Матвей Ганапольский - Самый лучший учебник журналистики. Кисло-сладкая книга о деньгах, тщеславии и президенте
Я понял, чего мне всю жизнь не хватало.
Сбегав в магазин, я обзавелся похожим костюмом местного производства, аляповатым галстуком и, проводя эфиры, стал, как «сиэнэновцы», авторитетно глядеть в экран, чуть повернув голову в сторону, пытаясь переделать свой голос в баритон. Конечно, у окружающих это не вызывало ничего, кроме хохота, потому что авторитетность рождается не поворотом головы, а самим авторитетом, который ты завоевываешь у аудитории годами.
Но я призываю вас к подражанию, потому что понимаю – это необходимость.
Молодой журналист пытается спрятаться за чужую манеру, пока нет своей, и кто его может осудить за это?
Более того, подражание, на самом деле, это практическое обучение разным стилям работы. И у вас нет другого выбора, потому что главный инструмент журналистики, как я уже писал, это лично вы.
Надевайте подтяжки Ларри Кинга, тем более что он уже не ведет свое шоу, а следовательно, подтяжки свободны. Говорите низкими авторитетными голосами, делайте фантастические прически, пишите в манере любимых журналистов и писателей. Короче, делайте все, что позволит вам, дрожащим от неуверенности, перенести на себя атрибуты респектабельности и мастерства от других. Прячьтесь за этой скорлупой, потому что она распадется сама, когда настанет время.
Постепенно, что-то оставляя, что-то отметая, на вас останется только собственное, которое благодарные потомки назовут уже лично вашим стилем, забыв о крупномасштабном воровстве, которое вы совершили в бурной молодости.
Воровать признаки чужого таланта – это единственная форма преступления, за которое нет наказания. Воровать чужой талант получается только тогда, когда ты, в потенциале, обладаешь своим.
Недавно, кстати, я смотрел запись моего последнего телевизионного шоу. Я выглядел потрясающе.
У меня был костюм, как у Энди Руни, галстук, как у Питера Дженнингса, а стрелка на брюках и блестящие туфли, как у Дэна Разера.
Особенно мне, в последнее время, удается поворот головы. Конечно, меня осуждали за подражание, но сейчас этот поворот головы мне уже прощают. Я вошел в тот возраст, когда аудитория считает, что у меня остеохондроз и голова просто не может стоять ровно.
ВЫ И ВЛАСТЬ: НУЖНО ЛИ ПРОДАВАТЬСЯ ЗА БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ?
Некоторые из моих хороших друзей, узнав о том, что я буду в учебнике писать целую главу с таким заголовком, были неприятно поражены.
Со мной даже проводили профилактические беседы, чтобы я этого не писал. Смысл бесед был в том, что случаи, о которых я пишу, будут читать совсем молодые люди. Следовательно, получается, что они будут читать то, к чему их нетвердое сознание совсем неготово. Более того, когда читаешь эту главу, то человек, который до этого не знал, что его могут купить, об этом узнает. И может выбрать именно этот путь. Короче говоря, в педагогическом смысле, эта глава антипедагогична.
На эти страшные обвинения я отвечал одной историей, которая меня многому научила.
Это было в глубокой юности, когда я только получил права на вождение автомобилем. Водить было страшновато, это понимают все. На второй день я ехал по широкой дороге, причем в крайней левой полосе, хотя правые полосы были свободны. А в то время действовало правило, что если правые полосы дороги свободны, то ты должен занимать именно их. Естественно, что меня остановил гаишник. Я стал оправдываться, что сижу за рулем только второй день и все время боюсь, что из переулков, справа, неожиданно могут выехать автомобили и меня ударить. Инспектор покрутил мои права в руках, отдал их мне и сказал следующее: «Если боишься – не садись за руль».
Эту фразу я часто привожу студентам. Я напоминаю им, что журналистика сродни автомобилю. Когда молодой водитель приходит в автошколу, то первое, что ему объясняют, это то, что автомобиль является средством передвижения повышенной опасности. То есть молодой человек еще не начал учить правила вождения, но уже предупрежден о возможных последствиях.
Я не думаю, что кого-то допустят работать со взрывчаткой, не объяснив последствий, то же самое касается и врачей, которые берут в руки скальпель или прописывают простую микстуру. И это правильно, потому что эти действия связаны с человеческими судьбами и жизнями других людей.
Смею утверждать, что журналист также играет жизнями людей. Мы знаем достаточно примеров, когда из-за публикаций в газетах падали правительства, уходили президенты, а чиновники стрелялись прямо в служебных кабинетах, залив кровью свежую газету со своей фотографией. И журналисты, написавшие подобные материалы, знали, что такое может случиться. Они понимали, что их цель не просто статья, а другие люди, которые, по их мнению, вредят обществу. Кто после этого станет утверждать, что журналистика не социально опасна?
