Андрей Буровский - Россия будущего
Естественно, вы закономерно проигрываете.
Вот один такой пример: люди привыкли к логике: деньги направляются туда, где нужнее всего. А тут они потекли вовсе не «куда надо», а туда, где они будут приносить доход. Вывоз круглого леса из России — сущее безумие… Но это выгодно, и этим будут заниматься. Торговать водкой непочтенно. Ну и что? Все равно будут торговать.
А одновременно закрывались детские садики, и здания этих садиков покупали частные фирмы. Старики не получали пенсий, самолеты без замены, ремонта и профилактики превращались во флотилию летучих гробов.
Потому что при капитализме не развивается, не двигается ничто, не приносящее прибыли. Как бы это ни было нужно и полезно! Денег нет, а значит — не пойдут дети в детские садики, подохнут без лечения старые хрычи и хрычовки, будут биться самолеты, на полпути врезаясь в землю.
По телевизору идут пошлейшие ток-шоу, родители в ужасе от «Тома и Джерри» — от зрелища мышей, которые прибивают кота к полу гвоздями и при этом хохочут? Но ток-шоу и эти мультфильмы шли, идут и будут идти — потому что в них вложены деньги и потому что они приносят доход.
Остальное не имеет значения.
В начале 1990-х продолжался книжный бум, издавалось невероятное количество литературы, включая научно-популярную. И тиражи: 50… 100… 200 тысяч экземпляров.
А потом книжный бум спал, и издавать книги стало невыгодно. Даже боевики и фантастика выпускаются все более низкими тиражами. А какой тираж у научно-популярных книг? 500 экземпляров и 300.
Даже тот, кто вроде быстро приспособился, испытал много сильных впечатлений. Даже в странах более благополучных оголтелая погоня за коммерческим успехом ведет к неврозам и психозам, люди разрушают свое здоровье в судорожной погоне за призраком золотого тельца.
Тот, кто не успеет, — зачислит себя в неудачники и наживет новые неврозы и психозы.
В Мекке наших «демократов» разлива конца 1980-х, в Америке, на психотропные средства тратят больше денег, чем на сердечные. Статистики по России нет. Случайно ли?
Буржуазный образ жизни
Но ведь капитализм имеет и свои хорошие стороны. На первых порах, пока не наелись, казалось: самое лучшее в капитализме — это товарное изобилие. Что такое дефицит, как ломились в очередях за колготками из Венгрии или все той же легендарной красной колбасой — уже страшная сказка для тех, кому меньше 25.
Бывает трудно достать деньги — но если они есть, все остальное легко достижимо. В СССР говорили, что у нас дефицита нет только в деньгах — их, мол, у нас сколько угодно. Теперь дефицитны только деньги — все остальное идешь и покупаешь.
Другой вопрос — все ли готовы к этому типу дефицита?
Теперь, через 15 лет капитализма, кажется, что самое лучшее в нем, наверное, — это свобода! При капитализме никого и никак невозможно заставить делать то, чего он не хочет. Это с удивлением отмечали советские люди, выезжавшие за рубеж в 1980-е годы. Мол, никто не делает ничего, что не хочет! И заставить нет никаких средств… Теперь точно то же и у нас: попробуйте заставить россиянина делать не то, что он хочет.
Это касается не только буржуя, который сделал деловую карьеру. Это касается и достаточно «рядового» предпринимателя или специалиста; разумеется, он не свободен очень от многого, он принимает на себя и несет определенные обязательства.
И пусть попробует не выполнить!
Но все обязательства, во-первых, приняты этим человеком добровольно, а не навязаны. А во-вторых, по всем обязательствам существуют границы ответственности и контроля. Вот эту работу я обязался закончить за неделю? Значит, должен закончить, а если нет — то я несерьезный человек. Но вот контролировать, где я провожу вечера, вы не будете. Вот не будете — и все. Я имею право бывать, где хочу, а вы следить — не имеете права!
Одно из приятных последствий падения советской власти: в гостиницах перестали спрашивать свидетельства о браке у пар, которые поселяются вместе. А то ведь спрашивали! И советские люди всерьез отвечали на хамские вопросы — официально ли они женаты, показывали штампы в паспорте, а если что не так — скрывались, бегая друг к другу под покровом темноты, тайком.
Коридорная бы не увидела…
Советские люди исходили из того, что кто-то вышестоящий имеет право контролировать их, проверять их поведение, а если они нарушают «моральный кодекс строителя коммунизма», то они должны прятаться, как нашкодившие ребятишки.
