Геннадий Герасимов - Общество потребления: мифы и реальность.
Рядом с увлечением культами — увлечение оккультизмом, мистикой, астрологией. Выпускаются, находят массового зрителя и принося многомиллионные доходы замешанные на чертовщине фильмы. Мистика пришла на экран в конце 60-х годов с фильмом «Ребенок Розмари». В 1974 году особенно прошумела кинокартина «Изгоняющий дьявола», но в принципе потустороннее стало постоянной темой для Голливуда.
В Соединенных Штатах — 800 специализированных книжных магазинов по оккультизму, во многих магазинах — отделы. Ведущий магазин «Гностика» в Миннеаполисе, расположившийся в здании, где раньше был морг, устраивает в своем лекционном зале вечера, а раз в год, осенью — фестиваль века Водолея. Владелец и издатель Карл Вешке бизнесом доволен и предсказывает дальнейший рост читательского интереса, ссылаясь на удачное положение планеты Нептун в 1970— 1989 годах, а Нептун, известное дело, влияет на состояние мистики на Земле.
Взглянем на обложки книг: «Альманах ведьмы», «Трансцендентальная магия», «Руководство по изгнанию дьявола», «Сочинения по алхимии Эдварда Келли», «Философия магии» в трех томах, «Иллюстрированная энциклопедия сверхъестественного» в 24 томах…
Журналисты и социологи любят разыскивать причины увлечения чертовщиной. Вопрос обычно формулируется так: почему американцы, живущие среди сверкающих нержавеющей сталью достижений современной техники, интересуются сатаной и ведьмами?
Иногда ответ увязывается со скукой будней, но чаще — с утратой веры в науку и технику. Познакомимся с мнением нью-йоркского епископа Поля. Моора. Он объясняет:
«После второй мировой войны, а особенно в последние годы и особенно в Соединенных Штатах, у людей оказалась подорванной вера в то, что наука и техника дадут окончательные ответы на стоящие перед людьми проблемы и откроют им истину. Энергетический кризис, инфляция, ненужные войны… Когда люди переживают период огромной неуверенности в экономической и политической жизни, как это именно сейчас и происходит, у них резко возрастает интерес к иррациональному» .
Присмотримся, например, к экономической стороне жизни человека в обществе потребления. Читатели знают из ежедневных газетных сообщений об инфляции, безработице, неуверенности в завтрашнем дне. И люди, естественно, задают вопрос: что делать?
«По штату» отвечать на это должна была бы браться политическая экономия, прежде чем возьмутся революционеры. Однако когда в Соединенных Штатах в 1976 году широко отмечали 200-летие выхода в свет книги Адама Смита «Богатство народов», орган деловых кругов еженедельник «Бизнес уик» пессимистически написал: «Все теоретическое богатство экономической мысли, собранное за двести лет с Адама Смита, заложившего основы своей книгой «Богатство народов», оказалось негодным для описания и анализа проблем нашего времени» [94].
Между тем профессия экономиста в капиталистических странах чрезвычайно модная. Леонард Силк, экономический обозреватель газеты «Нью-Йорк таймс», объясняет ее привлекательность двумя причинами: тяжелыми временами и хорошими деньгами. Раньше бывало, что бизнесмен поглядывал на экономиста сверху вниз и посмеивался: если ты такой умный, то почему не такой уж богатый? Теперь, по мнению Силка, немало экономистов могут бодро ответить: я и есть богатый!
Своих ученых апологетов буржуазия оплачивает хорошо. Но она также ждет от них подсказок и рецептов, как справиться с экономическими потрясениями : обуздать инфляцию, начинающую походить на дикого, необъезженного мустанга; сократить безработицу, похожую на бесконечную топь, засасывающую миллионы людей.
В Соединенных Штатах еще в 1946 году был создан президентский Совет экономических советников с главной целью — разрабатывать программы и меры по достижению полной занятости. В том году конгресс принял наивный акт о занятости, официально поставивший перед страной цель добиваться максимальной занятости, стабильности цен и постоянного экономического роста. Число советников в этом совете доходило у иных президентов до семидесяти. Им приходится несладко. Как писал другой журнал деловых кругов «Форчун», «те люди в Вашингтоне, которые пытаются управлять экономикой, не понимают, что происходит». Журнал приводит мнение первого министра финансов в правительстве президента Джеймса Картера Майкла Блюменталя, доктора экономических наук и бывшего директора крупной корпорации «Бендикс». Он сказал: «Я действительно считаю, что экономическая наука близка к банкротству как в смысле прогнозирования, так и в смысле анализа фактов» [95].
