Газета Завтра - Газета Завтра 251 (90 1998)
Флипп ГО (П? - неразборчиво. - Ред.) “Большевики наконец поняли, что нельзя планировать настоящее искусство, что нельзя печь литер.произведения, как трактора или колхозы”.
Верно.
Уполномоч.4 Отд. СПООГПУ (Илюшенко)
Без N и даты
Статья в “Правде” и последовавшее за ней снятие с репертуара пьесы М.А.Булгакова особенно усилили как разговоры на эту тему, так и растерянность. Сам Булгаков сейчас находится в очень подавленном состоянии (у него вновь усилилась его боязнь ходить по улице одному), хотя внешне он старается ее скрыть. Кроме огорчения оттого, что его пьеса, которая репетировалась четыре с половиной года, снята после семи представлений, его пугает его дальнейшая судьба как писателя (снята и другая его пьеса “Иван Васильевич”, которая должна была пройти на этих днях в театре Сатиры), он боится, что театры не будут больше рисковать ставить его пьесы, в частности, уже принятую театром Вахтангова “Александр Пушкин”, и, конечно, не последнее место занимает боязнь потерять свое материальное благополучие. В разговорах о причинах снятия пьесы он все время спрашивает: “Неужели это действительно плохая пьеса?” - и обсуждает отзывы о ней в газетах, совершенно не касаясь той идеи, какая в этой пьесе заключена (подавление поэта властью). Когда моя жена сказала ему, что на его счастье рецензенты обходят молчанием политический смысл его пьесы, он с притворной наивностью (намеренно) спросил: “А разве в “Мольере” есть политический смысл?” - и дальше этой темы не развивал. Также замалчивает Булгаков мои попытки уговорить его написать пьесу с безоговорочной советской позиции, хотя, по моим наблюдениям, вопрос этот для него самого уже не раз вставал, но ему не хватает какой-то решимости или толчка. В театре ему предлагали написать декларативное письмо, но это он сделать боится, видимо, считая, что это “уронит” его как независимого писателя и поставит на одну плоскость с “кающимися” и подхалимствующими. Возможно, что тактичный разговор в ЦК Партии мог бы побудить его сейчас отказаться от его постоянной темы - противопоставления свободного творчества писателя и насилия со стороны власти, темы, которой он в большей мере обязан своему провинциализму и оторванности от большого русла текущей жизни.
Верно:
Пом. Нач. 6 Отд. СПО ГУГБ (Илюшенко)
Агентурно. Без N и даты
Разговор с БУЛГАКОВЫМ (у себя дома 7 ноября).
- Я сейчас чиновник, которому дали ежемесячное жалованье, пока еще не гонят с места (Большой театр) и надо этим довольствоваться. Пишу либретто для двух опер - историческое и из времен гражданской войны. Если опера выйдет хорошая - ее запретят негласно, если выйдет плохая - ее запретят открыто.
Мне все говорят о моих ошибках и никто не говорит о главной из них: еще с 1929-30 года мне надо было бросить писать вообще. Я похож на человека, который лезет по намыленному столбу только для того, чтобы его стаскивали за штаны вниз для потехи почтеннейшей публики. Меня травят так, как никого и никогда не травили: и сверху, и снизу, и с боков. Ведь мне официально не запретили ни одной пьесы, а всегда в театре появляется какой-то человек, который вдруг советует пьесу снять, и ее сразу снимают. А для того, чтобы придать этому характер объективности, натравливают на меня подставных лиц.
В истории с “Мольером” одним из таких людей был Олеша, написавший в газете МХАТа ругню. Олеша, который находится в состоянии литературного маразма, напишет все, что угодно, лишь бы его считали советским писателем, поили-кормили и дали возможность еще лишний год скрывать свою творческую пустоту.
Для меня нет никаких событий, которые бы меня сейчас интересовали и волновали. Ну был процесс - троцкисты, ну, еще будет - ведь я же не полноправный гражданин, чтобы иметь свое суждение. Я поднадзорный, у которого нет только конвойных. Что бы ни происходило в стране, результатом всего этого будет продолжение моей травли. Об испанских событиях читал всего три-четыре раза. Мадрид возьмут - и будет резня. И опять-таки если бы я вдохновился этой темой и вздумал бы написать о ней - мне все равно бы этого не дали.
Об Испании может писать только АФИНОГЕНОВ, любую халтуру которого будут прославлять и находить в ней идеологические высоты, а если бы я написал об Испании, то кругом закричали бы: “Ага, Булгаков радуется, что фашисты победили”.
Если бы мне кто-нибудь прямо сказал: “Булгаков, не пиши больше ничего, а займись чем-нибудь другим, ну, вспомни свою профессию доктора и лечи, и мы тебя оставим в покое”, - я был бы только благодарен. А может быть, я дурак, и мне это уже сказали, и я только не понял.
Пом.Нач. 6 Отд СПО ГУГБ (ШИВАРОВ)
Я мечтаю о том, чтобы Григорий Климов написал мемуары. Подлинную историю своей жизни. А если не написал, то наговорил бы на диктофон кому-либо из своих друзей и почитателей… И чем правдивее, тем легендарнее. Чем документальнее, тем более мифологически.
