Газета Завтра Газета - Газета Завтра 880 (39 2010)
Но вернёмся к нашим капуцинкам. Главное отличие суриковского фильма от массы сиквелов, вечных возвращений, псевдоримейков и прочей накипи нового времени заключается в том, что здесь напрочь не прочитывается конъюнктура. Более того, картина не претендует на глубокомысленное высказывание или возврат к прошлому. Нет здесь и попытки воссоздать советский киностиль — недаром нам не показывается ни сам фильм, который отсняли горе-киношники, ни та порция искусства из Госфильмофонда, которую прокручивает провинциальным криминальным парням иностранная Маша. Сурикова прекрасно понимает, что пропасть между этими двумя мирами непреодолима. Зато есть отличный повод повеселиться, признаться в любви к кино, соединить в одном кадре старую и молодую актёрскую гвардию — наличие Мироновой и Боярской с лихвой искупается присутствием талантливейшего Алексея Панина. И, как сказано в самом фильме, если и появляется в сюжете какая-то сволочь, то она имеет человеческое лицо. Пускай постановки драк и потасовок выполнены в манере и ритме детских дуракаваляний режиссёра Леонида Нечаева — условность происходящего не даёт отнестись к этому всерьёз. Да и кто осмелиться бросить в огород Нечаева камень? Кошмары с деревянным мальчиком-демоном (именно так воспринимают Буратино заграничные зрители) будут обеспечены на год вперёд. Нельзя же, в конце концов недооценивать роль киноискусства!
Однако оно всё дальше и дальше удаляется от народа. Как мог бы спеть Борис Гребенщиков — "мы ведём войну уже 70 лет, особенно в узком кругу, но по новым данным разведки — не пожелать и врагу".
Что же поделать, если кино погубил зритель? На опыте "Человека с бульвара КапуциноК" это становится особенно ясно.
ДЕТИ РОЗАНОВА
"ЗАВТРА". Недавно общественность была сильно озадачена тем, что после выступления "Барто" на митинге в защиту Химкинского леса вам поступил вызов в правоохранительные органы, группу заподозрили в экстремизме. Что произошло и как вы попали на эту небесспорную акцию?
Алексей ОТРАДНОВ. Лозунгом акции было — "Все мы живём в Химкинском лесу". А мы единственные из участников-музыкантов митинга, кто действительно живёт в лесу. Дом, в котором мы живём, выходит в лес. Мы подумали, что если хотят вырубить Химкинский лес, то и до нашей Малаховской лесополосы могут добраться. Так что за лес стоит побороться. Мы пришли и исполнили три песни. Полноценную электронную программу играть технически было невозможно, выступали в формате Шевчука, под гитару. Одна из исполненных песен — "Готов". Маша её продекламировала, она не исполняется под гитару — это речитатив. Сыграли и сыграли. Но через две недели позвонили из отдела по борьбе с экстремизмом и пригласили Машу "на опрос".
Мария ЛЮБИЧЕВА. Я была на Петровке, 38. Постаралась разъяснить, что в тексте песни никакого призыва к совершению экстремистских действий не содержится. "Готов" — однозначно песня о любви. Сейчас идёт лингвистическая экспертиза, хотя порой у меня возникают ощущения, что весь сыр-бор не из-за песни, но из-за участия в митинге. Очень надеюсь, что вся эта ситуация благополучно разрешится, и мы продолжим заниматься музыкой, а милиция преступниками.
"ЗАВТРА". Как вы прокомментируете сам факт претензий к песне?
А.О. Я их не понимаю. По сути, песня носит романтический характер. Мы по образованию историки, нас всегда интересовала традиция народовольцев, людей, которые жертвовали собой ради идеи. От них можно перекинуть мостик к историям про Бонни и Клайда, "прирождённым убийцам" из фильма Оливера Стоуна. То есть историям любви героев, которые не могут себя найти в окружающем мире, и реализуют себя через агрессию по отношению к социуму. Если транспарировать на сегодняшний день, то аналогом такого поведения для "Бонни и Клайда" наших дней может быть агрессия по отношению к объектам, ассоциирующимся с системой.
