Лидия Сычёва - Время Бояна
Если Дмитрий убережет эту доброту и присущее ему своеобразие зоркости, он будет очень хорошим поэтом. Легко быть принадлежащим к кругу социальных ревнителей, но когда ты говоришь это с болью, то твоя социальность, твоя ненависть к среде грабителей и убийц в тысячу раз сильнее. Понимаете, плачущий над братом погибшим страшней во гневе, чем не помнящий брата погибшего.
— Удивительно, как часто сила поэтического слова зависит не только от начитанности, о чем мы с вами говорили, не только от ощущения жизни, но и от какой-то внутренней горькой сосредоточенности. Мы можем упрекнуть Дмитрия Степанова в невольном подражании Лермонтову или Рубцову, такие мотивы слышны, но эту внутреннюю сосредоточенность не спутаешь ни с чем, ее ни у кого не займешь и ничем не заменишь… И я вот о чем думаю: народ наш, в массе своей, эту цельность ощущения выронил. На смену внутренней сосредоточенности приходит внутренняя расхристанность человека униженного, человека обворованного, человека, лишенного чувства хозяина у себя в доме.
— Посмотрите, мы пережили такие кровавые беды в этом году — взрывы самолетов, метро, захват школы. И вот кремлевцы сейчас заявляют: наши МВД и ФСБ перенимают опыт борьбы у Запада — заметили, прицелились и убили боевика. Так это же каждого можно объявить террористом! То есть это практически снятие границ между добром и злом. Ведь Буш — это первый убийца и первый террорист, Бен Ладен — ребенок перед ним. Разве весь народ виноват, весь Ирак виноват, даже если там боевики? Нет, надо бомбить, уничтожать, показывать свою жестокость! Это то же самое, что менять паспорта с номерами 999 и 666: как не поверни, все одинаково, то есть запеленговывать нас в узду беспощадной сионистской власти.
А как Израиль борется с боевиками? Истребителями, ракетами, подкупом, предательством. Эту же схему навязывают и нам, вместо того, чтобы опираться на благородных религиозных деятелей ислама внутри России. Нужно говорить откровенно и громко, не скрывая, о наших общих бедах и радостях, исторических наших достижениях, общей нашей ратной славе. А мы перед мусульманами и русскими, перед всеми коренными народами нашими вдруг опустились на колени, но перед Израилем. Мы вступаем с ним в сговор, будем у него учиться, как бороться нам с боевиками. Естественно, это оскорбит весь ислам в России, потому что мы не на них опираемся, а опираемся на Израиль, который в общем-то и породил современный терроризм. Шарон — вчерашний террорист.
И дальше. Давайте задумаемся, чем отличается еврейский террор ЧК, еврейский террор Ленина над нашими священниками от израильского террора в Палестине? Он ничем не отличается. А теперь мы обнимаемся с ними и будем в России расправляться с инакомыслящими. Да мы сами тогда породим такое движение боевиков, такой терроризм этой изменнической продажной политикой! Правы политветераны: нужен Иосиф Виссарионович.
Я в Новый год прорабам перестройки
Желаю всем по «трибунальной тройке»,
Но только без расстрелов и тюрьмы,
А так…
Итог:
Чтоб гнать их —
вплоть до Колымы!..
— Я вот о чем думаю: как рождается то или иное слово. Ну, допустим, «дом». Настоящее слово несет в себе образ реальности. Оно несет переживание родного очага, семьи, мамы, папы, родных, близких, родной земли, рощи, леса, реки. Так у ребенка рождается слово в душе, сопряженное с родной землей. И это — у всех народов. А теперь давайте представим себе людей, которым нечего соединить с этими словами, то есть они берут чужие, для них мертвые образы, которых им не жалко, и они могут любые словесные кроссворды поэзии с ними составлять, любые словесные кроссворды прозы. Человек, лишенный Родины — не «гражданин мира». Это — биологический робот, его слово не имеет почвы, а слово, оторванное от почвы — это уже болезнь, шизофрения. Поэтому мы можем только недоумевать, почему люди, живущие на своей земле, которые должны нести образ своей родины, почему же они такие слабые против этого машинного чужого нашествия? Это, конечно, удивительно. Иногда мне кажется, что русский народ так слаб от своей, с одной стороны, широты, а с другой стороны, доверчивости. Может быть, он слаб от своего изумления перед наглостью этих кроссвордистов. А потом, когда он оглянулся и видит, что уже поздно сопротивляться, он просто махнул рукой по русской привычке: «Да пропадай оно все пропадом!». Меня очень волнует этот вопрос: почему же у нас нет должной устойчивости, сосредоточенности духовной, чтобы защитить хотя бы свой дом?
— Дело в том, что мы очень обескровлены физически — войнами, чекистскими набегами, безжалостными и кровавыми. Другая причина — у нас почти уничтожено село. Утрата села на пространствах России — это трагедия народа. Трагедия, прежде всего экономическая, а потом уже национальная, культурная и т. д. Сталин ведь обдумывал — распустить колхозы.