Ну так вот — попробуйте вызвать такие ощущения у современного россиянина! Чтобы он почувствовал кого-то вправе распоряжаться: с кем ему жить, поселяться в одном номере гостиницы, ложиться в одну постель…
С россиянином после 1991 года произошло примерно то же, что с большинством населения России — после 1861 года. Тогда капитализм избавил наших предков от порки на конюшне, ломания шапки, от страшного положения «дворового человека», насильственной выдачи замуж или сдачи в рекруты.
Так и сегодня мы избавлены от массы мелочных ограничений, стеснений, ценных указаний начальства и прочей гадости.
В конце «перестройки» журналисты, выезжавшие из СССР, сравнивали западного человека и советского. Главное различие: западный человек делает только то, что сам хочет делать.
Но теперь очень многие россияне живут точно так же.
Средний класс России
В конце 1980-х годов обозреватели крупнейших газет дружно приходили к выводу: в СССР никакого среднего класса нет! И быть не может. В такой сволочной стране, как Россия, среднего класса не предусмотрено.
Не будем слушать злобных завываний. Средний класс — это ведь не только некий уровень доходов. К тому же в каждой стране он свой, и если перевести в доллары доходы французов, испанцев, даже немцев, многие из них до среднего класса США «не дотянут».
Средний класс — это уровень квалификации, отношение к собственности, место в системе распределения труда.
Если мы о квалификации — то в СССР 1980-х годов средний класс составлял, по разным оценкам, от 30 до 55 % населения.
В Российской Федерации даже официально 5 % населения — предприниматели и работодатели: владельцы и совладельцы ООО, ОАО, ЗАО, частные предприниматели, ныне называемые длинной аббревиатурой ПБОЮЛ[19]. Как правило, это предприниматели совсем мелкие, своего рода мини-буржуазия. Даже микро.
Но их принадлежность к среднему классу — очевидна.
Специалистов высокого класса в России десятки миллионов, не менее 20–30 %. Это художники, музыканты, дизайнеры, редакторы, журналисты, экологи, инженеры, программисты, строители, врачи, юристы, преподаватели, автомеханики… Нет, будем долго перечислять, да и незачем. Иностранцы изумляются тому, как мало зарабатывают большинство этих людей… Но они долго учились, и они умеют ничуть не меньше, чем их коллеги в западном мире. Стоит российскому специалисту переехать в западный мир — и он оказывается вполне конкурентоспособен.
К тому же разрыв в заработной плате, вполне возможно, дело времени: в самой России стоимость труда все время растет.
Эти люди живут так же, как весь средний класс во всем мире. Они меньше читают, чем читала русская интеллигенция, но вовсе не потому, что они ограниченнее и глупее. Причин две.
1. Большинство этих людей работают много и тяжело. У них не так много времени и сил на книги, не относящиеся прямо к их работе.
2. Кроме книги, есть такие способы познания отвлеченного, как фильмы, телевизор и компьютер.
В результате эти люди даже больше знают о мире, в котором живут, чем знали интеллигенты.
Специалисты мало склонны к идеологии, равнодушны к любым способам радикального переустройства мира. Они слишком заняты для того, чтобы читать теоретиков лево— или праворадикального лагеря, вникать в их аргументы, организовывать митинги и так далее. Все время, которое остается у них от работы, они тратят на друзей, личную жизнь и семью. Этого времени всегда более или менее не хватает.
Всегда хочется иметь его побольше.
Для интеллигента сами по себе знания были тем, что дает положение в обществе. Умеешь читать Шиллера без словаря? Вот молодец! Я еще и по-латыни могу… Ну, совсем молодец! Такому человеку обеспечено внимание общества, им интересуется начальство, уважает сверстники, им увлекаются девушки. Он всегда будет желанным гостем везде, куда придет.
И вдруг оказывается: знания сами по себе — это частное дело каждого. Можно знать иностранные языки, а можно не знать. Можно разбираться в устройстве атома и в писателях Древнего Рима — а можно и совсем не разбираться. На положение в обществе это влияет очень мало.
В начале 1990-х годов пошел спад числа студентов, некоторые молодые люди сочли, что им это вовсе не обязательно. Ведь можно стать владельцем лавки, ныне называемой «торговым павильоном» или другим более красивым словом, можно торговать автомобилями или окорочками без всякого высшего образования.
