Самуил Лурье - Взгляд из угла
Подсудимых разделили по половому признаку. Дело Дмитрия Давыдова и Евгения Привалова слушалось в Мособлсуде недели три назад - и направлено на доследование, поскольку, - вчувствуемся в формулировку! - суд не нашел оснований для признания их виновными.
А с девушками получилось как-то проще. То ли присяжным показали - как телезрителям - пленку: лежит неизвестно где в каких-то ящиках оружие - много-много автоматов, - и присяжные, подобно телезрителям, вообразили, будто ПОРТОС - что-то вроде фадеевской "Молодой Гвардии" (во всей этой истории - слишком много литературных ассоциаций); то ли аргументы обвинения прозвучали неотразимо - пресса прониклась: воспитанников, представьте, заставляли работать! - и дрожь негодования в голосе...
Но, скорей всего, эти девушки - Ирина Дергузова и Татьяна Ломакина - вели себя на суде не лучше, чем на следствии: мало того что отстаивали свою теорию всеобщего счастья - еще и оспаривали доказательства вины, - короче, держались так, словно стали жертвами провокации.
Какое глубокое, спокойное удовлетворение читалось на лице красивой дамы в судейской мантии, когда она опрашивала приговоренных: понятен ли им приговор!
То есть понятно ли этим последовательницам Пифагора, что молодость их погибла? что одной предстоит провести восемь лет, а другой - шесть в беспрестанных унижениях, вне гигиены, впроголодь... остановимся: не нам рассуждать о советской тюрьме; Достоевский отдыхает, Солженицын замолчал.
Понятно ли, что эта беленькая и эта темноволосая (это ей стучали по каске) не могут оставаться на свободе, поскольку представляют опасность для общества - в отличие, например, от какого-нибудь алюминиевого короля, изобличенного в покушении на убийство; в отличие от... опять-таки не стоит продолжать.
Светленькая не ответила судье, сама спросила:
- У вас совесть есть?
Темненькая сказала, что приговор ей понятен.
16/9/2002
Оправдание Карнавалова
Едва ли не главное литературное событие - книга Владимира Войновича "Портрет на фоне мифа" (М.: "Эксмо-пресс", 2002). О ней больше говорят, чем пишут. Боязно.
Я тоже едва решаюсь. Эта небольшая книжка вроде как подрывает авторитет величайшего из местных (а то и в целой подлунной) современников. К нему и обращена, впадая под конец в открытое письмо:
"Вы напрасно причисляете меня к своим ненавистникам. Никогда чувство, сколько-нибудь похожее на ненависть к Вам, у меня не возникало. Просто Вы очень отличаетесь от мифа, наделившего Вас достоинствами, не совместимыми в пределах одной человеческой личности. Я сам принял скромное участие в создании мифа, но, видя его распадение, не злорадствовал и не злобствовал, а огорчался. А потом решил посмеяться над мифом и над собой не меньше, чем над Вами. А так что же... Вы фигура историческая, уникальная, такой роли в истории ни одному писателю сыграть еще не удавалось и, даст Бог, в ближайшем будущем не удастся..."
Это и есть основная тональность. Как видим, впервые Владимир Войнович старается писать не смешно. Разве что позволяет себе непочтительную иронию - в очень умеренных дозах. А юмору - восхитительному своему юмору - велит молчать, и тот, обидевшись, не вмешивается. Даже и на тех страницах, где Владимир Войнович уверяет читателя и самого себя, будто пафос его книги - борьба с мифотворческим сознанием вообще и с культом личности А. И. Солженицына, в частности.
Но это не памфлет, а мемуар. И не против А.И. Солженицына, - но в защиту Сим Симыча Карнавалова.
Эта несмешная книжка сочинена, по-моему, только ради оправдания другой - смешной.
Был, если помните, у Владимира Войновича такой роман - "Москва 2042". Полный коммунизм, недавно закончилась Великая Бурят-Монгольская война, у власти КПГБ (коммунистическая партия государственной безопасности) во главе с Гениалиссимусом, он же и патриарх всея Руси; население снабжается питанием ("первичным продуктом") по талонам, выдаваемым взамен продукта вторичного, каковой продукт (его сдают по утрам) - основа экспорта, - и все такое.
Ах, какая там Лефортовская Краснознаменная Академическая тюрьма имени Ф.Э. Дзержинского! В каких незабываемо реалистичных подробностях описано посещение Дворца Любви (он же - Государственный экспериментальный ордена Ленина публичный дом имени Н. К. Крупской)!
