Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Т.3. Грабители морей. Парии человечества. Питкернское преступление
Чувствовалось, что обладатель этой наружности способен на всякую гадость, на всякую жестокость, на всякий грех. Из дальнейшего рассказа читатель увидит, что первое впечатление вполне соответствовало действительности.
Кто же такой он был? Каково его прошлое? Откуда он? Как попал на борт «Ральфа»? Никто из команды брига этого не знал… Никто, кроме капитана Ингольфа.
Последний представлял резкую противоположность своему товарищу. Ростом он был еще выше Надода, но строен и гибок, как человек хорошего происхождения. Костюм моряка с капитанским шитьем сидел на нем ловко и элегантно. Прежде Ингольф служил в датском военном флоте, но вышел в отставку вследствие какой-то истории с начальством — истории, впрочем, вовсе не позорной для его чести. Когда в 1788 году началась война между Россией и Швецией, Ингольф предложил последней свои услуги и получил крейсерский патент. Густав III[1] хотел даже зачислить его в регулярный флот, но этому воспротивился корпус офицеров, и потому король ограничился лишь тем, что дал Ингольфу в команду превосходный корсарский бриг с сорока пушками и восемью гаубицами и предоставил ему право носить капитанский мундир.
Ингольф набрал себе команду из всевозможных головорезов и вскоре заслужил славу, как ловкий корсар. Однако шведы, теснимые русскими, заключили мир, и выданный Ингольфу патент сам собой утратил свое значение. А Ингольф, не надеясь даже за оказанные услуги быть зачисленным в регулярный флот, просто-напросто «забыл» возвратить шведскому правительству бриг «Ральф» и продолжал корсарствовать, снизойдя, таким образом, до положения заурядного пирата.
Преступное ремесло получило нового мастера, а Швеция из-за узкого сословного соперничества лишилась услуг даровитого офицера.
Первое время Ингольф действовал лишь из мести, преследуя шведские корабли, состоявшие под командой враждебных ему офицеров. Он вступал с ними в отчаянные битвы и пускал их ко дну без всякого милосердия. «Все ваши корабли, — писал он неблагодарному Густаву III, имевшему слабость покинуть своего преданного слугу, — все ваши корабли я уничтожу один за другим». И он принялся усердно исполнять обещание. Однако европейские державы вскоре обратили внимание на смелого пирата и начали его преследовать, тем более что он, не имея средств на содержание своего экипажа, оказался вынужденным нападать и на купеческие корабли. Раздраженный преследованием, Ингольф объявил державам войну, обратившись ко всем европейским кабинетам с дерзким письмом, получившим историческую известность. В этом письме он нахально уведомлял о своем вступлении на вымышленный престол и подписался «Ингольф I, король Северного полюса». В довершение насмешки он называл каждого государя «мой добрый брат» и выражал надежду установить с ним впоследствии настоящие дипломатические отношения.
Дерзость эта привела к тому, что всем европейским морякам было предписано без устали преследовать злодея и в случае поимки немедленно повесить его со всей командой на реях «Ральфа», а сам бриг — сжечь.
Но такой приказ было легче дать, чем исполнить. Ингольф сделался положительно неуловим. Рассчитывали поймать его, когда он по необходимости зайдет в какой-нибудь фиорд, а между тем его нигде не было видно. Только горе было тому кораблю, который отваживался пуститься один в сколько-нибудь далекий путь. Такой корабль, уйдя, уже не возвращался. В какую-нибудь темную, безлунную ночь он среди океана подвергался нападению бесчисленных молчаливых демонов, которые без слов, без криков начинали с того, что истребляли весь экипаж до последнего матроса. Слышен был только стук абордажных топоров, крошивших тела людей… Тщетно испуганные моряки искали спасения, бросаясь в волны. Борьба прекращалась лишь с гибелью последнего человека.
Так исполнял свое страшное дело «Ральф». Груз с захваченного корабля немедленно перетаскивался на разбойничий бриг, и пираты исчезали, предварительно потопив опустошенное судно. Куда они отвозили добычу? Где их убежище, их гнездо? Никто не мог этого разузнать, несмотря на все поиски, а между тем такое убежище, несомненно, существовало, потому что пираты, когда их начинали слишком сильно теснить, вдруг исчезали куда-то и не показывались иногда по нескольку месяцев.
Эти молниеносные нападения, это таинственное, бесследное исчезновение многих кораблей и вся вообще легендарная сторона жизни Ингольфа снискали ему прозвище «капитана Вельзевула». А между тем Ингольфу было в то время не более двадцати восьми лет.
