Песах Амнуэль - Полдень XXI век, 2010, № 09
Холодная ящерка от затылка к лопаткам протоптала целую дорожку.
Я говорил себе, что старик, скорее всего, и сам-то понятия не имеет, о чем спрашивает. Может быть, для него это просто набор слов. Или даже не слов, звуков. Может быть, он и подвинулся-то на этой фразе. Съехал, запомнив. Сколько, сколько…
И потом: кому-нибудь другому он наверняка уже другое число сочинил. Какое-нибудь круглое. Завтра, глядишь, про мои сорок три даже не заикнется.
Господи, мысленно стонал я, сумасшедший же!
Нет никакой связи между идиотским его вопросом и будущими где-то там смертями. Нет. Не было. Не будет никогда.
Ни-ко-гда!
И все равно мне было страшно. Глодал червячок. Все думалось, умрут люди, а ответственность — на мне. Потому что влез. Потому что угадал.
Иррационально, скажете? Бред?
Только по-другому мое состояние и не объяснить.
За ужином до сих пор молча наблюдавшая за мной Ирка не выдержала. Отодвинула тарелку с салатом в сторону. Уронила на стол локти. Закусила губу.
— И что у нас случилось?
Как всегда, когда она волновалась или предполагала плохое, в голосе у нее проскакивали нервические нотки.
Вовка сидел на специальном детском стульчике с перекладинкой, высоком, чтобы все было видно, и, конечно, тоже потребовал ясности.
— Сто?
Белобрысый попугайчик!
Я посмотрел в напряженные Иркины глаза. Повертел вилку.
— Ир, старик тут опять этот…
— Какой старик?
— В пиджаке… сумасшедший…
— Боже мой! — Ирка чуть не расплакалась от облегчения. — А я уже черт-те что подумала. Целый день ходит бука букой…
Она прижала пальцы к дрогнувшей губе.
— Укой! — сказал Вовка.
— Понимаешь, я угадал… — Мне очень хотелось, чтобы Ирка меня поняла. — Я угадал число…
Скрипнули ножки стула.
Мимоходом убрав от Вовки миску с фруктовым пюре, Ирка зашла мне за спину.
— Лёнчик! Миленький! — Её руки скрестились у меня на груди. Щекой она прижалась к моему виску. — Лёнчик!
Вовка пыхтел, пытаясь дотянуться до миски.
— Лёнчик…
По скуле щекотно поползло. Я накрыл Иркины руки своими.
— Ир, ну что ты…
— Забудь, забудь этого старика, — горячо зашептала Ирка. — Заморочил он тебя. Ты сам-то не видишь что ли? Только о нем и…
— Ир…
— Лёнчик, он же больной! Люди в мире умирают каждую секунду. Если я скажу, что завтра умрет триста человек…
— Не надо, — попросил я, разворачивая Ирку к себе.
— Но я ведь тоже буду права.
Ирка смотрела на меня серьезными зелеными глазами.
— Хорошо, — сказал я, сдаваясь, — к черту старика!
— Совсем! — сказала Ирка.
— Отя! — настырный Вовка уцепил-таки миску и залез в нее всеми пятью пальцами.
Шлеп! Пюре брызнуло во все стороны.
Ночь выпало дежурить в дальнем конце «Маркет-Хауза» на втором этаже.
Конец был беспокойный: бильярдная на шесть столов, два работающих до утра пивных кафе, игровые автоматы. И контингент соответствующий.
Мне и приглядываться не нужно.
Шумная гоп-компания из семи человек упоенно дулась в «американку». Четыре парня, три девицы. Подспущенные по негритянской уголовной моде штаны, куртки, толстовки, сигареты, короткие юбочки, кофты, развеселый макияж, пирсинг, кольца. Визгливый смех. Взмахи киями. Стук шаров. Частокол пивных бутылок на столике рядом.
Школьники. Чистый зоопарк.
За крайним из выстроившихся в шеренгу электронных автоматов сидел полный мужчина в дорогом, чуть помятом костюме и флегматично следил за выпадающими цифровыми значками. Убивал время. На другом краю, чуть сдвинувшись к центру, азартно долбили по кнопкам два кавказца.
Горячились, спорили, рассыпали непонятные, шипящие как угли слова.
Автоматы позвякивали. Изредка — звенели выигрышем. Дын-дын-дын-дын…
В кафе справа светились пластиковые панели, подрагивали от гремящего внутри звука, время от времени в дыму и грохоте появлялись оттуда расхлюстанные мужики, растрепанные, ошалелые, дышали воздухом у закрытых магазинных жалюзей и возвращались обратно — только пятна дорогих сорочек мелькали.
А в кафе слева уговаривали бутылку водки трое.
В джинсах. В куртках. Коротко стриженые. Плечистые. С одним из них я был знаком еще до армии.
Коммерсанты, блин. Молодые бизнесмены. Бандюки, если попросту. О-хо-хо…
Как назло, в пару ко мне прицепили новичка. Звали его Леша. Был он тихий. Глядел исподлобья. Показался мне несколько туповат. Черная форма охранника висела на нем мешком.
