Евсс Живой - Панк обратившийся
— На взбодрись, прими допинга и делай! — протянул он банку, прилично отхлебнув.
— Ааа, суукааа! — запищал Гнус от забористого питья. Он посмотрел поочерёдно на ожидающих подвига зрителей и остановил взгляд на подруге вожака. Из–за убийственно яркого макияжа и одежды по панковскрой моде трудно было сказать симпатичная Лярва или нет, однако бедра угадывались приятной окружности и кошачий взгляд предоставлял волю бурной фантазии Гнуса. Она не отвела глаза, наоборот смотрела крайне нагло, затем улыбнулась и многообещающе подмигнула.
Воодушевлённый подобным заигрыванием, панковый паренёк снял рюкзак и вытащил тёмно–зелёную кофту с большим капюшоном. Кинул рюкзак в протянутые лапы Говна, он натянул кофту и до предела под брови, опустил капюшон. Маскировка в таких делах не вредила ещё ни кому. Осмотрев двор на предмет свидетелей или владельца крутого авто, Гнус сжал в руке оружие «героя» и засеменил к машине, ожидавшей в метрах полтораста от них.
Уже возле черного блестящего крыла он остановившись, принялся вглядываться в тонировку, пытаясь понять есть ли кто внутри. Хоть никого и не было видно, сердце игнорируя сигналы зрительной части мозга, продолжало бешено колотить по тщедушным рёбрам юноши.
Обернувшись на Сопли, гнус получил одобрительный кивок. Гвоздь выполняя не совсем свою функцию шипел вгрызаясь в трёхслойный лак. Гнус оторопел. Глубокая впечатляющая борозда пролегала по всей длине, как если Мону Лизу решил подправить какой–нибудь начинающий абстракционист. Гнус ощутил себя космонавтом наблюдающим в иллюминатор большой каньон на круглом холёном пузе Земле. Он уже направился было обратно, как увидел жестикулирующего Сопли. Тот видать совсем оборзел, показывая знаками дописать туда на борт слово.
— Охренел ты что ли. — буркнул зло Гнус. От перспективы продолжить опасное занятие его трехануло. Резко захотелось хлопнуть снова по меньшей мере литр пиваса. Если прочертить полосу представлялось легкой забавой, нечаянной пакостью — человек проходя мимо незаметно давит гвоздём по поверхности, были известны случаи, когда борозда появлялась при людях в салоне авто, правда громко слушающих музыку — то замутить срамное словечко, было ой как опасно.
За спиной раздался громкий лающий смех Сопли, подвывания и вопли шестёрок, обозначающих крайнюю степень радости. Гнус плюнул, поравнялся с дверью и присел. «Что б вам сукам так же…» — прошипел он сквозь зубы выводя последовательно пять известных букв. Закончив последнюю букву «Р» и лихой восклицательный знак бравший начало от стекла, он с силой ткнул «точку» пробив на миллиметр металл двери. Матерное слово накарябанное на машине всегда нравилось и использовалось Гнусом в отношении других людей.
Довольный своим трудом, он выпрямился улыбаясь щербатым ртом, который тотчас открылся до предела. Из приоткрытого окна машины на него уставилась весьма колоритная морда. Откуда она взялась, ведь там никого не было. Почему он не услышал стеклоподьёмник. Время как–будто остановилось, Гнус словно в замедленном кино рассмотрел: мясистое голое заспанное лицо пересекали под разными углами короткие и длинные шрамы, толстые губы обнажили в бешеном оскале золотые фиксы передних зубов, а на лысом черепе волнами шли шарпеевские складки, которые зашевелились при виде деятельности тщедушного панка.
Ноги Гнуса вросли в бетон возле машины, тело сковал тяжелейший врасплох. Голова молча вылезла и посмотрев вниз зарычала по бульдожьи низко. Появившаяся в окне рука поманила юного подонка пальцем. Так как сдвинуться с места Гнус был не в состоянии, он со скрипом наклонился вперёд, как змея от вибраций факирской дудочки. В мозгу пульсировало спасительное слово «беги», но сделать хотя бы шаг с налитым чугуном телом, он не мог.
Вдруг дверь машины полетела навстречу Гнусу и гулко шмякнув в лоб, отправила его в полёт на газон расположенный в пяти метрах.
— Гнус… Беги… — разорвало тишину двора. Все кроме Сопли бросились по выработанной годами привычке врассыпную. Вожак в одиночестве снимавший последние ютюбные новости, сидел на лавке и ржал, в одурманенном сознании не возникло очевидной мысли поскорее ретироваться. Он не сразу понял просьбу неожиданно возникшего перед ним быкоподобного человека отдать телефон. Последнее что успел произнести Сопли, успокоившись долгим принудительным сном, это обычная для его лексикона фраза «пошел на х..». Затем внезапно и не характерно для этого времени суток наступила ночь.
