Иоахим Хоффманн - Немцы и калмыки 1942-1945
(Нечто аналогичное подтвердил и один из бывших солдат Корпуса: «По моему личному опыту и по мнению моих земляков д-р Долль был для нас калмыков «ангелом». Наши офицеры были от него в восторге, он был образцом для всех офицеров и солдат.» Из беседы 15.05.1971 года.)
Это однако вовсе не значило, что все его приказы находили всегда полную поддержку. Группа калмыцких офицеров во главе с Арбаковым, ставшим позже начальником штаба, имела иногда собственное мнение, порой критично относилась к его мерам или даже принимала другие решения.
Из-за той особой роли, которую сыграл Долль в жизни калмыцкого народа, его рассматривают иногда как соблазнителя и искусителя калмыков, который тем самым несёт ответственность за те страдания, которые постигли калмыцкий народ за сотрудничество с немцами.
Но не д-р Долль создал условия для немецко-калмыцкого сотрудничества, он лишь направил готовность калмыков в нужное русло.
И если даже считать, что Долль слишком легкомысленно проигнорировал предупреждения о том, что калмыки, которые уже в Гражданской войне до 1920 года понесли огромные потери, и в виду их очевидной малочисленности могли быть полностью уничтожены в случае немецкого поражения, то следует отметить, что такой вариант развития событий был просто непредставим летом и осенью 1942 года.
Да и не трудно понять, что не в его силах было остановить стремление калмыков к свободе, предвидеть грядущее поражение и тем более предотвратить ту трагедию, которую советское руководство уготовило калмыцкому народу в 1943 году.
То, что Калмыцкий Кавкорпус был не совсем обычным воинским формированием, свидетельствует и тот факт, что в нём был полностью реализован принцип национального руководства.
В данном случае можно даже говорить об абсолютной калмыцкой идентичности Корпуса в отличие от других многочисленных тюрко-татарских и кавказских легионов, сформированных в 1941/1942 гг.
Т.н. «Восточные легионы», сражавшиеся на немецкой стороне, имели двоякую цель: с одной стороны непосредственно помочь немецким частям, а с другой-освободить свои национальные территории от большевизма. Конкретных политических программ за ними не закреплялось. С немецкой стороны всегда подчеркивалось, что солдаты этих формирований имеют равные с немецкими солдатами права и являются не какими-то наёмниками, а товарищами по оружию, солдатами-союзниками, сражающимися за свои национальные интересы и в силу этого требующие к себе соответствующего уважения, хотя естественно, что в первое время эти соединения не могли не играть чисто вспомогательной роли.
С одной стороны это было связано с отсутствием квалифицированного руководящего национального персонала, с другой стороны-с частично оправданным недоверием со стороны немецких властей.
Обычно в подобных частях все ключевые позиции занимал немецкий персонал.
Во главе батальона всегда был немецкий командир, в штабе у него были 5 немецких офицеров и 23 немецких унтер-офицера. Местным офицерам обычно отводились должности заместителей и, как правило, офицеров-врачей. Согласно «Правилам организации Восточных легионов», изданным генералом Ольбрихтом 24 апреля 1942 года, руководить этими частями, согласно руководству Вермахта, должны были местные командиры, но их функции остались слабыми, поскольку им всегда на правах «советника» придавался немецкий офицер и 10 немецких солдат.
(В последующем солдаты Восточных легионов шаг за шагом уравнялись во всех правах и обязанностях с немецкими военнослужащими. Это прежде всего касалось присвоения офицерских званий, наград, окладов и обеспечения.)
В противовес к сказанному в марте 1943 года, когда Калмыцкий Кавкорпус уже насчитывал много тысяч солдат, в нём кроме командира Долля было лишь 2 немецких младших офицера и 3 простых солдат-немцев. Немецкий персонал со временем несколько вырос, хотя далеко не достигал процентных соотношений в других Восточных легионах-не забудем, что и сам Калмыцкий Корпус вырос более чем вдвое. 21 июля 1943 года, когда Корпус количественно достиг численности полка, в нём были кроме Долля только немецкий врач, бухгалтер — он же по совместительству переводчик — и 9 младших офицеров. В каждом подразделении, там где в Восточных легионах было по 5 офицеров-немцев и 68 солдат-немцев, немцев-офицеров не было вообще и только 14 младших офицеров и солдат-немцев. Другой разницей было то, что если немецкий персонал в Восточных легионах имел по правилам всегда командирский статус, то в Калмыцком Корпусе это был лишь персонал связи.