Но черт попутал Владимира Войновича приплести к этой, с позволения сказать, антиутопии сколько-то ядовитых глав про знаменитого русского писателя, проживающего в нашем времени (герой-рассказчик стартует в будущее из 1982 года, тогда же и возвращается; на Западе роман вышел отдельным изданием в 1987); Сим Симыч Карнавалов, бывший истопник, теперь эмигрант-изгнанник, работает над шестидесятитомной эпопеей в имении Отрадном, что под Торонто...
И много-много забавных подробностей про уклад отрадненского быта, все на один мотив: как неподражаемо серьезно хозяин относится к себе, как ни в грош не ставит никого другого, - ну, и самодурствует помаленьку, - а домочадцы, естественно, подыгрывают.
Была там и такая сцена (она особенно дорого обошлась автору): Карнавалов ранним утром репетирует свое возвращение в отчизну: колокольный звон, домашняя прислуга играет на разных инструментах, жена и теща в сарафанах и кокошниках стоят с хлебом-солью, а герой на белом коне подъезжает к полосатому столбу с табличкой "СССР" и, взмахнув мечом над головой якобы пограничника (переодетого секретаря), вопрошает:
"- Клянешься ли впредь служить только мне и стойчиво сражаться спроть заглотных коммунистов и прихлёбных плюралистов?"
Потом, по ходу романа, эта сцена воспроизводится в другой реальности - в Москве 2042 года: организованный генералами БЕЗО переворот возводит Карнавалова на трон Гениалиссимуса и т. д.
Ну, вот. Вспомним теперь, как любили А.И. Солженицына интеллигенты всех мастей в конце восьмидесятых, как ненавидела его эта самая КПГБ, - понятно, что роман попортил автору и славу, и жизнь, и со многими рассорил, в том числе и с некоторыми близкими друзьями.
Автор стоял на своем, спорил, сердился, страдал. И теперь, через полтора десятилетия, как бы спрашивает: ну что, дескать, поостыло ваше бездумное обожание? убедились, кто был прав? стоило меня так безжалостно клеймить, заушать, замалчивать мою книгу?
В одном он точно прав: клеймить, заушать, даже просто корить за сатиру - сколь бы священной ни казалась ее мишень, - по меньшей мере несправедливо. А замалчивать...
Я тут сам не без вины. В 1989 году "Нева", где я заведовал прозой, собиралась было напечатать "Москву 2042". Да призадумалась. Поскольку держала уже во рту солженицынский "Март Семнадцатого". В результате роман Владимира Войновича вышел отдельным изданием, всего только стотысячным тиражом (а журнал расходился в пятистах тысячах).
Но тираж и успех - вещи все-таки разные. Роман Войновича не то что замалчивали - хотя и замалчивали тоже, - ему как-то не поверили. Не про Карнавалова (не в Карнавалове была там сила), - а вообще. Казалось, опасность, тут предсказанная, уже миновала. Да и Карнавалов этот, если уж всю правду говорить, тогда выглядел совсем не похожим на свой прототип. Лишь позднее оригинал словно бы перенял некоторые черты карикатуры.
А тогда он был властителем дум. Это, как известно, такая должность, что ни назначить, ни уволить, тут и самые горькие упреки ничего не значат, не то что едкие уколы.
В "Портрете на фоне мифа" много и того, и другого. История литературы все это разберет и пустит в дело. Потому что, как бы там ни было, книга - правдивая. Но опять - таков уж, видно, рок Владимира Войновича! - опять несвоевременная: мифа-то уже нет.
Впрочем, признаюсь, что были в моей жизни день или два, когда я и про КПГБ так думал.
21/10/2002
Ревизские сказки
Кто стучится в дверь ко мне с толстой сумкой - верней, с красивым специальным чемоданчиком, чтобы спрятать в нем и донести до правительства тайну моих доходов и моей национальности?
А никто, представьте, так и не постучался. И многие из моих знакомых тоже не дождались миловидной отличницы, которая должна была с трогательной такой серьезностью спросить: как называется вырабатываемый вами продукт?
И я, например, в тон ей ответил бы не то, что вы подумали, а этак Гамлетом: слова, слова, слова...
Не включили меня в перепись, не занесли, стало быть, в инвентарь - ну и ладно, не больно-то и хотелось.
Это как раз тот случай, когда принимаешь сторону большинства - практически чувствуешь себя заодно с народом. А впрочем - и с властью, поскольку эту игру народ и власть проводят в одном стиле: низы не хотят, верхи не настаивают, результативная ничья предрешена. Окучиваем, так сказать, очередную Большую Липу с двух сторон.
Уже объявлено, что, вообразите, в Чечне перепись прошла как по маслу и даже с обнадеживающими цифрами: жителей там, похоже, прибавилось. То есть перепись населения вовсе не требует, а то и не предполагает участия в ней самого населения - что и доказывать не требовалось.
