KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Документальные книги » Публицистика » Газета День Литературы - Газета День Литературы # 147 (2008 11)

Газета День Литературы - Газета День Литературы # 147 (2008 11)

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Газета День Литературы, "Газета День Литературы # 147 (2008 11)" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Жизнь уж давно прожгла сотней своих светил –


В сердце войдёт игла. И запоёт винил.


Карелия

Никита Людвиг “ЗА-ЛА-ТАЯ ГА-ЛА-ВА...”



***


эй, президент, верните званье русский


в мой паспорт – на заглавную страницу.


космополиты пусть потрясывают гузками,


мочась в сортирах пидарских столиц,


а мне – в родном краю, за этим словом на генах выдолблен кровавый лёд


Ледового побоища – Чудского,


где Невский Александр тевтонов рвёт.



за этим словом полудохлые французы


с поклоном низким клянчат: "Cher ami...",


и казачки в Париже: "Bistro – кушать!" –


их, шаромыжников, научат


щи варить.



...их сладких девок лапали в запале,


и стон стоял в Париже до утра –


не потому ль мы на Мирей Матьё запали:


в рязанских скулах публике мила...



за этим словом – тьма в каютах "Курска",


вода по грудь в удавке кислородовой,


и эстафетой – мичманская ручка,


чтоб нацарапать:


"...сыночка, ты – русский", –


и далее... храниться под водой.



за этим словом офицер Буданов


в застенке – честно отбатрачив долг,


и Саша Копцев – прокурор кагалов –


с улыбкой за решёткой долгой.



за этим словом миллион


бездомных детишек русских стынут по дворам –


не потому ли пересадка органов


по миру ритуально расцвела...



но полетели "Миги" и "Сухие",


а под "Дубинушку" – эх, ухнет "Булава",


и русские подлодки рвут стихию –


что, "Мемфис" – сука, ...ты пока жива.


эй, президент, заложником кагала,


раззявьте глотку в рёве пароходном:


мы – крыс всех, полчищами, заметём в вокзалы


под улюлюкание русского народа.



"ах, СерьЁженька, СерьЁжа"


"...ах, Серьёженька, Серьёжа, За-ла-тая га-ла-ва ",


из рязанского приволья в перстах кудрям – трын-трава.



в полдень – мальчик... взглядом мамы:


"Лишь бы не набедокурил",


ночью – мужем, руки властны,


силушкою плоть стыкуют.



коль капризы – у ребёнка,


раз напор – то хрип мужицкий,


"...ах, Серьёженька, Серьёжа ",


кабы в драчке не зашибся.



...увезти долой с Расеи, с глаз жидов-большевиков –


да сникает василёчек в лязге Бруклинских оков.


...располневшая мадонна, хоть всего-то – сорок три,


двадцать семь в миру.


"Серьёжа" – мальчик, со струной внутри,


звенью русскою гудящий, подвывая куполам...


"...ах, Серьёженька, Серьёжа – За-ла-тая га-ла-ва".



...деточек двоих – кровинок, речка – Сена притопила.


...убаюкаю Серьёжу – спи, мой милый, спи, мой милый.



для тебя, пшеничный мальчик, я танцую и танцую –


заводная Айседора, где ж найдёшь ещё такую...



... время морщит кожу в складки – вот и от меня свободен,


вот – уж нет тебя на свете, ...только два остатних года


всё зовёшь сквозь свежий ветер...



холод, госпожа, сентябрьский – просквозит в кабриолете.


...шейку красный шарф длиннющий вьюжит алым – на излёте


бьётся, бьётся танцем жизни мимо ступицы колёсной,


не зацеплен колесницей, не стреножен.


шарфик, шарфик, помнишь, помнишь –


мы на сцене не расстались.


шарфик, шарфик, ну, исполни


для меня последний танец...



в ступице нашлась зацепа,


превращая шарф в удавку,


шейка хрупнула:


"...о, Боже, улетаю


в славу, в славу",


и последними – неслышны, в тихом выдохе слова:


"...ах, Серьёженька, Серьёжа, За-ла-тая га-ла..."



ОСЕНЬ


я видел заморозок луж –


в их отраженьи умирали листья,


и вслед им волосы пытались вылезти


и... в каждом извивался беглый уж.



меня знобило вместе с дрожью лип,


листвою дань сдающих всей аллеей,


вонзаясь в горизонт узкоколейный,


где в алом шарфике остатней страсти всхлип.



