Оксана Булгакова - Караван счастья
Коллеги Бориса, его друзья и наставники, товарищи по комсомолу и партии впервые в истории отечественной металлургии взялись за уникальную реконструкцию мартеновской печи, которая дала рост производительности в два раза, дала в первый же год более миллиона тонн стали. Это не было просто. Даже видные специалисты со страниц всесоюзного журнала предсказали им крах, даже у себя на комбинате было много сомневающихся в превосходстве двухванных агрегатов. Они не советовали дергать «черта за бороду». Но «черта» победили, хотя он еще нет-нет да и напоминал о себе. И были случаи, когда Герой через месяц после высокого звания получил выговор, а те, кто послабее, уходили с двухванного и уезжали совсем.
Сегодня, отвлекаясь от недостатков, потерь и неприятностей, которые были в цехе, как при всяком новом деле, я вижу первый мартеновский как цех коммунистической настроенности в труде, социалистической сознательности.
Всесоюзную поддержку приобрела тогда инициатива сталеваров-коммунистов 29-й печи: «Каждому агрегату — план повышения эффективности производства».
Один из инициаторов этого почина — Василий Фомич Евстифеев рассказывал, что в ходу у них в коллективе было армейское правило — «делай, как я». Помочь товарищу, научить, вывести до уровня передового — негласный кодекс всех соревнующихся бригад. И не случайно в социалистических обязательствах коллектива 29-й печи было записано: подготовить сталеваров для нового следующего двухванного агрегата. И когда его пустили, лучшие сталевары ушли работать на него, вновь начиная с нуля. Затем была третья, четвертая печи. И вот сообщение еще об одной — пятой по счету — печи Бориса.
В те месяцы и годы, когда Борис был бригадиром комсомольско-молодежной бригады на «крупнейшей в Европе мартеновской печи», в цехе варилась самая дешевая в стране сталь, сталевары ломали голову над тем, как довести период между ремонтом печей с 600 до 1000 плавок; завершилась работа над фурмами для продувки кислородом своей конструкции, это сократило время плавки на 10 минут и дало годовой эффект в 201 тысячу рублей.
Сейчас на комбинате каждый день внедряется 20 рационализаторских предложений, каждый восьмой — рационализатор, а среди коммунистов — каждый четвертый. К этим цифрам приближались уже тогда. Все вокруг Бориса учились. Герой Социалистического Труда Михаил Андреевич Сорокин (тогда еще он не был Героем) приводил такие цифры по цеху: 33 человека учатся в институте, 32 — в техникуме, 209 — в школе. Общеобразовательный уровень за восьмую пятилетку возрос по комбинату на два-три класса. В 1975 году, по тем наметкам, в цехе он должен составить 9,4 класса.
Это требование научно-технического прогресса, который определяется знаниями, но и в свою очередь требует, чтобы процесс овладения ими был непрерывным.
Через три года, имея в виду все сказанное, Борис напишет: «Именно рабочий коллектив сделал из меня человека». Листая подшивки газет за 1970 год — май, апрель, июнь, июль, — слежу за информацией о бригаде Бориса Бахтина:
«За пять месяцев более трех тысяч тони стали сверх плана выплавил коллектив комсомольско-молодежной печи, на которой работает сталевар Б. Бахтин».
«В общий успех весомый вклад вносит бригада опытного сталевара Б. С. Бахтина».
«Б. Бахтин — лауреат премии Ленинского комсомола».
«Сталевар Бахтин — член ЦК ВЛКСМ».
А вот «техмаксимум» Бахтина, обращение его к молодежи:
«На Магнитке 30-х годов звучал комсомольский клич: «Молодежь — на Перекопы техники!» То было время освоения мощностей строящегося гиганта. Сегодня комбинат на пороге коренной реконструкции, и с минимумом технических знаний провести ее невозможно. Поэтому я призываю всех молодых металлургов, и в первую очередь сталеваров моей печи и цеха, начать движение «От технического минимума к техническому максимуму».
А через некоторое время Борис запишет:
«Я не знаю более богатого содержания, чем увлеченность трудом на благо общества, совершенствование, самовоспитание своей личности не ради усиленного «самосозерцания» и самолюбования, а ради того, чтобы полнее, ярче, глубже было твое взаимодействие с миром и с человеческим коллективом, преобразующим мир, чтобы больше пользы смог ты принести людям».
У поэта Михаила Пилипенко, автора «Уральской рябинушки», есть стихи, которые в моей памяти начинают звучать всякий раз, когда в первом мартеновском цехе иду по пролету, вижу усталые, потные, но озаренные большим подъемом души лица Василия Кирнева, Валерия Лысенко, Анатолия Романова, Антона Ракицкого. Представляю среди них Бориса: из-под каски — светлые кудри и веселые глаза, как на фото:
Говорят, половину на плавку идущего жара
Печь берет у сверкающих глаз сталевара,
Что тогда лишь получится сталь хороша,
Если сильная вложена в плавку душа.
