Борис Парамонов - Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)
Для создания ... новой психической структуры и нового человека русский коммунизм сделал огромное усилие. Психологически он сделал больше завоеваний, чем экономически. Появилось новое поколение молодежи, которое ... понимает задачу экономического развития не как личный интерес, а как социальное служение. В России это легче было сделать, чем в странах Запада, где буржуазная психология и капиталистическая цивилизация пустили глубокие корни... Возможно даже, что буржуазность в России появится именно после коммунистической революции. Русский народ никогда не был буржуазным, он не имел буржуазных предрассудков и не поклонялся буржуазным добродетелям и нормам. Но опасность обуржуазивания очень сильна в советской России. На энтузиазм коммунистической молодежи к социалистическому строительству пошла религиозная энергия русского народа. Если эта религиозная энергия иссякнет, то иссякнет и энтузиазм и появится шкурничество, вполнге возможное и при коммунизме.
Векликолепные слова, я бы сказал, лучшее место в книге "Истоки и смысл русского коммунизма". Перспектива увидена правильно - оценка неправильна. Тут не об опасности обуржуазивания следовало говорить, а о благодетельности такового. Собственная антибуржуазность Бердяева помешала ему расставить нужные акценты, понять, что любая буржуазность лучше любого коммунизма, хоть русского, хоть кубинского. Но буржуазность здесь, в обсуждаемом контексте, и есть эта рационализация сознания, просветительское воспитание, ослабившее религиозный энтузиазм русских людей. А опыт показал, что социальное строительство на религиозной основе лучше не начинать, здесь любой буржуазный предрассудок, не говоря уже о буржуазной добродетели, полезнее, чем бескорыстный фанатизм истинно верующих. Особенно пикантно звучат сейчас слова Бердяева о молодежи, о молодежном, комсомольском энтузиазме строителей коммунизма. Ведь это именно молодежь первой в России обуржуазилась, причем именно эти строители - буквально: комсомольские вожаки так называемых строительных отрядов, вообще комсомольские лидеры, бывшие очень хваткими ребятами. Я, слава Богу, сорок лет в России прожил и видел то, о чем говорю. Это было одно из самых необычных советских впечатлений, наводивших на многие мысли: наблюдать этих молодых, да ранних, научившихся под дымовой завесой идеологии набивать мошну. Новые русские именно тогда начались, и как раз среди этих людей. Думается, что подобные бесспорные факты - рационализация массового сознания в России и психологическая трансформация российского человека, ставшего - в идущих поколениях - из верующего деловым, из коллективиста индивидуалистом, из читающего считающим - достаточно фундируют высказанную мною мысль о вестернизации в коммунизме самого субъекта отечественной истории - россиянина. Но тогда у нас получилось, как и было обещано в начале анализа, что по крайней мере три этапа этой истории - петровский, коммунистический и посткоммунистический - имеют единое содержание, одну тему, один сюжет. Этот сюжет - вестернизация. Конечно, в эту тенденцию нельзя включить два других периода - татарский и московский, хотя как раз в последнем и началось некоторое движение на Запад. Кукуевская слобода не при Петре появилась, он застал ее уже существующей, и в ней воспитывался. Но давайте приглядимся к самому первому этапу русской истории - к киевскому. Тогда, правда, трудно было говорить, кто лучше и выше - Запад или сама Киевская Русь. Было еще далеко до Ренессанса, а русские уже активно сносились с Византией, бывшей куда культурнее Европы темных веков. Копнем, однако, еще глубже - в самые истоки. Но сначала - сманеврируем в самую что ни на есть современность и злободневность. Я цитирую московскую "Общую Газету", номер восьмой; статья о выступлении всем известного Бориса Березовского в Гарвардском университете, где приводятся по магнитозаписи его собственные слова:
По существу, на первом этапе, который я назвал приватизацией прибыли, происходило разрушение предприятий и, как правило, управляющие получали возможность не возвращать прибыль предприятиям, а присваивать. По-разному тратилась эта прибыль: одни развлекались, (другие) покупали недвижимость за рубежом, третьи накапливали ее и в результате через короткое время смогли покупать на эти накопленные средства собственность и таким образом становиться владельцами предприятий... Ну и, наконец, те, кто завладел предприятиями, создавали долги, и в результате на следующем, заключительном этапе происходит приватизация долгов, по существу, изменение собственника. Если конкретизировать сегодняшнюю ситуацию в России, то в основном мы находимся между третьим этапом и вторым, то есть на переходе от приватизации собственности к приватизации долгов.
