Владимир Матикевич - Нашествие. Неизвестная история известного президента.
«Интересный паренек, – подумал Латыпов. – Очень быстро сориентировался, понимая, что запасы Гохрана будут вскоре исчерпаны, постарался стать одним из клиентов алмазодобывающей компании „Алроса“, которая производила 99% российских алмазов». Он точно знал, что практически все СП Леваева были переведены на довольствие «Алроса». Леваев пошел дальше. Он сделал все, чтобы захватить рудники. Он стал первым в мире диамантером, который стал рекламировать свою фирму «ЛЛД Даймонд» как единственного в мире производителя бриллиантов, имеющего собственные рудники».
– М-мда, – подумал Латыпов. – За одну встречу с таким многие дают… Леваев проник в Пермскую область, стал работать на россыпях «Уралалмаз» открытых еще в позапрошлом веке. Вторая крупная партия камней досталась Леваеву в Анголе. Он точно знал, благодаря тогдашнему замсекретаря Совбеза России. Березовский сделал звонки в российское посольство в Луанде и в приказном порядке посоветовал его сотрудникам лоббировать интересы Леваева в Анголе. За 25 миллионов долларов Леваев стал совладельцем ГРО «Катока», которое за один год произвело алмазов более, чем на 120 миллионов долларов. Это в три раза превышало проектную мощность.
И тут на Леваева наехали. Еще бы не наехать?! Стал занижать стоимость добытых кристаллов, сократил выплаты работникам, от жадности стал хапать алмазы на «черном» рынке…
Латыпову становилось все жарче. Хотелось развернуть «мерседес» и оказаться в теплой постели желанной жены. Но поворота назад нет. С него потребуют жесткий отчет. А тема такая, не дай бог что…
В доме на улице Косыгина ждет его еще один «герой», Аркадий Гайдамак, уроженец Бердичева, ныне гражданин Франции, тот самый, которому Леваев после потери контроля над ГРО «Катока» передал 15% акций компании «Африка Израиль Инвестментс», которую он приобрел в 1996 году. В тот самый год, когда вывоз гохрановских алмазов достиг пика, бывшие совграждане так поработали во властных структурах Анголы, что под контролем оказалась не только «Катока», но и вся алмазодобыча страны. Сбытом драгоценного сырья на сумму в 700 миллионов долларов стала заниматься не госкомпания «Эндиама», а СП «Аскорп», где главными соучредителями стали Леваев и Гайдамак. А компания «Алроса» стала рядовым подрядчиком.
«Гвозди бы делать из этих ребят», – невесело подумал Латыпов.
На улице Косыгина должен был ждать еще один собеседник – Леонид Минин, друг Шеймана, трижды судимый, один из главных поставщиков необработанных алмазов.
* * *
Березовский попросил Лукашенко направить на встречу с Леваевым и Гайдамаком именно его, Латыпова. Латыпов понимал почему… Не утаит информацию, никуда не влезет, честный перед ним до конца, – так думал о нем Лукашенко. Березовский подспудно доверял ему как коллеге, совбезовцу и восточному человеку, умеющему держать язык за зубами. Латыпов не задавал себе вопрос, зачем алмазным королям Беларусь. Все было и так ясно. Он вспоминал, какая нервозная спешка наблюдалась при строительстве недалеко от Гомеля новых цехов по обработке алмазов. Люди недоумевали: есть же уже алмазный завод, зачем новый? Но он-то понимал зачем. Туда никто нос не сунет, не будет контролировать ни количество выпускаемой продукции, ни качество, ни поступления сырья… «Гомель-ротон» заработал через три месяца, а должен был запуститься через год. Японская оперативность… Даже выше!
…В небольшом особняке он оказался наедине с людьми, которые представились Леваевым и Гайдамаком.
– Нам приятно познакомиться с вами, – сказал Леваев. – Борис Абрамович высочайшего мнения о вас. Сказал что в такой стране, как Беларусь, вы самая светлая голова.
Латыпов улыбнулся:
– Он имел в виду – самая светлая после Президента.
– Разумеется. Но давайте перейдем к делу. Вы человек занятой, мы тоже. Через несколько дней самолеты разнесут нас по разным точкам планеты, но мы всегда должны быть рядом… «Кроме того, что вор, еще и литератор,» – подумал Латыпов.
– Вы понимаете, что алмазы очень серьезная тема, – Леваев перешел на более лаконичный язык. – Быть может, самая серьезная тема. Мы давно работаем в ней…
– Увязли, как говорится, по самые уши…
– Установлен жесткий контроль за бриллиантовым бизнесом, есть резолюция ООН о создании международной сертификации необработанных камней. А чем эти камни отличаются от угля? Ничем. Только дороже. Бизнес есть бизнес. Ничем его не ограничишь. Вы согласны?
Латыпов ничего не ответил.