Кто он - добрый одинокий русский старичок, которому 26 сентября исполнится 80 лет? Живущий на втором этаже деревянного двухэтажного дома в Квинсе, добропорядочном районе города Нью-Йорка, вдвоем с кошечкой, украшенной колокольчиком? Две комнаты и большая просторная кухня, где Григорий Петрович любит сидеть с друзьями, к примеру, с тем же Виктором Муравиным, и попивать русскую водочку под самолично сваренный борщок… Библиотека, где каждая книга исчиркана постраничными замечаниями Климова и в итоге получающая приговор, часто беспощадный, но точный. У меня дома есть уже с десяток книг из библиотеки Григория Петровича, а следовательно, есть и с десяток характеристик их авторов. Вот например, отзыв на книгу Елены Щаповой-де Карли “Это я, Елена… (интервью с самой собой)”. Это как бы ответ бывшей жены Эдуарда Лимонова на его знаменитую книгу “Это я, Эдичка”. По мнению Константина Кузьминского, издателя книги, Елена Щапова “пишет теперь: о порядке потерь - в параллель воплям Эдички… Вот еще одна исповедь - как у Руссо - об исподнем.” … А по мнению Григория Климова: “Прочел 7/85. Оценка - 0. Бред сумасшедшей лесбиянки и наркоманки…”
У Эдуарда Лимонова хватало энергии не только на себя, но и на своих жен. Они все начинали писать, и все в том же лимоновском ключе, но, тут Климов прав, в случае с Щаповой без художественного таланта. Кончается лимоновский напор энергии, кончается и писательский импульс…
Вот еще пример климовского разбора книги, уже из другого времени. Двухтомник известного писателя второй эмиграции Михаила Бойкова “Люди советской тюрьмы”. Григорий Климов пишет: “Прочел все - 9/73. Оценка - 5. Хорошие выражения: “Камера упрямых… Камера настоящих (сидящих за дело)” … Характерное в этой книге: он описывает и евреев-энкэвэдистов, и евреев, которые сидят. Видимо, поэтому меньшевичка Вера Александрова и не приняла эту книгу в Чеховское издательство…” И далее идет подробный разбор интересных мест.
И в заключение третий пример. На этот раз книга Владимира Рудинского, тоже писателя второй эмиграции, но предпочитающего мистические сюрреалистические сюжеты и потому надеющегося, что найдет в Климове союзника по демонологии, оккультизму и чернокнижию. Все-таки Рудинский плохо прочел книги Климова - так бы понял, что, может быть, описывая общие процессы сатанизма, расценивают эти процессы они с противоположных сторон… И для Григория Климова его книга “Страшный Париж” - это: “Прочел все. - 30.10.92. Абсолютная чепуха, чушь. К тому же он забыл русский язык - у него масса нерусских оборотов”. Он дает свою оценку и отдельным рассказам. После чтения рассказа “Лицо кошмара” Климов отмечает: “Это довольно удачный рассказ. Но…1) автор против казаков; 2) автор за негров и цветных; 3) В Париже он дружен с евреями. Издал книгу в Израиле.”
Естественно, во всех этих оценках и характеристиках видны не столько авторы книг, сколько сам Григорий Петрович Климов. Тихий работящий человек, сотворивший столько легенд о себе и о мире…
Даже среди русских патриотов можно найти самые разные мнения о Климове. А что уж говорить о либеральных писателях. С другой стороны, среди его друзей экс-чемпион мира по шахматам Борис Спасский. В письме из Парижа к другу в Нью-Йорк Спасский пишет: “Радостно, что Вас печатают в России. Значит, дело Вашей жизни имеет своих сторонников и последователей… бедность в России сейчас ужасающая. Особенно у русских людей и русских молодых организаций. (Я не беру, конечно, русских предпринимателей из большевиков, которых интересует не Россия, а власть через деньги.) Положение же русских, заботящихся о своей стране, просто катастрофическое. Интерес издательства к публикации “Протоколов советских мудрецов” говорит о многом… Ведь врагов у такого издательства - неисчислимое множество. Можно представить себе, какой поднимется шабаш после выхода из печати “Протоколов советских мудрецов”?”
Кто же такой Григорий Петрович Климов? Блестящий советский офицер, с двумя высшими образованиями, со знанием языков, перешедший после войны в американский сектор Германии, заочно осужденный и приговоренный к расстрелу советским судом. Автор бестселлера “Берлинский Кремль”, переведенного на все европейские языки, вышедшего миллионным тиражом. Интересно, что на французский язык “Берлинский Кремль” переводил Аркадий Петрович Столыпин, сын знаменитого русского политика. По книге был сделан кинофильм, получивший первую премию на престижном Берлинском кинофестивале. Еще недавно я читал, что из литературы русского зарубежья были экранизированы только книги Солженицына и Климова. Более - никого. Только недавно добавился “Чонкин” Войновича…