Но в этой песне нет призыва, вроде "убивай, насилуй, клевещи, предавай", нет повелительного наклонения. Идёт диалог двух лирических героев — я ради тебя, нашей любви готов на всё. Постоянно цитируется строчка про "машины ментов", но сам текст совсем не про них.
Мы столкнулись случайно осенью
Как и сейчас, шёл дождь.
Демонстрации, флаги —
я всё это вижу,
А ты смотришь и никого не ждёшь.
Любовь как сигарета,
зажатая в дрожащих пальцах,
Любовь как протест.
И вот уже утром мы греем пальцы
о картонные стаканчики с кофе —
Вечером арест.
"ЗАВТРА". Когда "Барто" появилось — точнее, даже ворвалось на сцену, сразу возник вопрос: как вы себя самоидентифицируете? "Барто" — это музыкальный коллектив, арт-группировка или политический проект, который через доступную привлекательную музыку беспокоит общество?
А.О. Это точно не было политикой. Мы — не Шевчук, который воздействует на массы. Всё-таки нас слушает ограниченное количество людей. Скорее, это проект "на злобу дня".
М.Л. Мы поём о том, что нас волнует. Но мы — музыканты, а не политические или даже общественные деятели. Художественная составляющая для нас принципиальна. У нас есть ещё один проект — романтический, "Огни Святого Эльма", но такого, что "Огни" — это музыка, а "Барто" — чистая провокация — нет, качество подачи важно везде.
"ЗАВТРА". Обычно в аналогичных проектах тексты пишет барышня, а музыкальная часть — мужское дело. У вас же наоборот: тексты Алексея, а композиторская работа за Марией.
М.Л. А я тексты писать не умею, я играю на синтезаторе. Всегда хотела писать, но не получается, поэтому не лезу. Более того, Лёша бил меня по рукам, дабы я не вставила четвёртый аккорд в песню и не сбила строчку.
А.О. Наша любимая современная группа — "Ансамбль Христа-Спасителя и Мать Сыра-Земля". Но у них десять альбомов, а все песни так или иначе похожи друг на друга. Мы же пытались писать песни мелодичные, которые можно будет напеть, которые могут быть востребованы даже на танцах.
"ЗАВТРА". Касательно характеристики вашего направления мнения разные, но частенько используется определение — панки.
М.Л. Мы действительно во всех отношениях — панк, пусть и не играем живыми инструментами. Групп, которые поют, что вокруг всё плохо, всё надоело — хватает. Но их никто не слышит. Мы сделали программу, которая в форме дискотеки, в сатирической манере, выносит проблемы на широкую публику.
При этом, как ни крути, мы остаёмся маргинальной группой.
А.О. Во многом "Барто" — это была реакция на рубеж девяностых и нулевых, когда появилась куча групп, которые пели ни о чём. "Вечно-молодой, вечно пьяный". В каком-то смысле это был ответ на "Наше радио", на засилье однообразной, бессмысленной и беспощадной музыки, которой было очень много, и которая выдавалась за некую альтернативу. Дома у нас нет телевизора, всё это я лицезрел, когда приезжал к родителям. Проходит месяц, снова приезжаю и вижу, что групп, которые заполняли собой "ящик", уже нет; появились новые, при этом они ничем от прежних ни отличаются. И зачем это тиражирование нужно, совершенно непонятно. Настолько было грустно, что решили записать с улыбкой альбом. Когда записывали, сами смеялись, как дети.
Думаю, нас можно определить как арт-панк.
М.Л. А я вот не понимаю, что значит — арт-панк…
"ЗАВТРА". Долгое время фиксировался уход энергии из слова, бесполезность прямого высказывания. Но "Барто" активно работает со словом, да и прямое высказывание порой имеется.
А.О. В нашем случае, оказалось, что так надо, и это востребовано. Когда "Барто" начиналось, году в 2006-2007, скорее это было для себя и для друзей. Но реакция неожиданно оказалась массовой. Позвонил Троицкий, позвали на гастроли, первый немосковский концерт был сразу же в Минске. Оказалось, что это созвучно не только нам. Мы удивились.
М. Л. Мы ориентировались на то, что нас задевает и интересует. Но было приятно — записываешь голос, а звукорежиссёр сидит за пультом и хохочет.
"ЗАВТРА". Существуют ли границы вашего высказывания, есть ли, условно, табу?