– Там, где мы работаем, люди воюют. Им нечем рассчитываться, кроме алмазов. А их как грязи… Не продавать же им своих детей за оружие.
Он замолчал.
– Не хочу вас насторожить… У вас есть отличный завод. У нас есть сырье, которого вам не увидеть ни из России, ни из Израиля, ниоткуда… Мы сами будем доставлять сырье. У нас есть возможности, техника. Мы сами продадим готовые бриллианты… У нас есть общие знакомые в Ясенево.
Латыпов никак не прореагировал на это.
– Мне поручено узнать условия. Сами понимаете, кем.
* * *
И все-таки непростой мужичок, этот Лукашенко. Недавно по глухой деревне лужи ботами вспахивал, а теперь со всего, даже с такой грязной темы, свое иметь хочет… Неужели ему мало? Даже его, разведчика с немалым стажем, этот вопрос поставил в тупик.
– Ваша третья часть.
– Кем будет доставляться сырье?
– Самолетами… Кстати, фамилия Бут вам знакома? Между прочим, белорус из Витебска.
Тут Латыпов рассмеялся:
– Если уж у нас общие знакомые в Ясенево, то мне еще знаком и Аминов, и Бутов, и Бадд, и Буланин… А это все – Виктор Бут, бывший офицер военно-транспортной авиации в Витебске.
Гайдамак развел руками:
– Что тут скажешь, приятно иметь дело с осведомленным человеком. Так вот, этот обладатель многих фамилий и нескольких транспортных компаний в разных концах света – человек неоценимый…
– Но есть и другой путь, он тоже отработан. Диппочта.
– Надеюсь, вы прибудете в Минск, и мы все детально обсудим: Пока же я доложу Президенту, что мы в принципе договорились.
Леваев поднялся из-за стола:
– Вы уж извините, Урал Рамдракович, у меня сугубо личный вопрос. Вы только не обижайтесь…
– Да что вы, ради бога…
– Неужели он такой му…к, каким выглядит на экранах телевизора?
Леваев прервал его:
– Ты не о том. Может ли он дать гарантии? Вот что главное…
– Вы спросите у него об этом лично, – уклончиво ответил Латыпов.
Его «мерседес» гнал по ночной Москве. Саквояж в машине, он должен быть на вокзале. Нет… Только не в Минск. К жене!
«Вы арестованы! Интерпол!»
Солнце пробивалось через плотные шторы римских апартаментов. Его лучи высветили комнату со старинными нишами, потертыми комодами и элементами современного дизайна. Когда к нему приехали гости, они сказали:
– Все прилично… Но ты?! Мы тебя не представляли здесь.
Минин усмехнулся:
– Думали вилла на берегу, да вы знаете, сколько стоит это дерьмо в Риме… А если там, где я бываю и живу иметь виллу, нужно быть шейхом Бахрейна.
В этих апартаментах, которые не может себе позволить депутат парламента или даже председатель, ему хорошо, он почему-то любит старину. Какие-то придурки выдумали, что у человека несколько жизней. Может, он и был итальянцем или даже римлянином, которые правда к макаронникам никакого отношения не имели, а были великой нацией, и он где-то жил здесь, неподалеку, любовался всем этим и вот теперь нашел родные места.
Раздался телефонный звонок, он поднял трубку и услышал:
– Здравствуйте. Все остается в силе.
Ответил:
– Конечно, остается. Кафе не перепутаете? Вы там уже раз ели спагетти… Мы вместе встречались.
Он почти злорадствовал. Он это быдло, колхозников, не переносил. Вам только там и жрать, как жрал он возле параши, а тут, на тебе, возомнили себя господами. Ну да, ничего не поделаешь, будем работать, хорошо работать, в Европе появился новый отстойник с голодными людьми, для которых спагетти почище икры…
Не так давно Шейман, когда он был в Минске, сказал:
– Я понимаю твое отношение… И всех, тебе подобных.
– Что значит подобных?
Шейман покривился в усы:
– Когда я был в Афгане, ты был здесь… Ну да ладно, тебя мне Марчук порекомендовал, секретарь совбеза Украины. Так вот, давай, работаем и безо всяческих… Как бы сказать, делений на классы. Мол, я дерьмо, а ты высшее существо, или, наоборот, по причине, что хлеб разный жрем.
Он посмотрел на него сперва с ненавистью, а потом почувствовал, как ненависть переходит в нечто иное… С ними надо работать, этот райский уголок остался может быть предпоследним или последним на земле.
Минин вскочил с широченной постели. Эта сучка даже не шевельнулась. Наша сразу спросила бы: «Куда ты, милый?» – как изображают в советском кино. Сейчас прибудет курьер из белорусского посольства. Ради такой встречи прибыл даже замминистра, который за все отвечает, но его он увидит потом, после всего, когда все завершится.
