Петр Кропоткин - Речи бунтовщика
Эту точку опоры указала ему сама жизнь.
Въ теченіе пяти мѣсяцевъ осады изолированный Парижъ узналъ какъ великъ избытокъ его экономическихъ, интеллектуальныхъ и моральныхъ средствъ, какова сила его иниціативы. Онъ видѣлъ, что шайка болтуновъ, захватившая власть, неспособна организовать ни защиты Франціи отъ внѣшнихъ враговъ, ни ея внутренняго благоустройства. Онъ понялъ, что центральная власть препятствуетъ всякому свободному проявленію мысли и силъ великаго города, что правительство безсильно отражать удары и не можетъ облегчить эволюцію человѣчества. Во время осады онъ видѣлъ самую ужасную нищету, нищету своихъ рабочихъ и защитниковъ наряду съ наглой роскошью правителей бездѣльниковъ. Онъ понялъ, что центральная власть была причиной гибели всѣхъ его стремленій къ свободѣ, его попытокъ разрушить этотъ гнусный режимъ. Естественно возникла у него мысль преобразовать Парижъ въ независимую коммуну, способную осуществить все то, что продиктуетъ ей свободная мысль народа! Слово „Коммуна” вырвалось тогда изъ всѣхъ устъ.
Коммуна 1871 года — первая попытка. Рожденная на исходѣ войны, стиснутая двумя арміями, готовыми протянуть другъ другу руки, чтобъ раздавить народъ, она не посмѣла вступить на путь экономической революціи. Она не объявила себя открыто соціальной коммуной, не рѣшилась приступить къ экспропріаціи капиталовъ, къ организаціи труда. Она не порвала окончательно съ традициями государства и представительнаго правительства, не постаралась осуществить въ Коммунѣ той организаціи, которую она представляла себѣ, провозглашая независимость и свободную федерацію коммунъ. Если-бы Парижская Коммуна просуществовала еще нѣсколько мѣсяцевъ, естественный ходъ событій натолкнулъ-бы ее на путь экономической революціи. Потребовалось четыре года непрерывныхъ возстаній, чтобъ монархія стала буржуазной республикой; неудивительно, что парижскій народъ не сумѣлъ въ одинъ мигъ превратить государство грабителей въ анархическую коммуну. Будущая революція будетъ коммунистической и осуществитъ все то, чего не успѣла сдѣлать Парижская Коммуна.
Коммуна пала, и буржуазія мстила народу за страхъ, который онъ ей причинилъ своими попытками къ освобожденію.
Она доказала, что современное общество дѣйствительно раздѣлено на два класса; съ одной стороны рабочіе, отдающіе буржуазіи больше половины своего производства и легко прощающіе своимъ господамъ ихъ обиды; съ другой — бездѣльники съ инстинктами дикаго звѣря, ненавидящіе своихъ рабовъ и готовые ихъ растерзать за малѣйшую провинность.
Оцѣпивъ Парижъ войсками и закрывъ народу всѣ выходы, они напустили на него цѣлую армію солдатъ, озвѣрѣвшихъ отъ казармъ и вина и сказали имъ: „Убивайте этихъ волковъ, волчицъ и волчатъ!”
Народу же они сказали[7]:
„Что бы ты ни дѣлалъ, ты погибнешь! Застанутъ тебя съ оружіемъ въ рукахъ, — смерть! Сложишь ты оружіе, — смерть! Будешь сопротивляться,— смерть! Будешь молить о пощадѣ — смерть! Куда ты ни взглянешь: направо, налѣво, впередъ, назадъ, вверхъ, внизъ, всюду — смерть! Ты не только внѣ закона, ты внѣ человѣчества. Ни возрастъ, ни полъ не спасутъ ни тебя, ни твоихъ. Ты умрешь, но раньше ты насладишься агоніей твоей жены, сестры, матери, дочерей, сыновей, младенцевъ, взятыхъ изъ колыбели! На твоихъ глазахъ будутъ вытаскивать раненыхъ изъ госпиталей, рубить ихъ шашками, добивать ружейными прикладами. Ты увидишь, какъ твоихъ братьевъ, обезумѣвшихъ отъ боли, будутъ тащить за сломанную ногу и окровавленную руку и бросать въ канавы, какъ кучу нечистотъ.
„Смерть! Смерть! Смерть!”
А послѣ дикихъ оргій и надругательствъ надъ грудами труповъ, послѣ массоваго истребленія — месть! месть самая мелочная и отвратительная: плети, кандалы, каторга, нищета, оскорбленія, голодъ и всѣ самыя утонченныя проявленія безумной жестокости!
Забудетъ-ли народъ всѣ эти ужасы?
„Подавленная, но не побѣжденная”, Коммуна возрождается сегодня. Возрождается она, не какъ мечта побѣжденныхъ, ласкающихъ въ своемъ воображеніи красивый миражъ, — нѣтъ! Коммуна стала опредѣленной и близкой цѣлью наступающей революціи; эта идея проникла въ массы, стала ихъ лозунгомъ, объединила всѣ народы подъ однимъ знаменемъ.
Мы вѣримъ, что наше поколѣніе совершитъ соціальную революцію въ Коммунѣ, положитъ конецъ гнусной эксплоатаціи буржуазіей, освободитъ народы отъ опеки государства, откроетъ въ эволюціи человѣчества новую эру свободы, равенства и солидарности.
II.
