Александр Горбачев - Песни в пустоту
Юрий Угрюмов
К группе “Химера” у меня особенное отношение еще и потому, что это была одна из первых групп, которая выступила на сцене клуба “Молоко”. Познакомил нас Сева Гаккель. Весной 96-го “Там-Там” закрылся, а Сева музыкой “Химеры” и личностью Рэтда был абсолютно потрясен, он относился к ним очень трепетно и пытался всячески помогать. В частности, с его помощью они устроились репетировать на точке в здании какого-то бывшего НИИ – понятно, какое было время, никаких разработок там уже не велось, и люди с удовольствием сдавали помещения в громаднейшем здании подо все что угодно. И по стечению обстоятельств клуб “Молоко” открылся от этой точки в пяти минутах пешком. Если мне не изменяет память, концерт “Химеры” был то ли вторым, то ли третьим концертом в клубе “Молоко” вообще. Это был декабрь 96-го года.
Алексей Михеев
Точка, где они в то время репетировали, – огромный институтский корпус, заброшенный совершенно – пустые лаборатории, производственные помещения. Настоящая “Зона” Стругацких. И плюс еще первитин – вперемешку, наверное, уже с героином…
Егор Недвига
За неделю до его гибели мы случайно на улице пересеклись в Выборге. И я его просто не узнал, это был другой человек, он находился в какой-то жесточайшей депрессии. Посеревший, неулыбающийся, абсолютно неразговорчивый. Это был не Эдик Старков, которого я всегда знал. Я его спросил: “Эдян, в чем дело, ты что-то грустный какой-то?” Он говорит: “Ты знаешь, Егор, я чувствую, что в последние несколько месяцев у меня нескончаемый ступор, не знаю, что со мной такое”. Я ему: “Да ладно, расслабься, сейчас зима, у всех депрессняк, скоро весна, и все пройдет”. Он как-то многозначительно ухмыльнулся: “Ну да, наверное”.
Владислав “Витус” Викторов
Ему было тяжело. Он приходил ко мне несколько раз, и я просто денег ему давал, реально человеку нечего было есть. Но он не предавал себя. Наверное, он мог пойти работать – поначалу же он какое-то время работал дворником, но потом эта история закончилась, потом он жил в “Там-Таме”, потом “Там-Там” закрылся, и ему пришлось искать себе пристанище. В тот момент было уже достаточно много клубов, были какие-то более-менее популярные коллективы, которые регулярно играли. Мы вроде как бы тоже выступали и даже в Европе играли, но были как бы не при делах. Как будто это никому не нужно было. Может быть, от этого была растерянность.
Всеволод Гаккель
Безусловно, были наркотики. У него вообще ближе к концу было страшное окружение, эти люди меня очень пугали – но я ничего с ними сделать не мог, это была его среда. И он жил в ней, жил одним днем; я бы вообще мог применить к нему слово “нестяжание”. Не то что монашеская аскеза, а вот такое абсолютное отсутствие привязанности к материальному миру. Ему не нужно было ничего ни от кого. При этом у него была колоссальная зависимость от взаимоотношений с его женой Тосей. Колоссальная. И была в нем еще какая-то ребячливость, даже инфантилизм какой-то. Он мне нередко дарил всякие подарки и при этом всякий раз очень стеснялся.
Алексей Никонов
В одну из последних наших встреч я приехал в Питер и сказал, что готов вмазаться “винтом”. Мы поехали на Сенную покупать пузырьки и жгуты у старушек. Там их не оказалось, мы купили бутылку водки и выжрали ее на хате у каких-то чертей, которые уже дошли до того, что собак жрали. Рэтд тогда жил с ужасными людьми, совсем безбашенными. Один из них подошел ко мне с ножом и сказал: “Ты здесь находишься только потому, что ты приятель Рэтда”. Сам Рэтд был такой угрюмый, но я не люблю у людей в душах копаться и не стал спрашивать, что там. А последний раз, когда его я видел, это было в Выборге, в “Кочегарке”, буквально за день до смерти. Я тогда сторожил ворованный лес и шел с работы. Я перестал барыжить, у меня вообще не было денег, и я стал писать стихи. Но я не понимал, кому это надо. И вот я зашел в “Кочегарку”, там сидел Коля Бенихаев, мы с ним начали только-только играть на гитаре, но мы дурковали, это не было группой в том смысле, как сейчас. Это просто был прикол наркоманов. Всем весело. А тут наоборот – все сидят понурые, вмазываются. И говорят: жизнь – говно. Я захожу – говорю им: “Ну да, Рэтд, у меня тоже жизнь говно. У всех жизнь говно в это время”. А через четыре дня приезжает Михеев и начинает искать Рэтда.
