Франсуа Ларошфуко - Максимы
Чтобы оправдаться в собственных глазах, мы нередко убеждаем себя, что не в силах достичь цели; на самом же деле мы не бессильны, а безвольны.
31Не будь у нас недостатков, нам было бы не так приятно подмечать их у ближних.
32Ревность питается сомнениями; она умирает или переходит в неистовство, как только сомнения превращаются в уверенность.
33Гордость всегда возмещает свои убытки и ничего не теряет, даже когда отказывается от тщеславия.
34Если бы нас не одолевала гордость, мы не жаловались бы на гордость других.
35Гордость свойственна всем людям; разница лишь в том, как и когда они ее проявляют.
36Природа, в заботе о нашем счастии, не только разумно устроила органы нашего тела, но еще подарила нам гордость, – видимо, для того, чтобы избавить нас от печального сознания нашего несовершенства.
37Не доброта, а гордость обычно побуждает нас читать наставления людям, совершившим проступки; мы укоряем их не столько для того, чтобы исправить, сколько для того, чтобы убедить в нашей собственной непогрешимости.
Мы обещаем соразмерно нашим расчетам, а выполняем обещанное соразмерно нашим опасениям.
39Своекорыстие говорит на всех языках и разыгрывает любые роли – даже роль бескорыстия.
40Одних своекорыстие ослепляет, другим открывает глаза.
41Кто слишком усерден в малом, тот обычно становится неспособным к великому.
42У нас не хватает силы характера, чтобы покорно следовать всем велениям рассудка.
Человеку нередко кажется, что он владеет собой, тогда как на самом деле что-то владеет им; пока разумом он стремится к одной цели, сердце незаметно увлекает его к другой.
44Сила и слабость духа – это просто неправильные выражения: в действительности же существует лишь хорошее или плохое состояние органов тела.
45Наши прихоти куда причудливее прихотей судьбы.
46В привязанности или равнодушии философов к жизни сказывались особенности их себялюбия, которые так же нельзя оспаривать, как особенности вкуса, как склонность к какому-нибудь блюду или цвету.
47Все, что посылает нам судьба, мы оцениваем в зависимости от расположения духа.
48Нам дарует радость не то, что нас окружает, а наше отношение к окружающему, и мы бываем счастливы, обладая тем, что любим, а не тем, что другие считают достойным любви.
49Человек никогда не бывает так счастлив или так несчастлив, как это кажется ему самому.
50Люди, верящие в свои достоинства, считают долгом быть несчастными, дабы убедить таким образом и других и себя в том, что судьба еще не воздала им по заслугам.
51Что может быть сокрушительнее для нашего самодовольства, чем ясное понимание того, что сегодня мы порицаем вещи, которые еще вчера одобряли.
52Хотя судьбы людей очень несхожи, но некоторое равновесие в распределении благ и несчастий как бы уравнивает их между собой.
53Какими бы преимуществами природа ни наделила человека, создать из него героя она может, лишь призвав на помощь судьбу.
54Презрение философов к богатству было вызвано их сокровенным желанием отомстить несправедливой судьбе за то, что она не наградила их по достоинствам жизненными благами; оно было тайным средством, спасающим от унижений бедности, и окольным путем к почету, обычно доставляемому богатством.
55Ненависть к людям, попавшим в милость, вызвана жаждой этой самой милости. Досада на ее отсутствие смягчается и умиротворяется презрением ко всем, кто ею пользуется; мы отказываем им в уважении, ибо не можем отнять того, что привлекает к ним уважение всех окружающих.
56Чтобы упрочить свое положение в свете, люди старательно делают вид, что оно уже упрочено.
57Как бы ни кичились люди величием своих деяний, последние часто бывают следствием не великих замыслов, а простой случайности.
58Наши поступки словно бы рождаются под счастливой или несчастной звездой; ей они и обязаны большей частью похвал или порицаний, выпадающих на их долю.
59Не бывает обстоятельств столь несчастных, чтобы умный человек не мог извлечь из них какую-нибудь выгоду, но не бывает и столь счастливых, чтобы безрассудный не мог обратить их против себя.
