Александр Греков - Воспоминания военного министра УНР генерала Грекова
В этот период и второй признак “Петлюровщины” — фаворитизм —входит в полную силу. Около головного атмана складывается целая клика своих людей, которая, явно преследуя мелкие личные интересы, плохо скрываемые за патриотическими рекламами, крутит ему голову лестью и открыто ведет пропаганду вручения ему, а следовательно самим себе, диктаторских полномочий. Личные адъютанты, разные доверенные тайные советники и наушники, партийные старые приятели — все это твердо становится вокруг головного атамана, изолируя его от всех и всего, и оказывается не только выше закона, но и выше морали и часто простой порядочности. А силы воли, твердых принципов и личного влияния, чтобы дисциплинировать всю эту банду, у головного атамана нет. Сам того не замечая, он делается игрушкой и в руках своих непосредственных приближенных, и в руках так называемой рады сичевых стрельцуов — кучки галицкой зеленой молодежи из бывших австрийских военнопленных, превратившейся покровительством головного тамана в вершителей судеб всей страны и, в частности, ее столицы. Заботой Петлюры сичевыми стрельцами в Киеве заводится чрезвычайка, не лучшая большевистской, в их руки передается все гражданское население города, и произвол, беззаконие и самодурство начальника чрезвычайки Чайковского возводится в правило в народной и демократической Украинской республике. Сам голова директории Винниченко открыто признает свое бессилие против клики, окружающей головного атамана, и, в частности, против сичевых стрельцов. Итог этой системы фаворитизма, переходящего тотчас в попустительство дурным инстинктом, всем известен скорбными этапами от Киева до Ровно и Каменца, а затем и далее.
Характерный третий признак “Петлюровщины” — ее Немезида, постоянная неудача всех созидательных государственных начинаний, за которые брался Петлюра, — налицо и здесь. Деятель революции, вынесенный ее волной выше уровня, нормально предуказанного ему судьбой, он типичный революционер, то есть разрушитель, и трагизм его в том, что, даже пытаясь создать, он только разрушает и разлагает, так как это его истинная стихия. Без этой черты даже его циничный фаворитизм не дал бы таких широких результатов, но именно благодаря ей, благодаря восприятию ее всей кликой приближенных, он обратился в орудие разрушения не только украинской державности, но и самого доброго имени Украины и за границей, и внутри своей собственной страны. Добровольно и упущены. Готовый аппарат министерства разрушен и не налажен. Новые формирования не идут, и народ уклоняется от них. На большевистском фронте сплошные неудачи и отступления. Знаменитый сичевой корпус оказывается пригодным только для терроризации мирных жителей и неудержимо бежит перед большевистскими бандами. Оперативного руководства нет никакого, так как головной атаман желает оуководить всем сам и вносит только путаницу и разложение на фронт. Жизненные факты говорят сами за себя — менее, чем через два месяца после своего парадного вступления в Киев, Петлюра и его войска должны сдать его большевикам.
И, несмотря на всю трагическую убедительность реальных фактов и явно наперекор ей, именно в этот период начинает особенно культивироваться и самим Петлюрой, и его кликой идея его мессианизма. Он не замечает, что он уже пережил свои лучшие дни — те дни, когда он писал воззвания к народу для свержения Скоропадского и когда народ, свергая своего ненавистного врага, думал один момент, что в этом национальном деле его привел к успеху Петлюра. Он не замечает, что теперь фактами оставления его армии и нежелания вновь идти в нее, местами даже предпочитая большевиков домашней безурядице и беззаконию, украинский народ уже осудил его и больше не вознесет на пьедестал героя. Он сам не сознает, что в принципе ничего не может дать народу. Наоборот, Петлюра этого периода — уже определенный пролог к последующей мании величия, возраставшей по мере сокращения его военных сил. И эта мания перечальна тем, что превращает идеологию человека, готового когда-то положить голову за народ, в идеологию ярого абсолютиста, видящего в народе только средство для своих достижений; психологию демократа и народовольца она превращает в психологию мелкого интригана и чрезвычайщика; наконец. святой огонь патриотизма она перерождает в своекорыстный эгоизм. Опять здесь жизнь говорит сама за себя всеми известными фактами и самим ярким из них — новой, появляющейся именно в этот период характерной чертой “Петлюровщины”, разрывом ее с народом, превращением в среде этого народа имени Петлюры из кандидатов в народные герои сначала во всенародное посмешище, а потом и в ненавистное имя, подводимое под одну рубрику не только с именем Скоропадского, но и с именем большевистских разорителей Украины. “Петлюровщина”, полонившая своего героя и эксплуатирующая его, толкает его в этом направлении все ниже и ниже по наклонной плоскости. А отсуствие силы воли, характернейшая личная черта Петлюры, и полная политическая беспринципность, как итог его индивидуального развития и прогресса за время его государственной деятельности, не только не ставят никаких преград и пределов этому натиску, а, наоборот, превращают именно его самого в первого глашатая и проводника идей “Петлюровщины”.