— Вы знаете, мне как-то попала в руки антология псковских писателей «Вчера и сегодня. XX век». Каждое произведение в книге предваряла небольшая биографическая справка — сведения об авторе. И я обратила внимание на место рождения писателей — деревня Пидели, село Владимирец, деревня Машутино, деревня Орша, деревня Апросьево… Горожан в книге оказалось немного. А нынче на такую кадровую роскошь село уже не может расщедриться. Поэт Михаил Федоров подводит грустный итог века:
Берег. Кресты надмогилий,
А в заозерье — село.
Сколько имен и фамилий
В грешную землю ушло…
— А я думаю о том, что мы идем путем Древнего Рима, средневековой Испании, Португалии, да и той же Америки современной. И везде они, новаторы, как бы «стахановцы», особенно в языке чужом, которого им ничуть не жаль. Взять, допустим, реформу: писать «е» вместо «ё». Я в свое время отдаю стихи в «Огонёк», заголовок цикла — «По журавлиному лёту», а как раз реформа — и я читаю «По журавлиному лету». Во-первых, журавли летом не летают; во-вторых, «лёт» и «лет» — разные вещи. Но разве новатору есть до этого дело? Разве он может понять сочетание звуков, допустим, в слове «бездна»? «Без дна», дна нет у этой пропасти! Или «подушка». Под ухо она ложится, под ушко. У нас столько таких сочетаний изумительных!
И вот эта русскоязычная компания часто бездарных, просто освоивших технику сочинителей, — это ведь чужой народ, они потеряли свою землю, две тысячи лет таскались по разным странам, у них нет ответственности перед святостью других народов. Они вторгаются как микробы и пожирают эту красоту, зная, что она им не принадлежит. И это жестокость, переливающаяся в жестокость бейтаровцев. Почему в 1993 году с крыш домов расстреливал безвинных москвичей бейтар из Израиля? И почему теперь мы у них перенимаем опыт?! Это как называется? Можно назвать это сионизмом, можно назвать масонством, кремлевским предательством, можно назвать алкогольным ликованием Буша, который уничтожает безвинный иракский народ, величавую культуру. И мы терпим. Единственное, что меня утешает в минуты тоски и горя, — что за все настанет возмездие. Эти Абрамовичи, Алекперовы обожрались золотом, но под ними проваливается вода, потому что они распродали нефть, уголь, газ. Я представляю, что творится в тех местах, где Ходорковский добывал нефть. Чужие люди пришли, зачем им беречь траву вокруг этой скважины, зачем они будут беречь голубку, соловья? То есть наша Родина отдана железным стаям волков. Надо думать, что это отрава земли, отрава совести, отрава души нашей. Если мы не отряхнем ее, она уберет человека с земли.
ПОЭТЫ И ВОЖДИ— Валентин Васильевич, мы говорим о поэзии, о пути России в XX веке, о месте поэта, о его отношении к недавнему прошлому…
— Я хочу сказать вот что: ложь сама по себе может быть малой, может быть большой, а у нас она была просто огромной, плюс еще это бесконечное желание все преувеличить. Я вырос при советской власти и, конечно, понимаю разницу между тем, что было и тем, что есть. Тогда я мог получить три высших образования, все зависело только от меня. Я не платил за семилетку, за среднюю школу, за техникум, за Высшие литературные курсы, наоборот, мне платили, я получал хорошую стипендию. Со мной учились Муса Гали, Светлана Кузнецова, Владимир Санги, Василий Ледков, Иван Акулов, Петр Проскурин, Исай Калашников, Римма Казакова.
Но вместе с тем, задумаемся, как заставили кочевать русский, татарский, украинский, белорусский народы? Я понимаю, что нужно было много строить, много ездить. Но когда идет состав, и стрелочник неправильно переведет пути, поезд вместо Астрахани может уйти на Владивосток или вообще может быть крупнейшая катастрофа. Вот и сейчас мы обнаруживаем, что половина Урала отошла к Казахстану, Крым отошел к Украине. У нас нет национального центра информации, который бы говорил о нуждах, об интересах коренных народов. Почему Донбасс оказался на Украине? Он же принадлежал России, как и Крым. Вот был великий Ленин, гений-Ленин, а прошло-то, ерунда, всего-то 60–70 лет и развалилось государство. Это что, так много? Даже жизнь одного поколения не закончилась. Не хватило на 70 лет величайшей империи мира, она вся была разорвана, разорена вплоть до фабрик, заводов и даже наших квартир. Но, опять же, советская власть была бедная по сравнению с западными странами, но я платил гроши за эту квартиру. Медицина, образование, курорты — это все, в сущности, было полубесплатным. Конечно, выходил пуп, по имени Горбачев, и говорил, что через десять каждому дадут квартиру и т. п. Этого, конечно, не могло быть, потому что начинался процесс разворовывания. И теперь, когда я смотрю на разрушенный русский народ, у меня, знаете, какая параллель возникает, картина? Наши разрушенные храмы.
