Газета День Литературы - Газета День Литературы # 154 (2009 6)
– А почему не видно любопытных? – спросил Зайцев, окидывая взглядом пустые лестничные пролёты.
– Так ведь спят ещё… Раннее утро, капитан. Отдыхают граждане после трудового дня, – хмыкнул оперативник.
– Что же, так ни один жилец и не вышел?
– Подходила бабуля… Постонала, поохала… Перекрестилась и ушла.
– Не признала соседа?
– А как его признаешь – вместо лица обгорелая корка. По одежде тоже ничего не скажешь… Одежки-то на нём, можно сказать, и не осталось. Видишь – нечто тлеющее.
– А как узнали, что кто-то на площадке пылает?
– Был звонок дежурному… Вот в эту дверь он скрёбся, может, хозяин и позвонил.
– Так что же здесь всё-таки произошло? – спросил Зайцев уже с лёгкой досадой. – Ведь не может же человек вот так просто на ровном месте вспыхнуть в пять утра?
– Вопрос, конечно, интересный, – протянул оперативник. – Но боюсь, капитан, что отвечать на него придётся всё-таки тебе. Что я могу сказать… Входные двери, и одна, и вторая, на кодовых замках. Я проверил – замки срабатывают хорошо, надёжно. Случайных, чужих людей здесь быть не может. Время раннее, спокойное время. Все маньяки, насильники, алкоголики, грабители уже спят, обессилев от своих похождений. Этот мужик загорелся совсем недавно, от него ещё дымок поднимается… То, что людей нет, странно, конечно, но любопытные были, я их сам разогнал, чтобы под ногами не путались… Думаю, жильцы перезвонились и затаились. Мой напарник, Семёнов, ты его знаешь, шустрый малый, обходит квартиры – все ли на месте, нет ли где недостачи в жильцах… Придёт – доложит. Думаю, где-то обязательно должно обнаружиться, что одного собутыльника не хватает.
– Если я к тебе сейчас поднесу зажигалку, – медленно проговорил Зайцев, – ты же не вспыхнешь?
– Вспыхну, – твердо сказал оперативник. – Но только внутренне. От гнева вспыхну.
– От гнева так не горят, – рассудительно проговорил Зайцев и, подойдя к двери, на которой остались чёрные полосы от пальцев погибшего, нажал на кнопку звонка. Через некоторое время послышалось глухое щёлканье замков, дверь медленно приоткрылась – на пороге стоял полноватый, румяный хозяин в длинном халате. На Зайцева дохнуло запахом духов – хозяин уже успел побриться.
– Здравствуйте, – сказал Зайцев. – Вы здесь живёте?
– Если это можно назвать жизнью, – печально улыбнулся мужчина.
– Вы знаете этого человека? – Зайцев кивнул куда-то себе за спину.
– Нет! Откуда!
– Он не живёт в вашем доме?
– Трудно сказать… Не исключено.
– Почему он ломился в вашу дверь?
– Я даже не знал, что он ломился в мою дверь. Ах, вы об этом, – хозяин только сейчас увидел чёрные полосы на двери. – Скорее всего, моя дверь просто подвернулась, ближе оказалась… В таком состоянии можно ломиться куда угодно…
– И вы не знаете, что здесь произошло?
– У меня, знаете ли, хорошая звукоизоляция. Второй этаж – шумный этаж… Молодёжь много пьёт, громко смеётся, поздно расходится…
– Поздно – это как?
– Пока не засну, – улыбнулся хозяин. – На подоконнике, между этажами, у них место встречи, которое, видимо, изменить уже никому не удастся. Вот я и позаботился, чтобы моя дверь была с хорошей звукоизоляцией.
– И у вас нет никаких соображений по поводу того, что произошло этим утром?
– Никаких, – покачал головой мужчина, глядя Зайцеву в глаза. И капитан понял – соображения у того всё-таки есть. И ещё понял Зайцев – мужчина не только побрился, но и выпил стопку-вторую.
– Ну, что ж… Тогда до скорой встречи.
– Мы ещё увидимся?
– Конечно. Из всех дверей он всё-таки выбрал вашу.
– Посмотрите на него! Он же горел! Ничего не соображал! – воскликнул мужчина, потеряв всю свою невозмутимость.
– Но именно ваша дверь чем-то его привлекла, – улыбнулся Зайцев. – У вас, простите, рабочий день в котором часу начинается?
– В десять! И что из этого следует?
– Вот видите, в десять… А вы в половине шестого уже побриты… Куда торопитесь?
