Дов Конторер - Война Судного дня, неюбилейный очерк
Преимущества данной стратегии признавались даже теми, кто в конкретных условиях, сопровождавших подготовку и заключение Кемп-Дэвидского мирного договора между Израилем и Египтом (1979), обвинял египетского президента Анвара Садата в предательстве общеарабского дела. Достаточно сказать, что Поэтапный план ООП был принят на 12-й сессии Палестинского национального совета по инициативе Ясера Арафата уже в июне 1974 года, сразу же по заключении израильско-сирийского соглашения о разведении войск на Голанских высотах. Этим планом — без ревизии общей задачи ООП, состоявшей (и состоящей) в уничтожении Израиля, и без отказа от "вооруженной борьбы" как главного средства достижения палестинских целей — впервые допускалось, что палестинское государство будет создано на первом этапе в Иудее, Самарии и Газе, а не на всей территории Эрец-Исраэль сразу же, как предполагалось прежними программными документами ООП. Все последующие политические шаги ООП, включая заключение соглашений "Осло" (1993), предпринимались на основе этого плана.
В Израиле, для которого внезапное начало Войны Судного дня и крупные неудачи ЦАХАЛа в первый период военных действий явились тяжелой травмой, воцарившееся после войны настроение было отнюдь не победным. Уже 18 ноября 1973 года правительство Голды Меир было вынуждено объявить об учреждении государственной комиссии во главе с президентом Верховного суда Шимоном Агранатом, и этой комиссии было поручено расследовать причины израильских неудач в начальный период войны. Работа комиссии сопровождалась набирающим силу движением общественного протеста, острие которого было направлено на министра обороны Моше Даяна. Когда комиссия Аграната, заслушав 58 свидетелей в ходе 140 заседаний, опубликовала 1 апреля 1974 года свой промежуточный доклад, в котором ответственность за неудачи ЦАХАЛа в начальный период войны возлагалась лишь на генералов (руководителей военной разведки, командующего Южным фронтом и начальника Генерального штаба), общественное недовольство достигло критического уровня и вынудило Голду Меир уйти в отставку. Новым главой израильского правительства стал в июне того же года Ицхак Рабин, не включивший Даяна в состав своего кабинета.
В целом же, попытайся мы кратко определить суть процессов, стимулированных в израильском обществе Войной Судного дня, нам было бы трудно избежать таких выражений, как разочарование, депрессия, эмоциональный упадок, политический декаданс. Проявлением этих тенденций стало возникновение "Шалом ахшав", "Махане ШЕЛИ", "Смоль исраэли хадаш" и других общественных групп, требовавших от израильского правительства максимальных уступок арабам и объявлявших немедленное примирение с соседями ультимативной задачей Израиля, без решения которой само существование еврейского государства объявлялось морально ущербным (и даже более того). С другой стороны, ответом на политическую депрессию, воцарившуюся по следам Войны Судного дня, стало появление поселенческого движения "Гуш-Эмуним", мыслившего себя авангардом национального возрождения и во многих отношениях являвшегося таковым. Некоторые из общественных групп, возникших в середине семидесятых годов, давно распались, но политическая борьба в Израиле до сих пор в существенной мере определяется противостоянием двух значительных сил, заявивших о себе вскоре после Войны Судного дня: "Шалом ахшав", с одной стороны, и "Гуш-Эмуним", с другой. Сказанное верно и с учетом того, что "Гуш-Эмуним" прекратил свое существование как единая группа еще в восьмидесятые годы.
Влияние Войны Судного дня оказалось столь глубоким, что израильское общество давно уже невозможно представить себе в отрыве от этой травмы и ее долгосрочных последствий. Многим кажется странным, что именно национальная травма стала для израильтян главным итогом войны, завершившейся победой ЦАХАЛа над значительно превосходившими его арабскими армиями, сумевшими, как уже отмечалось, начать войну в идеальных для них условиях. Но с фактами спорить трудно: октябрьская травма 1973 года очевидна любому, кто знает, как говорят, поют и пишут в Израиле об этой войне. Она часто становится поводом для манипуляций, грубо подверстанных под задачи, которые ставит перед собой в данный момент определенный политический лагерь. Примером такого рода может считаться нестерпимо лживая песня "Мы — зимние дети 73-го года" на слова Шмуэля Хасфари: она появилась в 1994 году, как средство лирической поддержки "Осло", и ее слащавый припев "Вы обещали голубя, обещали оливковый лист" должен был прозвучать как гимн поколения, истосковавшегося по миротворцу Арафату и винящего своих родителей за то, что те не протянули ему руку раньше. Но и сама возможность подобных манипуляций говорит о подлинном характере травмы 1973 года.