Мы с ним сменили ребят, отстоявших уже свое.
Спускаясь, круглолицый, рябой Игорь, чуть помедлив, видимо, поборов внутреннее сомнение, сказал мне:
— С джигитами будь повнимательней. А то что-то…
Я кивнул. Мне и самому джигиты не нравились. Глаз цеплялся за них — и все тут.
Я подумал и решил, что у них как-то слишком много эмоций. И движения резкие. Вполне возможно, что оба — под наркотой.
Но сразу мы к ним не пошли. Свернули в другую сторону.
В бильярдном зале чуть ли не через столы прыгали. Администратор, молодой парень, то ли таджик, то ли узбек, уныло наблюдал из-за стойки.
Мерцала над его головой плазменная панель с беззвучно вышагивающими по подиуму моделями. Тускло поблескивал холодильник.
Гоп-компания орала на разные голоса.
— А ты что, типа, играть умеешь?
— А типа нет…
— Мальчи-ики! Маль-чи-ки! Сейчас я бью?
Леша сглотнул, увидев почти легшую на стол девчонку. Елозя животом по борту, девчонка прилаживала непослушный кий к шарам у дальней лузы. Кожаная юбка задралась козырьком, и нам на обозрение были выставлены бледные ягодицы, чуть прикрытые красными трусиками.
— Мальчики!
Кий неловко шарахнул. Кто-то пьяно икнул. Девчонка сползла со стола.
— Ой!
Ну вот нас и заметили.
— Здравствуйте, — сказал я.
Как-то сразу определилось: мы с Лешей — по одну сторону стола стоим, а школьники, сбившись, по другую. И вроде как и не нарочно.
Сколько, пришло вдруг на ум, сколько людей-человек? Семеро.
Тьфу!
Я постучал по часам на запястье.
— Пол-двенадцатого.
— И что? — отозвался самый смелый.
Правую бровь его украшало кольцо. Над верхней губой топорщились усики.
— Ничего, — я катнул по сукну желтоватый шар. — Не поздно?
— Да не, — парень улыбнулся, — время-то детское.
— Какое? — влез, не расслышав, Леша.
— Детское. Ну, детей делать…
Захихикали девчонки. Парень стукнулся ладонями с приятелями.
— Серый, жжешь!
— Нехило впарил!
Я подождал, пока комментарии иссякнут.
— Хорошо, — сказал, — но будете шуметь — отправитесь по домам. Понятно?
— У нас до часу проплачено…
Я пожал плечами.
— Деньги вам вернут.
Запереглядывались.
— Да мы вроде тихо, — пошел на попятный смельчак.
— Сейчас — да. И хорошо бы так дальше.
Я развернулся. Леша затопал следом.
— Обломали ваще, — долетело от стола.
Напарник в кулак гыгыкнул.
— Вот так, — сказал я ему. — Мотай на ус: ситуация, как и что говорить. Теперь давай к джигитам.
Но до кавказцев мы не дошли.
— Леня… Леня, ты это…
Путь к автоматам перекрыл, пошатываясь, знакомец-бандит. С синеватой рожи таращились бессмысленные глаза.
— Пошли… Пошли к нам…
Он попытался схватить меня за локоть, но промахнулся.
— Я не могу, — сказал я. — Работа.
— Обижаешь! — в пьяном голосе знакомца прорезались злые нотки. Бритая голова его свесилась на грудь. — Тут горе, а ты!.. Обижа-аешь!
Он засопел.
Вот, блин! Не хватало еще разборок!
Вытянув шею, я нашел взглядом кавказцев. Тот, что поменьше, тер носатое лицо ладонями. Крупный рылся в мешковатых штанах.
— Если только ненадолго… — скрепя сердце, согласился я.
— Не… Помянуть и сво… — знакомец сделал широкий жест, — и свободен!
Я вспомнил, что его зовут Эдик. Эдуард.
— Что ж, пошли тогда.
— Пошли, — кивнул Эдуард и, накренившись, боднул меня низким коммерсантским лбом.
Пришлось нам с Лешей, подхватив под руки, транспортировать его, вяло подергивающего ногами в дорогих мокасинах, до кафе, а там и выгружать на стул, пристраивать, придавать полубессознательному телу устойчивое положение.
Вкрадчиво, мягко плыл в полумраке блатной шансон. «Он был пацан не то чтобы фартовый…» Гудела вытяжка. Тень бармена покачивалась за стойкой.
Собутыльники Эдика мрачно наблюдали за тем, как я нагибаю того к столу, потом левый, чуть косоватый, подвинул к себе бутылку, а правый, с вдавленным боксерским носом, звонко шлепнул Эдика по щеке.
Мой знакомец выгнулся назад, моргнул, поймал меня в фокус.
— Ты кто?
— Никто, — ответил за меня косоватый, разливая водку по стопкам. — Он тебя сюда притащил…
