Генри Торо - Жизнь вне условностей
Пожалуй, я ревнивее, чем принято, отношусь к своей свободе. Чувствую, что связь моя с обществом и обязанности по отношению к нему все еще слабы и случайны. Тот необременительный труд, который дает мне заработок и которым, как считают, я в какой-то степени приношу пользу своим современникам, для меня в основном приятен, и мне не часто напоминают, что это моя обязанность. Пока мне в этом сопутствует успех. Но я предвижу, что, если мои потребности увеличатся, труд, необходимый для их удовлетворения, превратится в тяжелую и нудную работу. Если я запродам все утренние и дневные часы обществу, как делает большинство, то мне не для чего будет жить. Думаю, я никогда не продам право первородства за чечевичную похлебку. Я бы сказал, что человек может быть очень трудолюбивым, и все же проводить время не лучшим образом… Нет на свете большего глупца, чем тот, кто расходует значительную часть жизни, чтобы заработать на жизнь. Поэт, к примеру, должен поддерживать свое тело поэзией, подобно тому, как лесопилка питает паровые котлы стружкой. Зарабатывать на жизнь надо любовью. Говорят, что девяносто семь купцов из ста терпят крах, так что люди, если мерить их жизнь этой меркой, в большинстве своем неудачники, и. можно смело предсказать их неминуемое банкротство.
Вступить в жизнь наследником состояния, — значит, не родиться на свет, а скорее, появиться в нем мертворожденным. Пользоваться милосердием друзей или правительственной пенсией (в том случае, если вы еще дышите), каким бы из пяти синонимов вы ни обозначили эти отношения, — значит отправиться в богадельню. По воскресеньям несчастный должник идет в церковь, чтобы переучесть свои акции, и, естественно, обнаруживает, что расходы его больше доходов. Католики чаще всего обращаются в совестный суд, чистосердечно признаются в банкротстве, отказываются от имущества и собираются начать жить заново. Так люди, лежа на спине, рассуждают о грехопадении человека и даже не пытаются подняться.
Люди делятся на два типа в зависимости от того, что они хотят получить от жизни. Одни довольствуются скромным успехом; цели, которые они ставят, можно поразить выстрелом в упор. Другие же, хотя и неудачники, стремятся к целям все более и более возвышенным, пусть они и находятся невысоко над горизонтом. Я бы предпочел последнее, хотя, как говорят на Востоке, «величие не приходит к тем, кто опускает очи долу, и всякий, чей взор устремлен ввысь, впадает в нищету».
Удивительно, что почти ничего значительного не написано о том, как зарабатывать на жизнь и как сделать работу ради пропитания не только почетной, но привлекательной и славной, но если работа не такова, не такова и жизнь. Бросив взгляд на литературу, можно подумать, что эта проблема никогда даже не волновала дум одинокого мыслителя. Может быть, люди испытывают такое отвращение к своей работе, что им неприятно говорить о ней? Мы склонны обходить молчанием ценный урок, который дают нам деньги и который Творец Вселенной с таким трудом пытается преподать нам. Что касается средств к существованию, то достойно удивления, насколько люди разных сословий, даже так называемые реформаторы, не придают никакого значения тому, живем ли мы наследственным капиталом, честным трудом или воровством. Думаю, что Общество ничего не сделало для нас в этом смысле, оно скорее уничтожило то, что уже сделано. Лучше я буду терпеть холод и голод, чем соглашусь предохранить себя от них способами, которые приняты среди людей и пропагандируются ими.
Мы чаще всего неверно понимаем слово «мудрый» Как может быть мудрым человек, если он не умеет жить лучше, чем другие, если он лишь хитрее и умнее? Разве мудрость работает на ступальном колесе? Или учит нас своим примером, как преуспеть в жизни? Можно ли говорить о мудрости, оторванной от жизни? Неужели она всего-навсего мельник, перемалывающий в муку тончайшую логику? Уместно спросить, а зарабатывал ли Платон свой хлеб более достойным способом и преуспел ли он в этом лучше своих современников или отступал, подобно другим, перед трудностями жизни? Неужели он преодолевал их только благодаря равнодушию или тому, что напускал на себя важность? Может быть, его жизнь была легче оттого, что тетка упомянула его в завещании? Способы, коими люди зарабатывают на хлеб, то есть живут, всего лишь паллиативы, просто-напросто увиливание от настоящего жизненного дела, в основном потому, что они не знают лучших, а может, и не хотят знать.