К событиям Войны Судного дня автор этих строк обращался на страницах "Вестей" в разные годы, сосредотачиваясь, как правило, на отдельном ее эпизоде или аспекте (ошибка израильской военной разведки в оценке намерений противника накануне войны, провал израильского контрнаступления на Синае 8 октября 1973 года, личность и деятельность Моше Даяна, публикация рассекреченных военных протоколов израильского кабинета, отражение Войны Судного дня в романах А.Б. Йегошуа, Сами Михаэля и др.). Очерк, предлагаемый читателям теперь, изначально задумывался как попытка сравнить суждения различных египетских военачальников о безуспешном наступлении на Синае, предпринятом Египтом 14 октября 1973 года, на втором этапе войны, и ставшем поворотным пунктом в развитии событий на Южном фронте. Но почти сразу же с началом работы над этим очерком стало понятно, что его характер будет существенно отличаться от изначально задуманного.
Единовременное внезапное нападение Египта и Сирии на Израиль оказалось возможным из-за ошибки израильских разведслужб и, в первую очередь, Разведывательного управления Генштаба (АМАН), не сумевших правильно оценить реальные намерения Садата и Асада осенью 1973 года. Эта ошибка или, точнее, комплекс ошибок в оценке наблюдавшихся Израилем действий противника, создававшего мощные ударные группировки на рубежах будущего наступления, была порождением т. н. "концепции", которая овладела умами израильских аналитиков в предвоенный период (с тех пор это слово стало в Израиле синонимом стратегической близорукости). Сущность "концепции" состояла в следующем:
1. Сирия не начнет войну против Израиля в одиночку, но только совместно с Египтом.
2. Египет не начнет войну до тех пор, пока у него не будет ответа на израильское превосходство в воздухе и, в частности, пока у него не появится возможности атаковать базы израильских ВВС и другие объекты в глубине израильской территории.
В 1973 году Египет еще не имел ответа на израильское превосходство в воздухе и, оставаясь уязвимым в этой критической точке, не мог развить успешное наступление вглубь Синая, поскольку таковое потребовало бы от него вывести свои наступающие силы за пределы зоны, которая прикрывалась зенитно-ракетными комплексами, базировавшимися на западном берегу Суэцкого канала. Из этого в Израиле делался вывод о том, что противник не планирует начало войны в обозримом будущем, а его мероприятия по созданию крупных ударных группировок на рубежах будущего наступления расценивались как попытка измотать Израиль постоянной военной готовностью и частой мобилизацией резервистских сил.
В психологическом плане такая оценка подкреплялась тем, что весной 1973 года египетские военные мероприятия, вызвавшие большую тревогу израильского руководства и побудившие его предпринять ряд дорогостоящих и обременительных для общества мер по повышению боеготовности ЦАХАЛа, верно оценивались военной разведкой как не несущие прямой угрозы скорого нападения на Израиль. Осенью 1973 года оценка военной разведки оставалась прежней, несмотря на всё более явные признаки скорого начала войны, и 5 октября 1973 года, за день до египетско-сирийского нападения, в докладе, который АМАН представил израильскому правительству, появилась следующая фраза, ставшая впоследствии знаменитой: "Хотя конфигурация египетских сил у канала содержит признаки, указывающие на возможность скорой наступательной инициативы, наша оценка общего соотношения сил между ЦАХАЛом и египетской армией остается прежней, и, соответственно, мы считаем низкой вероятность того, что Египет намерен возобновить боевые действия".
Как мы видим, главным элементом "концепции", ослепившей АМАН в предвоенный период, была уверенность в том, что значительное нападение на Израиль не будет предпринято Египтом и Сирией, поскольку Анвар Садат понимает невозможность одержать над Израилем решительную победу. Верная по сути оценка египетского военного потенциала сочеталась в этой концепции с неправильным выводом.
Садат и его Генеральный штаб, возглавлявшийся генералом Саадом аль-Шазли, не строили иллюзий насчет возможности полностью разгромить ЦАХАЛ на Синае и прорваться вглубь израильской территории. Они исходили при этом из априорной убежденности в качественном превосходстве израильской авиации над арабскими военно-воздушными силами и не верили в способность своих пилотов успешно драться с израильтянами в воздухе. По этой причине египтяне не планировали продвижения за полосу Синайского полуострова, прикрытую их ЗРК, расположенными на западном берегу канала. Попытка продвинуться за пределы этой полосы вглубь Синая и далее представлялась Сааду аль-Шазли заведомо обреченной, поскольку без прикрытия зенитных ракет египетские силы окажутся уязвимыми для израильской авиации. Но при этом египтяне всерьез подготовились к форсированию канала и к дальнейшему удержанию захваченной полосы на его восточном берегу. Фактически это и было целью войны, с точки зрения президента Садата: вернуть арабам утраченную гордость, продемонстрировать успешное наступление арабских армий, навязать Израилю прекращение огня в унизительной для него ситуации и тем самым создать условия для будущего возвращения Синая Египту.