В последних числах января (ст. стиля) 1919 г. Петлюра выехал из Киева вслед за остальными членами директории и всем украинским правительством. Начался период, подготовительный к переходу его на положение фактического главы украинского правительства. Этот Винницко-Проскуровский период ознаменовался со стороны фактической: уходом из директории Винниченко, настойчивым ведением переговоров с французским командованием в Одессе, непрерывными неудачами на фронте и потерей его понимания действительной обстановки. В отношении “Петлюровщины” период ознаменовался буйным ростом и углублением корней этого чужеядного растения, ростом, обратно пропорциональным успехам украинского оружия и украинского дела и прямо пропорциональным успехам большевиков.
Военный диллентантизмом и, как результат его, хронические военные неудачи в полной мере проявляют себя за все это время. Апофеозом стратегического “гения” Петлюры и его помощников явился приказ командующему южной группой украинских войск Яневу, имевшему фронт восточнее линии железной дороги Жмеринка-Одесса, очистить этот фронт и перейти в Жмеринку. Приказ был дан, когда в Жмеринке был штаб Петлюры и когда, исполняя его, Янев открыл бы большевикам ворота на Могилев-Подольский, прямо в тыл Жмеринке и Проскурову, и на сообщения армии, базировавшиеся в это время на Волочиск. К счастью для украинской армии, приказ этот не был исполнен.
Диллентантизм политический принимает в этот период уже широкие практические формы и приводит к такому же результату, как и диллентантизм военный — к полной неудаче всех политических начинаний. Уход Винниченко делает Петлюру фактическим головой директории. Он ведет основную политическую линию — соглашение с французским командованием в Одессе. Выясняется, что представители Франции не находят возможным заключать какие-либо соглашения с украинской директорией, пока в составе ее Петлюра. Винниченко в такой же обстановке нашел в себе силы поступиться для государства личными соображениями. Петлюра этого сделать оказался не в силах, старая честность уже была затуманена идеями “Петлюровщины”. Мало того, ведя еще переговоры с французами, он отдает указанный уже приказ Яневу, не предупреждая о нем французское командование и этим выводя на Одесскую железнодорожную линию большевиков на всем пространстве от Вапнярки до Раздельной. Наконец, добиваясь помощи Франции, он одновременно находит возможным командировать Мазуренко в Москву для переговоров с большевиками. Расносторонность, по меньшей мере достояная удивления, и политическая нечестность и неумелость более, чем достойные удивления. Естественно, что в такой обстановке лопаются комбинации и с французами, и с большевиками.
Фаворитизм и его лейт-мотив — “мессианизм” — Петлюры набирают новые силы. Все честное и независимое вытесняется преклоняющимися перед талантами головного атамана. Петлюра окончательно проникается верой в себя и высокое свое призвание и все более и более переходит на политику личных своих аспираций. Он не в силах справиться ни с военными, ни с международными политическими задачами; внутри страны, уменьшающейся для него с каждым днем, он абсолютно уже бездеятелен и беспомощен. А между тем работой своей клики он все более и более централизует в своих руках всю правительственную власть, если можно так назвать тот призрак власти, около которого он топчется. Клика все более и более пропагандирует идею провиденциальности для спасения и возрождения Украины личности ее главы. Для несогласных с этими идеями скоро заводится формальная чрезвычайка, и веру в мессианизм Петлюры начинают пропагандировать застенками Чеботарева. Постепенно складывается в окончательную свою форму беспринципная, гибельная для страны и проклинаемая украинским народом, но пригревающая огромную банду авантюристов и просто карьеристов (часто ради хлеба насущного) “Петлюровщина”. В народе имя Петлюры уже не имеет никакого веса. Лишь далеко на левом берегу Днепра, где о нем знают только по наслышке и знают со старого еще времени, это имя пока еще повторяется со смутными надеждами, но правый берег уже отказывается идти в петлюровские войска и бежит от них, разбирает рельсы на путях петлюровского поезда и охотнее (как, например, на Подолии и Волыни) соглашается иметь дело с большевиками, которых, правда, пока не знает на опыте, чем с Петлюрой, которого уже слишком хорошо знает. При отступлении из Жмеринки в Проскуров и затем на Старо-Константинов три раза поезд Петлюры пытались опрокинуть местные крестьяне, разбирая на его пути рельсы. Разрыв Петлюры и “Петлюровщины” с украинским народом с этого периода становится уже окончательно совершившимся фактом.