Теперь о так называемых «молодых журналистах» – я не случайно взял эти слова в кавычки. Тут все просто.
Если ты стал журналистом, когда уже можешь родить ребенка, то не имеешь права ссылаться на молодость и неопытность.
Если у тебя уже есть паспорт и ты имеешь право принимать участие в выборах, если ты уже называешься полноценным гражданином, то ты должен знать все. Поэтому, те люди, которые учат журналистике как простому набору ремесленных приемов, не объясняя всех опасностей этой профессии, совершают должностное преступление.
Вот почему я посвящаю целую главу тем искушениям, которые обязательно встанут перед каждым журналистом и которые могут самым страшным образом изменить его жизнь.
Итак, начнем.
Я всегда поражаюсь, что различные международные организации измеряют уровень демократии в какой-либо стране с помощью каких-то опросов и вычислений.
Все проще. Нужно посчитать процент прямых эфиров в общем объеме вещания главного государственного канала. Этот процент все и покажет.
Диктатуры боятся неожиданностей.
Можно вспомнить недавнюю историю. Когда в 1991 году последний президент СССР Михаил Горбачев оказался в пленении в Фаросе, а в Москве начался переворот, то его зачинщики устроили пресс-конференцию, чтобы солгать, что Горбачев болен и не может руководить страной.
Они рассказывали это, нервно потея, но все шло хорошо до той минуты, пока не начались вопросы из зала.
Тогда журналистка Татьяна Малкина встала и задала наиболее логичный в этой ситуации вопрос: «Понимаете ли вы, что совершаете государственный переворот?»
Можно уверенно сказать, что на этом вопросе переворот и закончился. Все, что было дальше, уже не имело значения. Малкина сказала вслух то, что думали все. Но все молчали, а она сказала. Журналистка имела смелость, наивность или хитрость оказаться в роли знаменитого мальчика, который в сказке Андерсена «Новое платье короля» воскликнул: «А король-то голый!»
Я уже писал о страшном, уничтожающем эффекте телеправды.
После вопроса Татьяны Малкиной телекамеры показали зачинщиков переворота. Их руки дрожали. Было видно, что они неуверенны и трусливы.
Эта картинка и определила их судьбу.
Так что, простой вопрос обычной журналистки, я могу утверждать смело, во многом определил путь России.
Современные авторитарные лидеры часами могут рассказывать на экране о том, как прекрасно живет страна, но смертельно боятся прямого вопроса из зала. Они тоже читали популярные сказки, поэтому придумывают хитрые схемы, чтобы избежать неприятных вопросов. Для этого в президентские журналистские пулы приглашают только тех, кто приятен президенту. Пресс-служба президента не допустит, чтобы был задан вопрос, подвергающий сомнению правильность его курса, или чтобы журналист сказал самую страшную и крамольную фразу: «Простите, но вы так и не ответили на мой вопрос. Я хотел бы все же получить на него ответ!..»
Журналисты, входящие в пул, это хорошо понимают, поэтому ведут себя правильно. Они даже могут потом иронично написать о лидере в своем издании. Например, дерзко поддеть лидера, что на нем смешно сидит шляпа. Но прекрасно понимая, что юмор – это не сатира, они никогда не позволят себе то, что не нравится большому начальнику, а именно, подвергать сомнению то, что он говорит.
А для самоуспокоения подобные журналисты намекают, что они просто репортеры. Они просто рассказывают то, что происходило. Как про озеро, на которое прилетели лебеди.
Власть научилась изощренно оперировать общественным мнением, используя граждан, как наперсточники на базаре. Все пресс-конференции с населением тщательно готовятся. Людям, которые попроще, диктуют вопрос, который нужно задать. Они радостно соглашаются, потому что их покажут по телевизору. Но когда звонят журналистам, то действуют иначе – им звонит человек и, начиная с вопроса: «А что бы вы хотели спросить у президента?», договаривается, что это будет за вопрос и как именно он будет звучать. Авторитетный журналист соглашается, потому считает себя избранным, ему кажется, что за это его пустят на какую-то эксклюзивную встречу с президентом в дальнейшем. Кроме того, это почетно – не каждый задает вопрос президенту. Поэтому можно будет прямо, честно и нелицеприятно спросить у президента, будет ли его страна великой и могучей под его руководством. И если президент ответит «Да» слишком тихо, можно грозно потребовать повторить эту фразу еще раз погромче, показав свою бескомпромиссность.
