Жан-Франсуа Жосслен - Правда о Дюрас
Ее статья шокирует, вызывает возмущение. Однако никто не замечает невероятную, чудовищную извращенность ее подхода: объявив Кристину Вильмен убийцей сына, она не обвиняет и не осуждает ее, а, напротив, видит в этом поступке реванш за унижения, которым подвергаются женщины. Словом, Кристина Вильмен, совершившая немыслимое преступление, становится Медеей феминизма. Идеи которого Маргерит скорее использует, чем применяет на практике.
А потом наступают годы без любви. И без секса. Постаревшая Маргерит остается одна со своим виски и останется одинокой, пока в ее жизни не появится Янн Андреа. Но Янн любит мальчиков и не скрывает этого; Маргерит страдает и в то же время испытывает неодолимый болезненный интерес к гомосексуализму, который ей, как истинной почитательнице Пруста, мерещится повсюду. Измученная душой и телом, она несчастна. Между тем после "Любовника" она становится знаменитой не только во Франции, но во всем мире, и к тому же очень богатой. А деньги, видит Бог, Маргерит любит.
Но она утратила вкус к жизни. От алкоголя ей тоже приходится отказаться. В довершение всего она на несколько месяцев погружается в кому. Все кончено. Ее судьба завершена. Так нет же. В один прекрасный день она просыпается и начинает править свою рукопись с той самой строки, на которой остановилась до комы. Она снова живет -- маленькая и сморщенная, как усохшее яблочко, но полная невероятной жизненной силы. Я и сейчас вижу, какой она была на съемочной площадке "Летнего дождя" в Бресте за год с небольшим до смерти, как сидела в кресле, руководя съемками и аплодируя самой себе. Она пила шампанское. А потом, когда благоразумные люди решили пойти спать, она предпочла спуститься на улицу Сиам и отправилась вместе со своими комедиантами и какими--то темными личностями на поиски матросского кабачка. Потому что Маргерит осталась молодой. Именно в этом была ее тайна. Маленькая девочка из Сайгона так и не умерла в ней.
Была ли она большим писателем? Лучше сказать -- абсолютным писателем. Ибо Дюрас жадно поглощала и претворяла все, себя и других, в материал для своих произведений, снова и снова повторяя несколько преследующих ее мотивов. Она не искажала действительность, а сочиняла ее. Скорее фантазерка, чем обманщица. Неловкая и искусная, жестокая и нежная. Парадоксальная -чересчур. Впрочем, она ни в чем не знала меры.
Можно было лишь любить -- или ненавидеть -- эту вызывающе дерзкую маленькую женщину, кружившуюся вокруг самой себя в одиноком вальсе. Была ли она литературной гранд--дамой ? Скажем лучше так: она была Пиаф нашей литературы и, подобно ей, неустанно кричала о любви.
