экспедиция из «Ди-Си Комикс» – такие специальные люди, натасканные на выслеживание талантов. Мы с Дэйвом заглянули к ним в гостиничный номер, и они нас выследили. «На самом деле мы им не нужны, – заявил Дэйв, как только мы вышли из номера. – Наверно, они просто не хотели показаться невежливыми».