Десять лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ парижскій народъ, низвергнувъ правительство предателей, захватившихъ власть въ день паденія Имперіи, учредилъ Коммуну и провозгласилъ свою полную независимость[8]. И все же этотъ день остался самымъ свѣтлымъ въ воспоминаніи народа, все же къ нему обращены наши взоры и надежды. Годовщину 18 марта 1871 года предлагаютъ другъ другу торжественно праздновать пролетаріи Стараго и Новаго Свѣта. Завтра вечеромъ сотни тысячъ сердецъ будутъ биться въ унисонъ при воспоминаніи о смѣломъ возстаніи парижскаго пролетаріата; рабочіе Европы, Соединенныхъ Штатовъ и Южной Америки протянутъ другъ другу руки черезъ границы и океаны.
Идея, за которую французскій пролетаріатъ проливалъ кровь въ Парижѣ и долгіе годы страдалъ на берегахъ Новой Каледоніи, — одна изъ тѣхъ необъятныхъ революціонныхъ идей, которыя несутъ въ изгибахъ своего знамени всѣ стремленія народовъ, идущихъ къ освобожденію.
Конечно, если мы ограничимся разсмотрѣніемъ реальныхъ и осязательныхъ фактовъ, сопровождавшихъ Парижскую Коммуну, мы придемъ къ заключенію, что эта идея недостаточно обширна, что она охватила лишь минимальную часть революціонной программы. Но если мы проникнемся настроеніемъ, вдохновлявшимъ 17 марта народныя массы, если мы оцѣнимъ стремленія, пытавшіяся пробиться наружу и задавленныя грудами труповъ, — мы поймемъ все значеніе этого возстанія и раздѣлимъ симпатіи къ нему рабочихъ массъ всего міра. Коммуна привлекаетъ и вдохновляетъ не тѣмъ, что она сдѣлала, а тѣмъ, что она обѣщаетъ дать въ скоромъ будущемъ человѣчеству.
Откуда эта неодолимая сила движенія 1871 года, притягивающая къ себѣ симпатіи всѣхъ угнетенныхъ? Почему идея Парижской Коммуны такъ привлекательна для пролетаріевъ всѣхъ странъ, всѣхъ національностей?
Отвѣтъ очень простъ. — Революція 1871 года была народнымъ движеніемъ. Созданная самимъ народомъ, родившаяся внезапно въ его нѣдрахъ, она въ угнетенныхъ массахъ нашла своихъ защитниковъ, своихъ героевъ и мучениковъ. Этого характера „canaille” не проститъ ей никогда буржуазія. Основной идеей этой революціи, — еще не опредѣлившейся, но уже ясно намѣченной, — была идея соціальной революціи, пришедшей дать міру, после многихъ вѣковъ борьбы, настоящую свободу, настоящее равенство.
Эта была революція народа, идущаго завоевывать свои права.
Напрасно стараются исказить ея смыслъ и представить эту революцію, какъ простую попытку завоевать независимость Парижа и учредить такимъ образомъ маленькое государство во Франціи. Парижъ никогда не стремился изолироваться, какъ не стремился подчинить себѣ оружіемъ остальной Франціи. Онъ не хотѣлъ укрыться въ своихъ стѣнахъ, какъ бенедиктинецъ въ монастырѣ, не вдохновлялся узкой замкнутой жизнью. Когда онъ требовалъ независимости, когда онъ стремился помѣшать вторженію въ свои дѣла какого-бы то ни было центральнаго правительства, онъ видѣлъ въ этомъ средство для совершенія соціальнаго переворота, для спокойной выработки основъ будущей организаціи. Онъ мечталъ о революціи, которая преобразуетъ современный режимъ производства и обмѣна, измѣнитъ людскія отношенія и создастъ общество, основанное на равенствѣ, справедливости и солидарности.
Независимость была только средствомъ въ глазахъ Парижа; цѣлью его была соціальная революція.
И онъ достигъ бы этой цѣли, если-бы революція 18 марта не была прервана въ своемъ бурномъ теченіи, если-бы парижскій народъ не былъ разстрѣлянъ картечью, изрубленъ шашками по приказанію версальскихъ убійцъ. Найти ясное, опредѣленное и доступное выраженіе для всего того, безъ чего не могла совершиться революція, было главною задачей Парижа съ перваго же дня его освобожденія. Но великія идеи не созрѣваютъ въ одинъ день, какъ-бы усиленно ни работала мысль, какъ бы ускоренно ни выработывались и ни пропагандировались новыя идеи въ періоды революцій. Имъ нужно время, чтобъ развиться, проникнуть въ массы, перейти въ дѣйствія, а этого времени не было у Парижской Коммуны.
Рожденная въ переходное время, на рубежѣ двухъ періодовъ развитія современнаго соціализма, она не успѣла исполнить своей задачи. Что могъ дать свободнымъ мыслителямъ 1871 года признающій власть и правительство и даже религію коммунизмъ 1848 года? Гдѣ было найти парижанина, который согласился-бы запереться въ фаланстерскую казарму? Съ другой стороны, коллективизмъ, стремящійся впречь въ одну телѣгу заработную плату и коллективную собственность, оставался непонятымъ, мало привлекательнымъ и представлялъ непреодолимыя затрудненія при практическомъ примѣненіи. А свободный, анархическій коммунизмъ только что зарождался; онъ едва смѣлъ отражать нападки приверженцевъ правительства и власти.