— Спешл фо ю, мать твою. — процедил быкоподобный гражданин.
Удары бывают разные, одни вырубают, другие отрезвляют. Не ударь отмороженного панка дверь машины, его можно было брать тёпленького и использовать в назидание другим отмороженным, подчиняющимся только рефлексам животным. Застуканный на месте преступления испуг связал его лучше самых крепких пут. Поймав звездочки он удивительным образом пришел в себя падая на мягкую траву, тело которое свело, неожиданно расслабилось, а получив тревожный импульс из головы, бросилось улепётывать, что есть мощи. Не оглядываясь он бежал между домов, пропускал переулки большие и бросался в самые узкие, пару раз забегал в проходные подъезды, в которых ему везло и они оказывались открытыми. Хотелось нырнуть куда–нибудь и затаиться, посмотреть есть погоня или нет, но страх не позволял оглянуться назад, заставляя бежать вперёд. На своё счастье бегать он умел, да и город более менее знал.
Чуть дальше находился поворот в тоннель, потом одному ему известное место, пролезть в которое умел только Гнус. Он повернул, забежав в мрачный лишенный дневного света проход и рванул навстречу скорому спасению. Почувствовав неладное, он в несколько прыжков одолел половину расстояния до выхода и встал как вкопанный напротив сплошной глухой деревянной стены. Оставалось загадкой как она тут появилась, какой–то месяц тому назад тоннель был совершенно пуст и вёл в секретное убежище, это обстоятельство пару раз помогало Гнусу избежать серьёзных зуботычин. И вот теперь такая жестокая подстава. Парёк обреченно вздохнул и медленно повернулся навстречу судьбе.
«Туккк… шшшшш… туккк… шшшшшш… туккк» — звучала мелодия дюралевого инструмента, способного творить чудеса хоумранов в крепких руках «Малыша» Бейба Рута или другого высококлассного бэттера. «Туккк… шшшшш…» — пели в унисон кирпичи, выложенные внутри прохода. Сердце Гнуса с каждым новым мгновением погружалось дальше в ноги. Всё это — два его подвига и возмездие настигшее в образе спортсмена с уголовной внешностью, легонько поигрывающего бейсбольной битой и шумно осыпающаяся при этом кладка, заколоченный против обыкновения спасительный отход — сильно смахивало на божье провидение. «Зря я наверное пнул бродягу» — вклинилась блудившая давно простая как лист бумаги мысль. Он вспомнил обман людей упавших на самое дно социальной вертикали и вдруг осознал, что в руках один из них держал икону лика святой Богородицы. Икону святой выбитую мощным ударом ноги, бросило в высокую траву за мелкой оградкой, возле которой просили милостыню.
— Ну сучара, молись! Убивать не буду, грех это. — грубая усмешка исказила рот преследователя. Гнус увидел лишь крупную золотую цепь с искрящим крестом, небрежно поигрывающие спортивной палицей руки и солнечный свет, причудливо сочившийся вокруг враждебной фигуры. «Это ангел! Ангел мщения Богородицы! Архангел!» — скользнула другая мысль.
— Я же не убийца, правда урод? — вещающий подбирался ближе, поудобней выбирал захват, примеривался к перетрухавшему, похожему на взъерошенную цаплю Гнусу. — Ты же мне моего жеребца не сломал, а так расписал, погано замечу, но расписал. Вот и я распишусь на твоих коленях, безмозглое животное. Обожрётесь и беса гоните, так что людям тошно. Написал, что я «пидар», ну ну, щас увидишь, кто пидаром станет, козлина. Полоса ладно, но слово, сука, слово я тебе не прощу. За слово будешь без коленей ходить, ну колени то у тебя будут, а ходить они у тебя не будут. — пояснил владелец с неприкрытой обидой в голосе.
— Нет, не надо! Пожалуйста! Простите меня? — срывающимся фальцетом попросил Гнус, до боли вжимаясь в деревянные перекрытия. Он судорожно шарил по доскам в поисках выхода. Тщетно, недавно сбитый щит, крепко стоял лишая надежды.
— Прощения? Да я тебя прощу, падла, с одним условием, акей? Через две минуты ты меня простишь, хорошо? А я тебя прямо сейчас прощу. Согласен на такой фьючерс? — спросил преследователь отрицательно мотающего головой разукрашенного юношу. Капюшон давно слетел открывая зрителю живописную панкотную субкультуру.
— Нееттт…
— Слава богу твоё согласие мне не требуется, ишак! — он прилично размахнулся и ударил по ногам. Острая боль пронзила левое волено Кости.
Часть 3