ПОЛНАЯ ЛУНА


я приложусь губами к рожку тонкого месяца –


и отравлюсь вечностью,


и умру.


после последнего выдоха –


полную Луну выдую,


сам вдуюсь внутрь поутру.

Геннадий Русских МАСЛОПУПИК



Поселковый моторист Виктор Васильевич Колобов третий день кряду был в завязке, что привело в сильное недоумение и замешательство местную пьянь. Колобов даже не подозревал, как много дружков-корешков собутыльников он заимел за год своего пребывания в этом дальнем северном посёлке. И вот своей завязкой он внёс в их откатанные и предсказуемые отношения небольшой диссонанс. Несколько раз за день, делегациями по двое-трое они беспардонно заваливались к Колобову, рассаживались на скрипучих панцирных кроватях, клянчили деньги, и без особых усилий получив их, с неподдельной тревогой справлялись, уж не тронулся ли Витёк умом, а убедившись, что не тронулся, начинали зубоскалить и подначивать, с явным желанием спровоцировать и вывести его из себя. Но Колобов упорно не вставал с залежалой кровати в небольшеньком РЭСовском общежитии, заговорщески помалкивал, загадочно поблёскивал глазёнками, стоически отвергал всё, что сочувственно, навязчиво, весомо и зримо предлагалось ему, начиная от сладкоприторного портвейна "три семёрки", прозванного в поселке "боингом", до всякого рода парфюмерии, включая даже такой редкостный напиток, как "тройнуха".


– Слышь, Витёк, ты случаем не концы собрался откинуть? – сипло-пропито спрашивал чёрный как смоль, в многодневной щетине, местный бич Сашка Сахаляр, наливая полный стакан "боинга", купленного на деньги Колобова. - На, пей, не пугай народ.


– Ну чё ты докопался до меня, как пьяный до радива, – беззлобно отмахивался Колобов. – Сказал, не буду, значит, не буду, и отвали моя черешня.


Сашка допивал бутылку один, пьяно вытирал немытой ладонью щетинистый подбородок, нюхал корочку и стеклянно помаргивая, недоумённо пожимал плечами, уходил, чуть ли не с опаской поглядывая на своего ещё три дня назад наизакадычнейшего другана-собутыльника.


Было отчего Сашке насторожиться: видеть Колобова трезвым было для него в диковинку, потому как пил Витёк в будни и в праздники, утром, в обед и вечером. Пил, по его же выражению, всё, что горит и все, даже РЭСовское начальство, привыкли к его ежедневному поддатому состоянию.


Но больше всего вызывало недоумение, что Виктор Васильевич Колобов совершенно сознательно, не страшась последствий, отвергал, а точнее пренебрегал угощением, считавшимся в этих местах высшей степенью уважения. Тут уж действительно – ни в какие ворота. Не понять, не принять, туши свет, как говорится. И потому Сахаляр, прежде чем выйти вон, на минутку задерживался у двери, кивал кудлатой головой, и пьяно прикрывая веками свинячьи глазки, сочувственно смотрел на Колобова, громко вздыхая – жалел. Добрая душа у Сахаляра, особенно в подпитии.


– Иди, иди, жалельщик, – тронутый Сашкиным участием, всё же нетерпеливо выпроваживал его Колобов. – Еслив нет тяму в голове, так ни хрена ты не поймёшь.


– Где уж нам, султанам, – уже за дверью бурчал Сашка.


Дверь захлопывалась, Колобов облегчённо вздыхал, закладывал по-мальчишечьи худые, бледные в наколках руки за голову и, вперив свой мечтатель- ный взор в засиженный мухами и прокопчённый табачным дымом дощатый потолок, предавался сладким и желанным грёзам. В последние три дня он совсем потерял голову. Кажется в его расхристанной, бобыльной, неустроенной жизни намечались глобальные перемены. Ожидал он их так долго, что казалось и не дождётся вовсе. И вот третьего дня, его, полусидя кемарившего с потухшей беломориной перед допотопным телевизором, огорошили неожиданной новостью: его, бывшего зека, моториста от Бога, пьяницу и бобыля пообещали… женить! На хорошей женщине с собственным домом, хозяйством, ещё не старой, с двумя детьми. Да это же самое, что ни на есть то! В яблочко! Будто кто тайно влез в его, ещё не до конца изьеденное водкой серое вещество и подглядел его сокровенные мысли. Господи, неужели его скитальческой, необогретой жизни приходит конец? Кранты?! Эх, мать честная…

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*