60Судьба все устраивает к выгоде тех, кому она покровительствует.
61Счастье и несчастье человека в такой же степени зависят от его нрава, как от судьбы.
62Искренность – это чистосердечие. Мало кто обладает этим качеством, а то, что мы принимаем за него, чаще всего просто тонкое притворство, цель которого – добиться откровенности окружающих.
63За отвращением ко лжи нередко кроется затаенное желание придать вес нашим утверждениям и внушить благоговейное доверие к нашим словам.
64Не так благотворна истина, как зловредна ее видимость.
65Каких только похвал не возносят благоразумию! Однако оно не способно уберечь нас даже от ничтожнейших превратностей судьбы.
66Дальновидный человек должен определить место для каждого из своих желаний и затем осуществлять их по порядку. Наша жадность часто нарушает этот порядок и заставляет нас преследовать одновременно такое множество целей, что в погоне за пустяками мы упускаем существенное.
67Изящество для тела – это то же, что здравый смысл для ума.
68Трудно дать определение любви; о ней можно лишь сказать, что для души – это жажда властвовать, для ума – внутреннее сродство, а для тела – скрытое и утонченное желание обладать, после многих околичностей, тем, что любишь.
69Чиста и свободна от влияния других страстей только та любовь, которая таится в глубине нашего сердца и неведома нам самим.
70Никакое притворство не поможет долго скрывать любовь, когда она есть, или изображать – когда ее нет.
71Нет таких людей, которые, перестав любить, не начали бы стыдиться прошедшей любви.
72Если судить о любви по обычным ее проявлениям, она больше похожа на вражду, чем на дружбу.
73На свете немало таких женщин, у которых в жизни не было ни одной любовной связи, но очень мало таких, у которых была только одна.
74Любовь одна, но подделок под нее – тысячи.
75Любовь, подобно огню, не знает покоя: она перестает жить, как только перестает надеяться или бояться.
76Истинная любовь похожа на привидение: все о ней говорят, но мало кто ее видел.
77Любовь прикрывает своим именем самые разнообразные человеческие отношения, будто бы связанные с нею, хотя на самом деле она участвует в них не более, чем дож в событиях, происходящих в Венеции.
78У большинства людей любовь к справедливости – это просто боязнь подвергнуться несправедливости.
79Тому, кто не доверяет себе, разумнее всего молчать.
80Мы потому так непостоянны в дружбе, что трудно познать свойства души человека и легко познать свойства его ума.
81Мы способны любить только то, без чего не можем обойтись; таким образом, жертвуя собственными интересами ради друзей, мы просто следуем своим вкусам и склонностям. Однако именно эти жертвы делают дружбу подлинной и совершенной.
82Примирение с врагами говорит лишь об усталости от борьбы, о боязни поражения и о желании занять более выгодную позицию.
83Люди обычно называют дружбой совместное времяпрепровождение, взаимную помощь в делах, обмен услугами – одним словом, такие отношения, где себялюбие надеется что-нибудь выгадать.
84Не доверять друзьям позорнее, чем быть ими обманутым.
85Мы часто убеждаем себя в том, что действительно любим людей, стоящих над нами; между тем такая дружба вызвана одним лишь своекорыстием: мы сближаемся с этими людьми не ради того, что хотели бы им дать, а ради того, что хотели бы от них получить.
86Своим недоверием мы оправдываем чужой обман.
87Люди не могли бы жить в обществе, если бы не водили друг друга за нос.
88Самолюбие увеличивает или умаляет добродетели наших друзей в зависимости от того, насколько мы довольны этими людьми: об их достоинствах мы судим по их отношению к нам.
89Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой разум.
90В повседневной жизни наши недостатки кажутся порою более привлекательными, чем наши достоинства.
91Самое большое честолюбие прячется и становится незаметным, как только его притязания наталкиваются на непреодолимые преграды.
92Вывести из заблуждения человека, убежденного в собственных достоинствах, значит оказать ему такую же дурную услугу, какую некогда оказали тому афинскому безумцу, который считал себя владельцем всех кораблей, прибывающих в гавань.