Комментируя эти не вполне понятные простому человеку слова, "Общая Газета" пишет:
Рассказывал все это г-н Березовский не просто так, а чтобы склонить американских богачей к инвестированию капиталов в Россию. То есть это агитка. Но никак не скажешь: банальная. Напротив, она неподражаема своей сюрреалистической искренностью. Борис Березовский сказал заокеанским коллегам: прибыль мы уже приватизировали и промотали, предприятия тоже приватизировали и сделали их должниками, теперь кто-то должен выкупить наши долги, а таких чудаков среди нас нет - вся надежда на вас, господа иностранные инвесторы.
Понятно, что человек, выкупивший долги предприятия, становится его собственником. Понятно также, какие чувства этот смелый проект должен вызывать у людей, называющих себя истинно русскими: Березовский продает Россию. Но ведь, ей-богу, Березовский сбоку припека, это сюжет исконно, архетипически русский. Он называется призвание варягов: неспособность русских обойтись без Запада, его помощи, его силы и ума, его науки. Скажем мягче: необходимость жить в западном дискурсе. И если такой сюжет воспроизводится через тысячу с лишним лет после начала Руси - то, может быть, пора прекратить разговоры о каком-то ее особом призвании? Разговоры о русской идее? Может быть, пора русскую идею назвать так, как положено: ученичество у Запада?
Выбранные места из переписки с друзьями
Этим летом я сделал на радио "Свобода" передачу под названием "Американцы о России и русские об Америке". Там был, в частности, сюжет о русской женщине Татьяне Глотовой, попавшей в Америке в переплет: у нее отняли ребенка, пятилетнего Дениса, за то, что она оставляла его на улице без присмотра. Если суд признает Татьяну Глотову виновной, ей могут дать год тюрьмы, а ребенка отдадут в семью попечителей.
Мораль из этой истории я извлек, помнится, такую: свобода, обеспечивая определенный, и достаточно высокий, уровень материального благосостояния, не гарантирует вам безопасности и счастья, - как бы не наоборот. В ситуации свободы вы действуете на собственный страх и риск. И вот при этом наблюдается железное правило: люди бегут в Америку, "выбирают свободу". Татьяна Глотова даже после всего происшедшего с ней из Америки не уедет - таков был мой вывод и мораль всей этой истории.
Именно этот сюжет вызвал бурную реакцию у некоторых из моих слушателей. В частности, я получил письмо от одной москвички, не пожелавшей назвать свое имя, с исключительно резкой критикой моей передачи. Процитирую кое-что из этого письма:
Уважаемый Борис Михайлович! Какая же у Вас неожиданно рабская зависимость от аксиом проявилась! Без аксиом, конечно, никакое мышление не обходится - но слишком уж, мягко говоря, верноподданнической кажется аксиома, что все, что в Америке происходит, - это и есть Свобода. И люди ее неизменно выбирают - как вот эта надрывающаяся мама, которая, по Вашим словам, ни за что не вернется в Питер. Сущая правда - ни за что, и вряд ли оттого, что в Питере ей сегодня не хватает свободы быть курьером. Просто в Америке она своего ребенка прокормит (хоть и не строго по графику) - а в Питере уж как получится... И не рухнет в Америке все вокруг в одночасье - тоже немаловажное обстоятельство для озабоченной будущим матери. Пусть бросит в нее камень тот, кто живет независимо от "кормушки". Но при чем тут свобода? Почему нормальной человеческой реакцией "свободного человека" оказывается - не помочь чем-то матери, не поделиться едой, принесенной на площадку своему ребенку, - если уж заметили, что чужой мальчик не кормлен, - а вот так безымянно сообщить в полицию? (ну как не сказать "настучать"? - хоть там это делается с достоинством, как и все, что делает "настоящий американец").
Слушаю Вас и удивляюсь: как же неистребима в российской интеллигенции мазохистская страсть и упоение при виде здоровой, примитивной и антиинтеллектуальной силы - если она, конечно, сильна настолько, что становиться в привычную позу развенчивающего очевидца опасно. Тогда - "к ноге", "служить", но с каким удовольствием!..
Оправдываться в индивидуальном порядке, конечно, не стоит, - тут вопрос сверхииндивидуальный, принципиальный: об Америке и о свободе. Моя корреспондентка считает, что свобода - наличия которой в Америке она не оспаривает - условие отнюдь не достаточное для нормальной жизни и что в Америку люди едут не за свободой, а за элементарным прокормлением. Свободные же американцы оказываются гадами, готовыми ни за что ни про что настучать на человека в полицию.
