Елена Прудникова - Сталин. Битва за хлеб
Естественно, общинный крестьянин продавал хлеб по твердым ценам не от хорошей жизни, а потому, что ввиду бедности не имел запасов. Ему были нужны хоть какие-нибудь деньги на насущные нужды. Кроме того, мелкий хозяин не имел собственного выхода на рынок, а перекупщик не давал больше твердой цены — так какая, спрашивается, разница?
Хлеба от такой «продразверстки» правительство получило очень мало. Зато недовольства в деревню подбавило огромное количество.
* * *Едва придя к власти, Временное правительство… ну конечно же, объявило продразверстку.
«Неоднократные попытки старого правительства получить хлеб успеха не имели вследствие недоверия населения к старой власти. Продовольственная комиссия считает нужным призвать к немедленному получению хлеба. Государственные интересы требуют получения сейчас же всех крупных партий хлеба, сосредоточенных в больших сельскохозяйственных экономиях, у торговых посредников и банков…
Немедленно по получении этой телеграммы приступить к реквизиции хлеба у крупных земельных собственников и арендаторов всех сословий, имеющих запашку не менее 50 десятин, а также к реквизиции запаса хлеба у торговых предприятий и банков»[52].
Постановлением от 25 марта весь хлеб велено было передать продкомитетам, за исключением нормы на питание и семенного зерна. 11 апреля все посевы (!) объявили общегосударственным достоянием. Большевики до такого не додумывались даже в самые «коммунистические» годы советской власти.
Как вы думаете, был толк от этих постановлений? Правильно! Нет, держатели хлеба доверяли Временному правительству, но… зерна все равно не давали. А взять его оно не могло, поскольку распоряжаться правительство научилось, а вот механизма выполнения своих приказов в наличии не имело.
Ещё больше повысил недоверие крестьян к хлебозаготовкам любого рода наглый обман новых «демократических» властей.
«6 августа Временное правительство официально объявило, что установленные 25 марта твердые цены на урожай 1917 г. „ни в коем случае повышены не будут“. Крестьяне, не ожидая подвоха, свезли хлеб. Помещики же знали, что в правительстве готовится повышение цен, которое и было проведено под шумок, в дни корниловского мятежа. Цены были удвоены, что резко ударило по крестьянству нехлебородных губерний[53] и по рабочим»[54].
О реакции крестьян хлебородных губерний на этот финт догадаться нетрудно — больше никаких хлебозаготовок, только свободная торговля! Вот только свободная торговля в условиях, когда промышленного производства практически не существует, а деньги являются просто разрисованной бумажкой, становится чем-то виртуальным. Очень быстро она свелась к простому товарообмену. Уже летом 1917 года британский военный атташе генерал Нокс докладывал:
«В некоторых губерниях крестьяне отказываются отдавать свое зерно иначе, как в обмен на мануфактуру Селения Юго-Западной России нуждаются в одежде и металлических изделиях. Министр продовольствия делает героические усилия, чтобы найти нужные для обмена предметы, но сейчас мануфактуру достать в России нельзя нигде… Если даже удается собрать некоторое количество товара, то распределение его при царящем беспорядке является делом не легким. 600 вагонов тканей было недавно отправлено для обмена на Кавказ. 400 из них было „арестовано“ в Таганроге, и местные комитеты потребовали распределения содержимого на месте»[55].
Это ещё не советская власть, это лето 1917 года!
Дальнейшую «перестроечную экономику» спрогнозировать нетрудно. Прямой товарообмен продолжится до тех пор, пока в городах будут сохраняться хоть какие-то остатки прежней роскоши. А что потом? Торговец так и станет сидеть на своем хлебе? Ага, конечно! Мы же не одни на планете!
Выход предельно простой: хлебные торговцы найдут покупателей — если не в стране, так за её пределами. И до революции русское зерно уходило за границу, при том что население недоедало. Сейчас оно ушло бы туда при том, что население бы умирало с голоду. Тем не менее принцип свободной торговли нарушать, конечно же, нельзя. Куда там большевикам с их постоянно корректируемыми идейками до реальной цены либеральных экономических концепций!
Заготовка хлеба 1917 года столкнулась еще с одной проблемой. Нельзя сказать, что ее не существовало прежде, но до того это был вялотекущий процесс, а летом 1917 года, когда крестьяне стали захватывать помещичьи земли, произошел качественный скачок. Речь идет все о том же: об изменении структуры сельского хозяйства.