Некоторые экономисты защищают честь мундира ссылкой на то, что винить их в таких бедах, как нищета и безработица, — все равно, что упрекать медицину в том, что люди все еще продолжают болеть и даже умирать. Нельзя казнить гонца за плохое известие. Дело специалистов — сообщить, что корабль дал течь. Дело капитана и экипажа — решать, пить ром или бежать к насосам. Эти и подобные софизмы наводят на мысль, что буржуазная политическая экономия исходит из положения о вечности нищеты и безработицы, демонстрируя тем самым, что где-то сразу после Адама Смита она перестала быть наукой и превратилась в наукообразную апологетику капиталистического статус-кво. Но толку, как видим, все меньше. Канадская газета «Торонто стар» высказала, очевидно, общее мнение, написав: «Экономисты и теоретики признают, что старые рецепты больше не годятся и что новых они не нашли. Никто еще так полно не признавал своего поражения» [96].
Чем же все-таки занимаются 70 тысяч американских экономистов и их коллеги в других капиталистических странах? Ищут оптимальные варианты перестановки кресел на палубе идущего ко дну капиталистического «Титаника»?
Говорят, они ищут Кейнса с новыми подсказками по спасению капиталистического хозяйства от присущих ему недугов. Как известно, английский экономист Джон Мейнард Кейнс разработал теорию так называемого «регулируемого капитализма». Он уже тоже не помогает, идут «неокейнсианские» и иные поиски костылей для дряхлеющего общества. Тем временем, как видим, чуть ли не сходит на нет престиж экономической науки. Вот типичное заявление на этот счет из книги Джима Хайтауэра «Ешьте до смерти» на совсем другую тему — о фальсификации пищевых продуктов в обществе потребления:
«Экономической науки не существует, как бы там ни пытались убедить нас в обратном сами экономисты. Кое-кто имеет ученые степени и называет себя экономистами, но это вовсе не значит, что они эксперты — по крайней мере в смысле обладания знаниями о том, что надо делать, или даже о том, что же в самом деле происходит вокруг» [97].
В числе причин несоответствия экономиста своему назначению называют то обстоятельство, что уже в процессе обучения в университетах учат не поискам истины, а схоластической апологетике буржуазного строя. Так, профессор Гай Рут, автор книги «Происхождение экономических идей», считает:
«Экономисты, которых выпускают со своих конвейерных линий сами университеты, витают в облаках. Существенной частью их обучения является приобщение к миру фантазии, весьма далекой от действительности…» [98].
Аналогичным образом популярный американский экономист Джон Кеннет Гэлбрейт жалуется на «пустоту экономической теории в том виде, в каком ее преподают в большинстве капиталистических стран». Любопытно, что такой вывод Гэлбрейт высказал в момент, когда он занимал пост президента Американской экономической ассоциации.
«Общепризнанная экономическая наука, — пишет он в книге «Экономика и общественная цель», — является барьером на пути к пониманию самых основных тенденций современного экономического общества». Он удручен, что главные усилия его академических коллег направлены на то, чтобы «помешать человеку увидеть, как им манипулируют» [99].
В столь же минорном настроении пребывает шведский экономист, с мировым именем Гюннар Мюрдаль. В книге «Против течения» он пишет, что «экономическая наука стоит перед угрозой серьезного кризиса», поскольку она искусственно изолируется от социальных проблем. Между тем она не может развиваться в отрыве от других общественных наук. Мюрдаль всю жизнь доказывает, что в общественных науках не может быть «беспристрастных» исследователей. На позицию исследователя неизбежно влияют его характер, воспитание, образование, общество, в котором он работает, и, конечно, самыми важными являются те силы в обществе, «которые направляют деятельность экономистов таким образом, чтобы их выводы соответствовали господствующим интересам и предрассудкам».
Упомяну, наконец, о разочаровании еще одного американского экономиста профессора Оскара Моргенштерна, несколько лет тому назад скончавшегося. В беседе со мной в Принстоне он даже возмущался: