Андрей Ланьков - Быть корейцем...
Колониальные денежные знаки оставались в обращении и в первые годы после освобождения страны. Американская военная администрация, правда, готовила выпуск новых банкнот, но планы эти были отменены в самый последний момент. В результате выпуск собственно корейских купюр начался только в 1950 г., вскоре после провозглашения Республики Корея. В июле 1950 г., перед самым началом Корейской войны, были выпушены первые банкноты, однако начавшаяся война привела к тому, что по-настоящему они в обращение не поступили. Утром 27 июня, на третий день войны, южнокорейское правительство смогло вывезти из обречённой столицы большую часть золотого запаса – 1070 кг золота и 2513 кг серебра. Однако свеженапечатанные купюры (и почти все государственные запасы серебра) достались северокорейским войскам. Их просто не смогли погрузить в единственный грузовик, на котором проводилась эвакуация.
Купюры образца 1950 г. были необычны тем, что на них был изображён тогдашний южнокорейский президент Ли Сын-ман. Изображение диктатора красовалось на корейских денежных знаках вплоть до апреля 1960 г., когда Ли Сын-ман был свергнут «студенческой революцией». Любопытной особенностью денежных знаков времён Первой Республики (1948–1960) является непривычное обилие иероглифики. Китайскими иероглифами выполнялись почти все надписи на банкнотах тех лет. После падения диктатуры Ли Сын-мана иероглифика с денежных знаков исчезла, и все надписи на них стали делать корейским алфавитом – хангылем (иногда надписи переводились и на английский). Заметим кстати, что в 1953–1962 гг. южнокорейская денежная единица именовалась «хвана».
Вообще реформа 1953 г., в ходе которой и появились «хваны», имеет весьма интересную историю. Цель реформы была вполне обычной для воюющей страны: ограничить полностью вышедшую из-под контроля инфляцию и навести порядок в денежном обращении. В ходе подготовки реформы корейские финансисты вспомнили, что в банках страны хранятся большие запасы купюр, некогда напечатанных для планировавшейся американской администрацией, но так и не проведённой реформы конца 1940-х годов. Было решено запустить эти банкноты в обращение (купюры образца 1950 г. при этом из обращения изымались).
В 1962 г. корейской денежной единице вернули название «вона». Его она сохраняет и по сей день. Возрождение воны было связано с денежной реформой, которая была проведена только что пришедшим к власти военным режимом 10 июня 1962 года. Готовилась эта реформа, направленная в первую очередь против дельцов «чёрного рынка», в условиях строжайшей секретности. О деталях реформы знал лишь комитет из пяти человек, членам которого генерал Пак Чжŏн-хи лично пообещал, что отдаст под трибунал любого болтуна. Напечатанные в Великобритании банкноты были доставлены в Пусан в ящиках с угрожающими надписями: «осторожно! взрывчатые вещества!», и в течение полутора месяцев хранились на борту военного корабля.
После 1962 г. денежная система страны существует без особых потрясений. Менялся внешний вид банкнот и их номиналы, но никаких радикальных «денежных реформ», к которым столь привыкли россияне, в Южной Корее за последние 40 лет не происходило. Не пошли корейские банкиры даже на такую, казалось бы, очевидную меру, как послеинфляционное сокращение номиналов («вычёркивание нулей»), так что корейцы по-прежнему оперируют десятками тысяч и миллионами вон, даже рассчитывая семейный бюджет. В бюджетах же компаний счёт идёт на сотни миллиардов. В ходе реформы 1962 г. старые хваны обменивались на новые воны в соотношении 1:10, которое явно не давало отделаться от многочисленных нулей.
Правда, инфляция заставляла время от времени вносить поправки в номиналы выпускаемых банкнот. Так, в шестидесятые годы существовали банкноты достоинством в 500, 100 и даже 50 вон. Сейчас, когда 50 вон – это меньше стоимости одного звонка по телефону-автомату, представить банкноту такого достоинства непросто. Однако в те времена на 50 вон вполне можно было неплохо перекусить (билет на трамвай стоил в середине 1960-х годов... 5 вон) . С другой стороны, купюра достоинством в 10 тысяч вон появилась только в 1972 году, и в те времена представляла из себя весьма серьёзную банкноту (что-то около половины среднемесячной зарплаты). Только в 1980 г. совершенно обесценившиеся к тому времени мелкие купюры были изъяты из обращения и окончательно сформировалась нынешняя система: монеты достоинством в 1, 5, 10, 50, 100, 500 вон и купюры в 1000, 5000, 10.000 вон. Для оплаты более крупных сумм обычно пользуются банковскими чеками на предъявителя, которые легко можно получить в любом банке, и которые легко принимаются к оплате в большинстве магазинов и учреждений. Отсутствие в обращении по-настоящему крупных купюр не случайно: когда в середине 1990-х годов обсуждался вопрос о введении в обращение 50-тысячной (или даже 100-тысячной) купюры, противники этого плана заявляли, что существование крупных банкнот облегчит жизнь взяточникам и любителям уклоняться от налогов – ведь путь банковских чеков, которыми в Корее пользуются для крупных выплат, всегда можно проследить.
Корейские купюры представляют из себя весьма крупные – в самом буквальном смысле слова – бумажки, с 1983 г. размер корейской «10-тысячной» банкноты составляет 161 на 76 мм (до этого он был ещё больше). Две дрегие купюры имеют такую же ширину, но на несколько миллиметров короче. По оформлению все корейские купюры 1962–2001 гг. выдержаны в едином стиле. На них изображены те или иные деятели корейского прошлого, причем – весьма отдалённого. На десятитысячной купюре изображён король Сечжон, правивший страной в XV веке и прославившийся, в частности, тем, что под его руководством был разработан современный корейский алфавит. На пятитысячной купюре изображён выдающийся неоконфуцианский философ, писатель и поэт Ли И (Юльгок), а на тысячной – другой философ, Ли Хван. На обороте банкнот изображены здания, которые так или иначе связаны с деятельностью «героев» каждой банкноты. Например, на обороте десятитысячной купюры помещено изображение павильона Кёнхвару, находящегося во дворце Кёнбоккун – бывшей резиденции короля Сечжона. Политически все эти символы на редкость нейтральны. Действительно, кто может выражать какие-то претензии по поводу Сечжона – короля-просветителя, создателя корейского алфавита, который правил пять с лишним веков назад? Или по поводу неоконфуцианских философов позднего средневековья? Или по поводу памятников старинной архитектуры? Столь же политически нейтральна и вся остальная символика корейских банкнот – ни малейшего намека на современность с её достижениями и проблемами.
У меня зазвонил телефон...
Телефон, как известно, был изобретён в 1876 г., а всего лишь через шесть лет после этого первые эксперименты с новым устройством прошли и в Корее. Поначалу телефон оставался лишь домашней игрушкой, которой забавлялись богатые корейские западники. История корейской телефонной сети началась в 1896 г., когда телефоны были установлены в королевском дворце Токсугун, где ими пользовался король и члены его многочисленного семейства. Порою Их Величества использовали телефон самым неожиданным образом. Например, конфуцианские обычаи требовали, чтобы в течение нескольких лет после смерти отца его сын регулярно плакал над могилой почившего. Когда умер король Кочжон, его сын исполнял этот ритуал... по телефону, звоня по специальной линии, соединившей дворец с королевской усыпальницей.
Впрочем, использовался телефон и в большой политике. Когда молодой националист Ким Гу убил японского офицера, который был одним из организаторов убийства королевы Мин, Ким Гу был арестован и приговорён к смерти. Однако в дело вмешался король, который вполне разделял чувства молодого националиста. Король позвонил в Инчхон, где содержался Ким Гу, и распорядился отменить казнь. Так Ким Гу был спасён от смерти – и впоследствии стал одним из наиболее заметных лидеров антияпонского движения.
Общедоступная телефонная сеть появилась в Корее только в 1902 г. Впрочем, назвать её «общедоступной» можно лишь с большими оговорками: один звонок по телефону стоил тогда 80 чон (0.80 воны), в то время как средняя зарплата в Сеуле составляла чуть менее 20 вон. Если перевести эту цену в современный масштаб зарплат, то получится, что один местный звонок стоил тогда примерно 70 тысяч нынешних вон (около 50 долларов). Таким ценам могут позавидовать даже российские телефонисты! Не удивительно, что на весь Сеул нашлось только 13 абонентов. Кстати, в том же 1902 году начала действовать и первая в Корее междугородняя телефонная линия, которая соединила столицу с Инчхоном.
В колониальный период телефонная сеть развивалась медленно. Надо отдать японцам должное – они много сделали для развития корейских железных дорог и тяжёлой промышленности, но вот телефонам особого внимания они не уделяли – возможно, потому, что железные дороги имели явное военное значение, а вот широкое распространение телефонов никакого вклада в дело расширения империи не вносило. Для колониальной администрации было достаточно и того, что телефонные линии соединили между собой важнейшие учреждения и дома крупных чиновников. В 1945 г. во всей Южной Корее (население – примерно 18–19 млн. человек) было 44.877 телефонов, причём 71% из них принадлежал жившим там японцам.