Но еще, не шутя, сталевар мне однажды сказал,
Что хорошую песню кладет он в хороший металл.
Душу Борис, несомненно, вкладывал в свой труд. Отсюда и желание больше знать, не отстать от времени, а обогнать его, стремление совершенствовать производство. Так обстояло дело с душой. Ну, а песня? Какой она была у Бориса, о чем?
ВЫСОТА«Мне иногда задают вопрос: почему я, сталевар, пошел в вуз не по профилю?.. Собственно, со своей мечтой я не расставался никогда. На книжной полке у меня можно было увидеть литературу об авиации и космонавтике (как, впрочем, сейчас можно увидеть тома по металлургии)».
За записями в блокнотах вижу фотографии. В доме по улице Правды их много, разных. Близнецы Игорь и Олег рассматривали тогда их вместе со мной. «Папа строит нам ракету», — поясняли. А на фотографиях кудрявый мальчуган с моделью самолета, он же с другими такими же авиамоделистами на поле. А вот уже юноша в комбинезоне, у самолета, на крыле его, и последняя — летчик, облокотившийся на фонарь своей машины.
Пилот и сталевар родились почти одновременно. Школу пилотов магнитогорского аэроклуба ДОСААФ имени космонавта Поповича Борис закончил в 1963 году, а индустриальный техникум на год раньше — в 62-м. Через год, когда его поставили уже вторым подручным сталевара, он подал заявление в Армавирское военное летное училище. Не прошел медкомиссию.
Шло время. Борис варил сталь и летал (202 часа в воздухе, из них 70 — самостоятельного полета). Его перевели в сталевары. За этим был труд и талант. А он сдавал экзамены в Московский авиационный институт. И завалил математику.
На комбинате готовились к выплавке 200-миллионной тонны стали. О чести трудиться в этот день мечтали многие. Борис был среди тех, кто трудом своим завоевал это право. А он взял отпуск и опять засел за учебники. На этот раз Борис Бахтин был зачислен на факультет летательных аппаратов.
Цель была достигнута. Но пришли сомнения. Имеет ли право? Поймут ли в бригаде? Не слишком ли тяжелую ношу взваливает он на плечи жены? В цехе сказали: «Учись!» В семье тоже: «Выдержим, поможем!»
Собственно, Валя и не могла ответить иначе. Она во всем под стать Борису. Передовая работница, которую в день открытия XVI съезда комсомола коммунисты обувной фабрики приняли в свою семью, студентка-заочница, мать. Она не меньше Бориса была занята общественной работой, — групкомсорг, начальник штаба «Комсомольского прожектора», спортсменка-перворазрядница.
И недаром на встрече с делегатами XVI съезда ВЛКСМ комсорг фабрики, где работала Валя, Люба Верховцева, обращаясь к Борису, сказала, что Валя достойна его и что, может быть, без Вали Борис и не стал бы таким, каким узнала его вся страна.
«Время каждого из нас — это общественное достояние… Даже если говорить о так называемом «свободном времени», обществу совсем не безразлично, как ты распорядишься им».
И еще:
«…Надо полным ковшом черпать от культуры, музеев, театров…»
В этих словах я тоже узнала Бориса, того, магнитогорского.
От полетов и работы оставалось совсем немного времени. И оно было заполнено музыкой. В доме Бахтиных она звучала много лет. Играл Борис, играли четыре его сестры. Родители их — люди рабочие, научили ребят чувствовать жизнь тонко и возвышенно, смогли внушить детям, что есть на земле великое счастье — искусство. Девочки стали пропагандистами музыки: в Катав-Ивановской музыкальной школе работала Люда, в Брединской — Люба, а Галина совмещала дирижерскую работу с учебой в институте имени Гнесиных.
Кто знает, может, домашний микромир помог Борису подняться до своей мечты.
«Страсть, одержимость, любовь к тому делу, которое ты избрал главным в своей жизни, — это колоссальный рычаг. Если его использовать по-настоящему, большая польза будет стране, всем нам, каждому».
* * *В тот раз домой из Магнитогорска я возвращалась самолетом. Специально купила билет на рейс, который вел Василий Шабаев. Его лицо я видела на детских карточках Бориса — черноглазый, скуластый мальчик. Они жили на одной улице. Учились в одном аэроклубе. Поступали в одно летное училище. Вместе мечтали. Но порознь подошли к мечте. Я сидела в самолете и думала, что на месте Василия мог бы быть Борис. Пилот Борис Бахтин. И вспомнила газетные вырезки о полетах космонавтов в семейном альбоме Бахтиных и слова близнецов: «Папа строит для нас ракету».
