Александр Горбачев - Песни в пустоту
Как бы то ни было, в 96-м не многие из тех, кто увидел в Питере загадочные плакаты, смогли увидеть и услышать, что подразумевали эти пять странных букв. Отведенный “Химере” ресурс везения, видно, был очень небольшим. Возникли проблемы с лейблом, Гаккелю пришлось издавать тираж самому. Выяснилось, что даже этот легитимный документ не может рассказать, что такое “Химера” на самом деле. Магия имени продолжала действовать: “Химера” оказалась химерой и в записи.
Андрей Алякринский
Все существующие записи “Химеры” не передают того, чем была эта группа. Любой рассказ по определению ущербен. Даже Сева Гаккель не нашел правильных слов, чтобы это описать. Я не смогу сформулировать так, чтобы было хотя бы отдаленно похоже на правду. Я могу сказать, что я записал пару пластинок этой группы, что я с ней ездил в пару туров в Швейцарию и в Германию – ну и что? Это ничего не значит. Ничего не говорит о “Химере”.
Всеволод Гаккель
Концерты всегда были важнее. И дело не в студии и не в правильном продюсере. Есть группы, которые тщательно репетируют программу, потом приходят и в студии ее фиксируют. Есть группы, которые приходят и начинают работать в студии, используя ее возможности и делая какой-то продукт, который сильно отличается от того, что она представляет собой в жизни. Группа “Химера” не репетировала никакой программы; практически альбом ZUDWA был записан живьем. Какие-то песни, я знаю, Эдик мог бы спеть лучше – но никаких дублей, никаких “давайте перепоем завтра” не было. Он приходил и играл.
Владислав “Витус” Викторов
По сути, качественных записей-то и нет. Только ZUDWA, и всё. И она делалась тоже впопыхах, и тоже ограничены все были – понимали, что все стоит денег. Был 96-й год. Это сейчас мы можем, ковыряя дома в носу и воспользовавшись компьютером, сделать заготовки. По сути, сейчас студия нужна только для вокала и барабанов. А тогда надо было сразу в студии все делать, даже некая нервозность была, потому что мы понимали, что за это люди будут платить – платил, по-моему, Сева. Я сейчас слушаю – записано вроде качественно, но вот сыграно… Мне вообще не нравится. Хотя Алякринский сделал нормальный звук, он выжал все, что возможно. Но по сути это очень сырая запись. Когда мы были в Европе и одну программу отыграли в течение месяца, помню, подошел какой-то человек и сказал: “Вы офигенно играете, как какая-то фирменная хардкор-команда”. Когда приобретается опыт, все начинает звучать вообще по-другому. А тогда получилось сыровато. Я понимаю, что другого товара нет и, к сожалению, не будет. Могло быть по-другому, но не получилось. Не повезло. Это судьба, может быть.
Юрий Лебедев
ZUDWA, вернее ЗУ-2 – “зарядное устройство модели два”, – одинокая забытая развалина некого орудийного сооружения, обнаруженного Эдиком на берегу какого-то водоема. Возможно, того самого озера Куйка (Эдик действительно родился в поселке Калевала в Карелии). Так Эдик ответил мне когда-то на вопрос, что означает это слово и эта песня. Широкой и узкой публике на концертах о предыстории этой песни подробно не сообщалось, да никто и не спрашивал. О том, что Сева придает этому буквосочетанию некий особый смысл, мы узнали уже позднее, когда он решил напечатать те самые одноименные плакаты задолго до записи альбома. Это слово, выраженное латинскими буквами, нам всем понравилось больше, чем оригинальное название забытого лафета. По крайней мере, в написанном виде оно для названия альбома явно не годилось. А ZUDWA подошло.
(Из интервью Дмитрию Меркулову для сайта edikstarkov.narod.ru)
Всеволод Гаккель
Когда дело дошло до издания альбома, я совершил глупость. Надо было дать ему возможность сделать как он хотел, и если он хотел никакую обложку – пусть так бы и было. Он сделал эскиз, неряшливый совсем, и говорит – вот обложка. А я начал противиться – мол, давай сделаем лучше, есть такая хорошая фотография… “А, ну давай”. Но я видел, что он согласился из уважения ко мне, с его ощущением это не совпало.
Артем Копылов
В 90-х я один раз видел, чтобы музыку такого рода рекламировали, – и это было, когда вышел альбом ZUDWA. Весь город был уклеен не афишами даже, а постерами, причем на них даже названия “Химера” не было, только фигура Эдика в фартуке с задранной башкой и слово ZUDWA. И все ходили и офигевали – что это вообще? Мне кажется, это был единственный у нас прецедент такого рода.