– Под моей дверью труп лежит! – неожиданно тонким голосом прокричал хозяин. – Я не только побрился, я и рюмку водки хлопнул!
– Это правильно, – одобрил Зайцев и позволил, наконец, хозяину закрыть дверь.
Время шло, за окнами начало светать, на фоне бледного неба появились контуры соседних домов, в некоторых окнах вспыхнул свет, а положение не становилось проще и понятнее. Вернулся с обхода по квартирам опер Семёнов и доложил то, о чем Зайцев уже догадывался – все жильцы двенадцатиэтажного дома оказались в наличии, спокойно спали в своих кроватках, досматривали сны каждый в меру своей испорченности. А если кто и отсутствовал, то по уважительным причинам, не вызывающим подозрений – командировка, отпуск, ночная смена, загул с однокашниками, которые звонили каждые полчаса и докладывали, что их друг Лёха жив, здоров, прекрасно себя чувствует и даже хорош собой. Домочадцы ворчали, но только для виду, звонки-то были утешительные, все-таки жив Лёха, и вот-вот позвонит в дверь, хмельной и румяный.
Оперативники обшарили сгоревшего гражданина, нашли остатки паспорта и… И больше ничего. Ни кошелька, ни денег, ни колечка-цепочки-кулончика на погибшем не оказалось. То ли ограбили его перед тем, как поджечь, то ли из осторожности он ничего с собой в ночные свои прогулки не брал. Паспорт требовал пристального изучения экспертов, просто вот так что-то разобрать в нём было невозможно, обгорел паспорт со всех сторон. Только по номеру, если таковой обнаружится хоть на одной странице, можно будет что-нибудь установить.
Зайцев, выслушав Семенова, спустился на лестничный пролёт и остановился у большого окна с широким подоконником. И пол на этой промежуточной площадке, и сам подоконник были уставлены пустыми бутылками, усыпаны окурками, пивными пробками. Острым и многоопытным взглядом рассмотрел Зайцев и небольшой шприц в самом углу.
– Суду все ясно, – пробормотал следователь и поднялся на площадку, где над обгоревшим трупом всё ещё поднимался слабый, прозрачный дымок. – Слушай меня, Семёнов, – обратился он к оперативнику. – Сейчас ты садишься в мой газик и, не снижая скорости, мчишься в наше общежитие. Знаешь, где это?
– Я живу там! – почему-то обиженно воскликнул Семёнов.
– На втором этаже, в двести пятой комнате обитает человек по имени Ваня…
– Это бывший бомжара, что ли?
– Почему же бывший! – на этот раз возмутился Зайцев. – Бомжи не бывают бывшими. Так вот… Ты хватаешь его, в чём застанешь, и срочно сюда. Город ещё спит, дороги свободные – через двадцать минут будешь здесь вместе с Ваней. Вопросы есть?
– Через тридцать минут, – уточнил оперативник. – Бомжаре одеться надо… Не привезу же я его в простыне!
– Тоже верно, – пробормотал Зайцев. – Засекаю время. Заметь, не я сказал, что ты вернёшься с Ваней через полчаса. И ещё… – закончить свою мысль Зайцев не успел, поскольку внизу за оперативником Семёновым уже хлопнула дверца газика.
Ваня неслышно поднялся на площадку через двадцать восемь минут.
– Здравствуй, капитан, – сказал он Зайцеву, который, безутешно подперев кулаком щёку, сидел на нижней ступеньке лестничного марша. – Что новенького в жизни?
– А, Ваня, – Зайцев поднялся. – Как видишь…
Ваня подошёл к обгоревшему трупу, присел на корточки и некоторое время молча рассматривал то, что осталось от человека.
– Он ведь не из этого дома? – спросил Ваня, поднимаясь.
– Как догадался?
– Уже родня бы вокруг стояла… А если никого нет… Как же он, бедолага, попал сюда? Входные двери, как я заметил, с замками… Может, он и сгорел не здесь?
– Здесь, – твёрдо сказал Зайцев. – Ещё дымится…
– Это не он, одёжка тлеет.
– И ещё… Видишь на двери чёрные полосы он его пальцев… Он уже догорая, пытался достучаться в эту дверь… И по двери соскользнул вниз, на пол… Вот и остались полосы…
– Здесь и на кнопке звонка чёрные следы, – добавил Ваня. – Он звонил, видимо… Но ему не открыли. Увидели в глазок что-то страшное и отшатнулись в ужасе… А что они могли увидеть… Обгорелое человеческое лицо… Кто угодно отшатнётся, – продолжал бормотать Ваня, в который раз обходя вокруг тела. – А ты бы, капитан, открыл?