Немцы в Калмыцком Корпусе не имели полномочий командиров над солдатами-калмыками; они выполняли функции администрации, санитарии и т. п.
(Из рапорта о положении дел в Калмыцком формировании д-ра Долля для начальника штаба группы войск Шёрнера в генерал-губернаторстве от 5/6.07.1944 г. и из беседы с Д.Арбаковым 25/26.10.1971 г.)
Не забудем, что формирования Восточных легионов не превышали обычно численности усиленного батальона, в то время как Калмыцкий Корпус уже имел силу минимум бригады. Если не считать самого командира Долля, штаб Калмыцкого Кавкорпуса состоял только из офицеров-калмыков.
Небольшой особенностью было присутствие при штабе чисто политической фигуры в лице бывшего мэра Элисты Бембе Цуглинова, который после отступления из Калмыкии, пользуясь полным доверием Долля, в отсутствие других постов занимал официально должность председателя полевого суда Корпуса.
Естественно, что ничего подобного не было в других батальонах Восточных легионов, которые находились в рамках обычной военной юрисдикции.
То, что Калмыцкий Корпус имел свой собственный юридический статус, ещё раз подчёркивало его автономный характер, хотя тут можно было бы ожидать появления тех или иных судебных недоразумений, связанных с юридической компетентностью Цуглинова. Политический вес Цуглинова по-прежнему определялся словами «Президент Калмыцкого народа».
Цуглинова, как правило, вспоминают как человека властного, которого солдаты-калмыки не сколько уважали, сколько побаивались. Рядом с ним, уже не как политический, а как военный советник, всегда присутствовал начальник штаба.
Этот пост с февраля по июнь 1943 года первоначально занимал Санджи Коноков, донской калмык, бывший ранее замначальника штаба в одном из полков 110-й Кавалерийской дивизии, его преемником с июня 1943 года по март 1944 был Балдан Метабон, некалмыцкий монгол, бывший ранее аспирантом в Томском университете, с мая по июль 1944 года — Мукебен Хахлышев, а с августа 1944 года и до конца войны Дорджи Арбаков, который ранее уже занимал этот пост в январе/феврале 1943 года.
Биография Арбакова почти типична для большинства офицеров, служивших в ККК, поэтому скажем о нем несколько слов. Он, как и Коноков, был донским калмыком, родился в 1914 г. в станице Батлаевской и занимал в Калмыцкой дивизии должность начальника канцелярии.
Он происходил из зажиточной семьи — его отец был атаманом в войске донских казаков и был убит красными во время революции, — и тем не менее Арбаков как и многие офицеры-калмыки в советское время принадлежал к кругам молодой национальной интеллигенции. После окончания института по специальности «Химия и геология» он был директором школы в с. Садовое Сарпинского улуса и одновременно одним из немногих калмыков-инструкторов по марксистско-ленинской идеологии. По причине своего происхождения он быстро попал в немилость, что привело прежде всего к тому, что в Красной Армии ему был недоступен офицерский чин.
Естественно, что национальные чувство и сознание были для него намного важнее любой идеологии. Поэтому вместе с другими своими земляками Арбаков довольно быстро встал на сторону немцев, с которыми он связывал освобождение своего народа.
В Калмыцком Кавкорпусе он сыграл заметную роль.
Среди других офицеров в руководстве Корпуса, который по своей структуре больше походил на русскую, а не немецкую часть, следует упомянуть: начальника снабжения Дамбинова, начальника офицерского состава Акубинова, ранее тоже бывшего на гражданской службе директором школы, начальника канцелярии Хулхашинова, историка по образованию, выпускника Ростовского университета и тоже бывшего директором школы, начальника полевой жандармерии Кушкина, погибшего в сентябре 1944 года, его помошника Мухараева и его преемника до конца войны, тоже бывшего учителя Лялина, старшего ветеринара Шалхакова, врача Агеева и буддийского ламу Корпуса Баслиева.
Особую роль, детали которой теперь уже точно не выяснить, но в любом случае довольно важную, играл личный адъютант командира, Эдуард Батаев, бывший ранее учителем, о котором говорили, что он как лейтенант Красной Армии закончил советскую диверсионную разведшколу.
Это, собственно, не слишком много значило, поскольку в Корпусе служили и другие бывшие офицеры НКВД, ставшие надёжными людьми.