II
ВО ВРЕМЯ ЭТИХ НОЧНЫХ НАПАДЕНИЙ «Ральф» обыкновенно терял очень немного людей, но в конце концов команда его все-таки значительно уменьшилась бы числом, если бы капитан Ингольф не пополнял постоянно ее ряды. Экипаж брига составляли, кроме капитана, его помощник Альтеншид, которого для краткости чаще звали просто Альтенсом, четыре лейтенанта: Лутвиг, Ян, Эриксон и Билл, причем последним двоим было всего по двадцать лет, шесть старших матросов с боцманом, восемь вахмистров и шестьдесят простых матросов. Был еще бухгалтер, несчастный писец Джон Олдхэм, англичанин, которого Ингольф держал для ведения счетов, чтобы избавить себя от упреков в неправильном разделе добычи. Этот Олдхэм служил прежде писцом у провинциального нотариуса, но в один прекрасный день пираты похитили его из конторы, находившейся в какой-то английской прибрежной деревушке. Почтенный Олдхэм объявил, что не признает ни за что законности своего положения и если будет работать, то только по принуждению. Для того же, чтобы пираты не приобрели над ним прав, предусмотренных и до сих пор не отмененных XXXVIII статусом Этельреда Первого, английского короля из саксонской династии, носящим название De servitudine hominis, Олдхэм требовал, чтобы его подводили к конторке в сопровождении двух солдат с примкнутыми штыками. Каждый день, приступая к составлению счетов, он начинал с письменного формального протеста против насилия, которому его подвергали вопреки всем Божеским и человеческим законам и в нарушение Хабеас Корпус акта.[2] Этот протест он вручал солдату для передачи капитану Ингольфу и лишь после того приступал к ведению бухгалтерии. Дело свое он исполнял хорошо, предполагая, однако, что находится на шведском крейсере, а не на пиратском судне.
Когда Ингольф терял трех или четырех матросов из своей команды, он вылавливал из воды соответствующее число бросившихся в нее неприятельских моряков и предлагал им на выбор смерть или службу на «Ральфе». Не было еще ни одного примера, чтобы предпочтена была смерть, а через три месяца новые рекруты превращались в заправских пиратов, готовых для своего капитана на все.
Даже почтеннейший Олдхэм, помимо ежедневного слабого протеста, аккуратно заносимого в книги, в конце концов свыкся со своей жизнью на «Ральфе», которая к тому же обогащала его и избавляла от вечных супружеских сцен, которые там, в Англии, устраивала своему мужу изо дня в день в течение двадцатилетнего сожительства почтенная миссис Олдхэм, обладавшая, впрочем, по словам мистера Олдхэма, ангельским характером.
— О, она очень добра, — говорил мистер Олдхэм, — но подумайте только: на двадцать два шиллинга в неделю прокормить, одеть и обуть одиннадцать человек детей!.. Ведь это, согласитесь, чей угодно характер испортит.
Со времени исчезновения господина клерка чья-то невидимая рука доставляла его супруге двести долларов в месяц, и почтенная мать семейства воссылала к Богу пламенные мольбы, чтобы муж ее как можно дольше не возвращался.
Таков был личный состав странного корабля, по дисциплине и порядку не уступавшего самому лучшему военному судну, но в данный момент влекомого ветром и течением на норландские рифы.
Но зачем бриг явился в эти опасные места?
Это была тайна, принадлежавшая Надоду Красноглазому и капитану Вельзевулу, — тайна, никому на корабле, кроме них, не известная.
Несмотря на то что каждый матрос видел неминуемую гибель, ни один из них не роптал — до такой степени сильна была в них преданность своему капитану.
Между тем корабль все несся и несся на скалы… Ингольф неподвижно стоял, смотрел и ждал.
Не то было с Надодом. Распустив по ветру свои рыжие волосы, вытаращив свой налитый кровью страшный глаз, он задыхался от ужаса и бессильной злобы.
— Послушай, да сделай же что-нибудь! — кричал он не своим голосом, обращаясь к Ингольфу. — Я не моряк, но я посовестился бы так пасовать перед бурей, как это делаешь ты. Ведь подумай: ты рискуешь жизнью храбрых матросов…
— А главное — жизнью храброго Нада, — насмешливо произнес капитан. — Однако ты очень дорожишь своей жизнью. Удивляюсь, что тебя так к ней привязывает? Будь я так безобразен, как ты, я бы желал себе смерти.