* * *“Там-Там” был порождением своего времени – но время безжалостно уничтожает своих сыновей. Клуб существовал на птичьих правах, в нем становилось все больше наркотиков, в какой-то момент визиты ОМОНа вошли в привычку. Дикий капитализм 90-х начал обнажать зубы – и, хотя помещение “Там-Тама” было расположено отнюдь не в самом выгодном месте города, претенденты на него нашлись. “Там-Там” закрыли 22 апреля 96-го года; здание заняли новые владельцы, предъявившие невесть откуда взявшиеся права. Закрыли мгновенно, закрыли вроде бы даже вовремя: клуб выполнил свою миссию, начинались новые времена – времена, когда в городе начала появляться нормальная клубная инфраструктура, когда индустрия ни шатко ни валко начала работать и когда марш одиночек-энтузиастов по большому счету был уже не так уж и нужен. Но клуб закрылся – а люди остались. Дальше им предстояло двигаться самим.
История “Химеры” столь тесно повязана с историей “Там-Тама” еще и потому, что без него, по сути, никакой истории уже не было. Альбом вышел – но оценить его по-прежнему было толком некому. Группа играла – но будущего по-прежнему не было видно. Выживать с паспортом гражданина Луны становилось все сложнее.
Леонид Новиков
Была такая радиостанция “Катюша”, и там небезызвестный Илья Бортнюк спрашивал у Рэтда в прямом эфире: “У тебя такие классные перформансы, что бы ты еще хотел сделать на сцене?” А он говорит: “Я хочу повеситься”. Ну, все посмеялись, в шутку перевели. А он, как оказалось, ни разу не шутил.
Юрий Лебедев
В последние годы мы встречались только на репетициях. У всех было много своих забот: семья, работа. Кроме того, мы все действительно очень разные. Объединяло только сильное желание играть именно такую музыку (о сильном желании играть может свидетельствовать время одной из недельных репетиций в “Там-Таме”, когда мы там обосновались в 95– 96-м годах – в один день недели все неизменно собирались в девять, а может, и в восемь часов утра – уже и не помню). А на репетициях мы, как правило, не репетировали в обычном смысле – то есть не разучивали песен. Разве что перед намеченным концертом прогоняли раз-другой будущую программу. Или Эдик приносил новую песню – тогда для нее подбирали ритм. А обычно играли всякие импровизации для удовольствия. Некоторые темы потом стали песнями. Но их немного – песен, придуманных не лично Эдиком. Могу вспомнить только две – “Тотальный джаз” и “Скандинавец”. Тексты к ним Эдик придумывал уже после первого исполнения и часто прямо на концерте.
Раньше, когда я, Паша и Витус еще были студентами, бывало, заходили друг к другу иногда. Особенно к Эдику, когда он имел дворницкую на Петроградской. Но к нему и тогда, и после лезло столько людей, что навязывать еще и свою персону без особой причины становилось неловко. Да и на концерты, бывало, просились поиграть. Эдик же никогда не отказывал. “Сегодня с нами играет наш друг Ух”, – у меня и запись с такого концерта есть. Как правило, такие после первой песни уходили по-тихому. Но Юра-тромбонист, каким-то образом прибившийся к нам в 96-м году, прижился. Тоже странный человек. Был еще какой-то Антон, очень наглый и настойчивый. Много было людей. Но на Эдика, думаю, никто никак повлиять не мог.
(Из интервью Дмитрию Меркулову для сайта edikstarkov.narod.ru)
Владислав “Витус” Викторов
В 97-м году Гена уже работал на радио “Модерн”, я заканчивал институт и работал в музыкальном магазине. Для нас в то время музыка была таким времяпрепровождением, отдушиной. А Рэтд этим горел. И может быть, в этом был некий диссонанс. Я вот чувствую отчасти нашу вину, что мы не так относились к тому, что делаем. Для него это было самое важное в жизни. А для нас в тот момент начиналась бытовуха из серии выживания, трудоустройства и тому подобного. Естественно, нам нравилось заниматься музыкой, и нравилось безумно. Но в глубине души я понимал, что вряд ли что-то получится, хотя, надежда, конечно, умирает последней. В какие-то моменты нам что-то платили за концерты, и мы, по-моему, просто оставляли это Рэтду. Он сам пытался всем нам раздавать деньги после выступлений, но мы говорили – у нас есть на что жить. Да и платили-то копейки.
Юрий Угрюмов
К группе “Химера” у меня особенное отношение еще и потому, что это была одна из первых групп, которая выступила на сцене клуба “Молоко”. Познакомил нас Сева Гаккель. Весной 96-го “Там-Там” закрылся, а Сева музыкой “Химеры” и личностью Рэтда был абсолютно потрясен, он относился к ним очень трепетно и пытался всячески помогать. В частности, с его помощью они устроились репетировать на точке в здании какого-то бывшего НИИ – понятно, какое было время, никаких разработок там уже не велось, и люди с удовольствием сдавали помещения в громаднейшем здании подо все что угодно. И по стечению обстоятельств клуб “Молоко” открылся от этой точки в пяти минутах пешком. Если мне не изменяет память, концерт “Химеры” был то ли вторым, то ли третьим концертом в клубе “Молоко” вообще. Это был декабрь 96-го года.
