Иван Аксаков - История одного госпиталя
Кажется, все обстоит благополучно, и вдруг, в минуты гордого торжества, откуда ни возьмись, нежданные-негаданные, давно позабытые, явятся грозными обличителями – и те триста мертвых, которых загубила напрасно бездушная трусость (взлелеянная общественною же атмосферою), и все те сотни, тысячи невинных жертв общественной безнравственности, явятся и потребуют общество на суд и расплату! Таков нравственный закон, что зло должно быть или отомщено, то есть попросту породить злые плоды, привести к злым последствиям, или же возмещено преизбытком добра, искуплено наказанием, страданием; то есть должно быть сознано, должно произвести в сознающем горечь сознания, боль сожаления и раскаяния и вызвать из глубины духа такие силы добра, которые были бы в состоянии уврачевать эту боль. Этот закон одинаков как для отдельных людей, так и для целых обществ. Общество не может и не должно относиться равнодушно к таким злым деяниям, которые получили характер явлений обыкновенных в его жизни, так сказать – общественных; ответственность за них падает на все общество, на всех вместе и каждого порознь. Конечно, дело состоит не в том, чтоб посыпав пеплом главу, наложить на себя пост и епитимью; общественное покаяние совершается иначе: оно состоит в строгом самообличении и самоосуждении, оно совершается в области общественного сознания, выражается в возбуждении и просветлении общественной совести, в нравственной реакции общественного духа, – в устремлении всех общественных сил на искоренение зла. Если бы общественная совесть содрогнулась при виде общественных язв, – то уже это одно было бы благотворно и спасительно. Если б она только дрогнула!.. Но мы не видим, чтоб она содрогалась. Был великий художник, который, болея за общество, смягчал свое отрицательное отношение к общественной жизни юмором своих обличительных художественных произведений и думал исправить общество смехом, – смехом самого общества над пошлостью и пороком, представленными ему как в зеркале. Но и смех не помог. Ничто не проняло общества, хотя оно громко смеялось и хохотало, присутствуя, например, в театрах при представлениях «Ревизора», – так что, под конец своей жизни, художник прибавил к последней сцене своей бессмертной пьесы – горькие слова, обращенные городничим к публике: «Чему смеетесь? Над собой смеетесь!».
Да, довольно смеяться. Время смеха прошло. Теперь становится не до смеха. Теперь повторение госпитальных проделок (мы берем их как прототип всех проделок такого рода) и прежнее добродушное к ним отношение общества не могут быть извинены неведением, неразвитостью, путаницей нравственных понятий. Света брошено довольно на все наши общественные язвы, столько света, что, казалось, открытый вид их не позволит успокоиться обществу, пока оно их не уврачует. Но общество нашло этот вид для своего взора возмутительным и невыносимым – и не излечивши их, отвратило глаза свои в сторону. Оно искало – на чем бы ему отдохнуть и опереться, и случай не замедлил представиться. Услужливые публицисты заголосили хором о прогрессе, воскурили фимиам либерализму, окружили общество всевозможными призраками какой-то общественной либеральной жизни, поздравили его с зрелостью, поднесли ему на блюде готовое общественное мнение, – и воспели его патриотизм. Прогресс, либерализм, патриотизм!.. Прогресс, к которому привязаны гири всевозможной гражданской кривды! Либерализм, который почти ни во что вменяет жизнь Ивановых, Петровых и им подобных (считаемых обыкновенно массами, общею цифрою итога), либерализм, который, мечтая о конституции, воздыхает о погибшем крепостном праве! Патриотизм, любовь к отечеству, любовь к России, которая губит кривдой и ленью силы России, наносит ей удары злее всяких внешних врагов! О, Россия, Россия! Как ты славна, как ты богата, как ты могуча, как обширна, как велик твой народ, каким призванием почтена ты в семье славянских народов, в истории человечества! Все тебе дано!.. И в то же время, как бессильно твое общество, как дрябла твоя гражданская нравственность!..
«Бестактно», «не вовремя», «неуместно», – слышим мы заранее с разных сторон. «К чему охлаждать патриотический порыв общества? Зачем раздражать его, разбивать его мечты о самом себе?.. Мы думали, что редактор „Дня“ – патриот, а выходит, что он не патриот, бранит общество и Россию» и проч., и проч. Бестактно, неуместно. – Нет, именно у места и кстати! Именно теперь, вовремя, должно быть предупреждаемо общество о тех внутренних опасностях, которые ему грозят ввиду опасностей внешних. Именно теперь, в минуту патриотического одушевления, должны быть указываемы обществу те подвиги, которые могут быть совершены только при помощи истинного, разумного патриотизма! Или вы думаете, что люди, способные переморить триста больных, чтоб видом их не огорчить начальства и не навлечь себе выговора, – патриоты?.. Или дела подобного рода, возможность таких дел свидетельствует, по вашему мнению, о патриотизме? Или вы сомневаетесь еще в том, что такая ноша неправд обессиливает плечи русского богатыря? Или вы еще можете мечтать о завоеваниях русского духа, когда наша общественная среда прилагает такие старания к его растлению? Или вы надеетесь, что вам удастся разрешить возникшие исторические задачи вне разрешения ваших задач внутренних, – и вы не видите, что вопрос польский тесно связан с вашим собственным внутренним вопросом и что от успехов вашего общественного развития, вашей общественной нравственности зависит судьба всего Западного края?.. Или вы воображаете, что можно так поступать с людьми, как поступает госпиталь NN, и так относиться к этому делу, как относится наше общество, – и в то же время предъявлять притязания на влияние и господство?.. Вы надеетесь на вашу материальную силу, вы гордитесь ею, но
Бесплоден всякой дух гордыни,
Не верно злато, сталь хрупка,
но ведь сила, одна материальная сила, ничего не творит и не организует, ничему не даст жизни – без силы нравственной… Ее воспитайте! Силу нравственную, общественную воспитайте, – и на этом-то проявите свой патриотизм, свою любовь к России, если только вы ее действительно любите!..