Золотая лихорадка в Калифорнии, например, и отношение к ней не только торговцев, но философов и так называемых пророков — свидетельства величайшего позора, постигшего человечество. Подумать только, как многие готовы жить милостью Фортуны и получать возможность распоряжаться трудом менее удачливых, не внося собственного вклада в общественное богатство! И это называется предприимчивостью! Я просто не знаю более поразительного свидетельства аморальности торговли и всех обычных способов зарабатывать деньги. Философия, поэзия и религия этих людей не стоят и выеденного яйца. Боров, роющий землю рылом и тем добывающий себе пропитание, постыдился бы такой компании. Если бы я мог, пошевелив лишь пальцем, распоряжаться всеми богатствами мира, я не стал бы платить за них такую цену. Даже Магомет знал, что Бог создал мир не шутки ради. Ведь Бог — не богатый джентльмен, который разбрасывает пригоршни монет, для того чтобы посмотреть, как человечество бросится поднимать их, расталкивая друг друга локтями. Всемирная лотерея! Как можно добывать пропитание в царстве Природы с помощью лотереи? Какой горький комментарий, какая сатира на наши общественные институты! Кончится тем, что человечество повесится на дереве. Разве только этому и учили нас все заповеди всех библий? И разве последние и самые удивительные изобретения человеческого ума всего-навсего усовершенствованные грабли для навоза? Неужели это та почва, на которой встречаются Восток и Запад? Разве Бог велел нам добывать себе средства к существованию, копая там, где мы не сеяли, в надежде, что Он, быть может, наградит нас слитками золота?
Бог выдал праведнику бумагу, которая обеспечивает ему пищу и одежду, а неправедный нашел в сундуках Бога ее facsimile и, присвоив его, получает пищу и одежду наравне с первым. Это одна из самых распространенных систем обмана, какие только видел мир. Я не подозревал, что человечество страдает от нехватки золота. В жизни я видел его немного, но знаю, что оно очень ковкое, хотя и не такое ковкое, как ум. Крупицей золота можно покрыть большую поверхность, но все же меньшую, чем крупицей мудрости.
Золотоискатель в горных долинах такой же игрок, как и его собрат в салунах Сан-Франциско. Какая разница, в конце концов, — бросать кости или грязь? Если вы выиграли, в убытке останется общество. Старатель — враг честного труженика, хоть он и не получает жалованья. Мало того, что вы работали как вол, добывая золото. У дьявола тоже много работы. Пути грешников нелегки во многих отношениях. Самый неискушенный наблюдатель, отправляющийся на прииск, видит (и говорит), что золотоискательство похоже на лотерею; добываемое золото и заработок честного труженика — вещи разные. Но, как правило, он забывает то, что увидел, так как видел он лишь факты, а не принцип, и начинает там торговое дело, иначе говоря, покупает билет другой лотереи (как выясняется позже), где факты не столь очевидны.
Прочитав однажды вечером отчет Ховитта об австралийских старателях, я всю ночь видел во сне бесчисленные долины, в которых ручьи были изрыты ямами глубиной от десяти до ста футов и шириной футов шесть. Ямы находились совсем близко друг от друга и были наполовину заполнены водой, и вот в эту-то местность люда стремятся, чтобы попытать счастья. Они не знают, где копать, — быть может, золото залегает прямо под их лагерем, и иногда разрывают землю на площади сто на шестьдесят футов, прежде чем обнаружат жилу, а иногда проходят в футе от нее. Они превращаются в дьяволов и в своей жажде обогащения посягают на права друг друга. Целые долины на протяжении тридцати миль становятся похожими на огромные соты, в которых вязнут сотни старателей — стоя в воде, покрытые грязью и глиной, они работают день и ночь и умирают от истощения и болезней. Прочитанные мной факты почти изгладились из моей памяти, но однажды я подумал о своей собственной несовершенной жизни, похожей на жизнь других. Эти ямы все еще стояли у меня перед глазами, когда я спросил себя, почему бы и мне не промывать золото каждый день, пусть даже ради мельчайших крупиц, почему бы и мне не пробить шахту до золотой жилы, которая проходит внутри меня, и не разрабатывать ее? Чем она хуже приисков Балларата или Бендиго, даже если будет больше похожа на обыкновенный колодец? По крайней мере, я смог бы идти каким-то путем, пусть одиноким, узким и кривым, но я смог бы шагать, преисполненный любви и благоговения. Там, где человек отделяется от толпы и идет своим путем, испытывая эти чувства, дорога делает развилку, хотя обычный путешественник увидит лишь дыру в изгороди. Одинокая тропа напрямик окажется лучшей из этих двух дорог.