Виктор Волков
Эдик был человеком мягким и добродушным. Я думаю, он попал в сильную зависимость от наркотиков. Вот мы недавно смотрели фильм про Pink Floyd, там был Сид Барретт. Он поймался на наркотики. Это я сейчас понимаю. А тогда не понимал: я сидел с ними, общался, но не понимал, что они под чем-то. Я же сам не употреблял ни разу, опыта такого не имею. И Эдик как-то при мне сказал: “Да, я знаю, я поймался”. Вот его слова. Это было где-то за полтора года до его смерти. А когда он пропал – никто и ухом не повел. С ним такое случалось. А потом прошла неделя, его нет, стали лазить по чердакам – и нашли.
Юрий Угрюмов
Рэтд ушел из жизни как раз в том здании, где у них была репетиционная точка. Опять-таки все это было рядом с “Молоком” – мы даже ходили его искать. Пришел встревоженный Сева, поведал мне о том, что Рэтд пропал, его давно никто не видел и вроде бы последние дни он обитал на репетиционной точке. И мы пошли посмотреть, что там да как – был Сева, был я, был Леша Михеев. Суровым морозным днем пошли на точку, там никого не было, но кто-то из работников этого НИИ сказал, что они видели что-то странное на чердаке. Мы пошли посмотреть – и именно там Леша Михеев увидел Рэтда в петле.
Виктор Волков
Я думаю, Эдик умер от безысходности. При всей отвязности он был очень мягкий, добродушный человек. И то, что он с Тосей расстался, тоже, наверное, его мучило. Еще и наркотики… Я думаю, он это сделал не в трезвом состоянии. Он же сказал: “Я поймался”.
Алексей Никонов
Когда Рэтд умер, над городом висела комета. Она была какая-то зловещая, туч вообще не было. Я тогда работал в промзоне и видел над собой черное-черное небо с таким здоровым бело-синим шрамом.
* * *В середине февраля 97-го Эдуард Старков, живший тогда на репетиционной точке, пропал. Его нашли через неделю. В петле. История группы “Химера” закончилась через десять месяцев после истории клуба “Там-Там”.
Все остальное – послесловие.
Илья “Черт” Кнабенгоф
О Рэтде вообще невозможно говорить как о человеке. Он им не был, это вообще абсолютно другое существо. Он был пришельцем самым настоящим. На Земле родилась просто оболочка, тело, а внутри сидело существо абсолютно нечеловеческого плана. Поэтому и музыка была соответствующая. И то, как он воздействовал на людей. Людям нравилась “Химера” не потому, что они как-то так играли, а из-за впечатления, которое Рэтд производил. Неважно, что звучало, люди чувствовали энергетику. Как мотыльки, которые слетаются на свет фонаря. И Рэтд обладал фантастической силой в плане завораживания людей. Это было нечто неземное, тайна внутри. Люди его не принимали, его боялись, сторонились и не понимали. Единственным местом, где он мог чувствовать себя свободным, был клуб “Там-Там”. Потому что в нем собрались абсолютно такие же, как он. Только там альтернатива и была настоящая. Сегодняшняя альтернатива – это анекдот, это песочница, в которой дети играются в альтернативу. Для них это повод потешить самолюбие. А в “Там-Таме” звучала музыка, которую нельзя было услышать нигде. И это была настоящая альтернатива. И Сева Гаккель бился за эту альтернативность, в “Там-Там” не пускали группы, которые звучали традиционно.
Андрей Алякринский
Не думаю, что “Химера” как-то повлияла на современных музыкантов, но она была, и ее след, безусловно, присутствует. Люди были, музыку играли, ее кто-то услышал. Я бы не стал говорить, что отзвуки “Химеры” я слышу сейчас у Ильи Кнабенгофа из группы “Пилот”, который спел песню ZUDWA, сука, блядь.
Владислав “Витус” Викторов
У него было свое отношение к жизни. Есть люди, которые подкидывают поленья в огонь и тусуют всю жизнь. Как я. А есть – которые сгорают полностью. Эдик, наверное, из этих людей. Просто как факел. Сгорел, и всё. Он использовал себя. По сути, он собой рисовал жизнь. Он был как гитара, как струна.
Александр Долгов
Само собой, “Химера” была олицетворением клуба “Там-Там”. Потому что имела самое прямое отношение к Гаккелю. Он изо всех сил старался ее протолкнуть. Что само по себе смешно. Я ни в коем случае не хочу уничижительно пройтись по желанию Севы раскрутить их. Просто этой группе не было дано играть нигде, кроме как в подобных рок-притонах. Потому что музыка была соответствующая. Году в 94-м их снимало какое-то центральное телевидение, давало короткую новость с концерта “Химеры”. И группу там представляли не музыканты, а Гаккель, который и привез их в Москву. И вот у него спрашивают: “Какую музыку играете?” Сева отвечает: “Дурацкую!” Всё, это была единственная реплика. Может быть, он что-то еще говорил телевизионщикам, но они оставили только эту фразу, которая рассказывает всё и об этом коллективе, и о музыке, которую они играли.