Мы помним, что большая часть товарного хлеба производилась в крупных хозяйствах. Его непросто было взять, но этот хлеб по крайней мере имелся в наличии. Однако летом 1917 года эти хозяйства начали исчезать с лица земли. Все тот же генерал Нокс пишет:
«Прежнее правительство зависело от урожая на помещичьих землях, который легко было собрать. Но помещичьи посевы уменьшились вследствие препятствий, чинимых крестьянами. Последние, кроме того, стремятся мешать применению сельскохозяйственных машин. Они требуют предоставления им сбора хлебов при условии уплаты за это от четверти до трети урожая. Это значит, что большая часть урожая помещичьих земель будет растаскана по избам и сбор его станет для правительства невозможным».
А в дальнейшем «растасканы по избам» будут земля и инвентарь, и крупные хозяйства, производившие товарный хлеб, канут все в то же крестьянское море, которое с трудом кормило само себя. Начался и большей частью прошел этот процесс еще при Временном правительстве, а вот последствия, год от года усугублявшиеся, достались на долю большевиков.
В документах Временного правительства названы основные держатели хлеба: помещики, торговцы, банки. Кулаки и тем более крестьяне среди них не числятся. Однако уже к 1918 году ситуация изменилась. Помещиков больше не было, запасы торговцев и банков реквизированы или разграблены (те, которые не удалось спрятать). Земля роздана крестьянам, но теперь те же крестьяне должны стать поставщиками продовольствия для страны. К чему они никоим образом не были готовы.
Товарный хлеб, то есть хлеб, не предназначенный для собственного потребления, производила очень небольшая прослойка. До революции всерьез говорить об излишках могли лишь около 5 % крестьянских хозяйств. Ну, допустим, после передела их стало 7–8 %[56]. Это при том, что, к счастью, не выполнялся закон о социализации земли. Иначе все было бы еще хуже, ибо крупное хозяйство без батраков не поднимешь.
Но в любом случае не меньше двух третей хозяйств излишков не имели вовсе, а около трети (как минимум!) изначально не могли прокормить себя. И правительство, едва приняв страну, столкнулось с совершенно абсурдной ситуацией: кроме населения городов надо было заботиться еще и о пропитании сельского населения. А если оно хотело хоть как-то на будущее ослабить это бремя, надлежало позаботиться ещё и о скоте, инвентаре и семенном фонде для этих маломощных хозяйств.
Абсурд российского аграрного сектора в критической ситуации обернулся полным маразмом. И маразм этот крепчал день ото дня.
К вопросу об игольных ушах
— …Хлебом мы воинов кормить будем, и женок их, и детей малых. А вы пять гривен за кадь ломить? Куда заберете гривны сии — в ад? Во тьму и скрежет зубовный?.. Постыдились бы, — голос Владимира смягчился, стал укоряющим. — Ляшского конца купцы — ляхи, и фрязи, и варяги товар свой за дарма воинству отдали — мечи франкские, топоры, шеломы… Жидовский конец амбары открыл: и хлеб, и мясо — все воям отдаёт. А вы? Крестов на вас нет?
— А чего крестов? — донесся из толпы голос, полный тупой, тяжёлой злобы. — Наш хлеб! Наш! Сами его покупали. Сами теперь продадим. За сколько захотим! И ты нам тут не указ! Купцы всем нужны, с Калином ужо как-нибудь договоримся.
Иван Кошкин. Илья Муромец…Поначалу большевики все же пытались управлять как нормальное, цивилизованное правительство. Едва придя к власти, они подтвердили введённую ещё Временным правительством хлебную монополию — закупку зерна на селе по твердым ценам, запрещение его свободной продажи. И в полном соответствии с лозунгами возложили реализацию хлебной монополии на власть. В данном случае — на местные Советы. Если бы на село сразу послали продотряды… впрочем, до продотрядов надо было еще дозреть. Не все сразу.
Что собой представляли местные Советы того времени — не поддается никакому полету фантазии. Ситуация там определялась множеством факторов, но в основном двумя: продовольственным положением членов Совета — персонально! — и политической ориентацией того горлопана, который им руководил. Первый фактор определял политику Совета, второй — лозунг, под которым эта политика проводилась. Это кроме тех случаев, когда власть захватывали местные гопники или пришлые бандиты. Никакая власть им была не указ, ибо вся власть кому? Правильно, Советам.
