Джон Хемминг - Завоевание империи инков. Проклятие исчезнувшей цивилизации
Репутации конкистадоров были также отчасти восстановлены благодаря тому, что казнь Атауальпы состоялась в результате последовательных судебных действий, а не была просто поспешным решением руководящей верхушки. Фернандес де Овьедо непреднамеренно положил этому начало, когда написал, что «они начали судебный процесс, который был плохо организован и еще хуже записан; его главными авторами были своекорыстный, неуправляемый, бесчестный священник, аморальный и некомпетентный нотариус и люди одного с ними сорта». Лопес де Гомара, который в своем труде «Испания Виктрикс» прославлял завоевания конкистадоров, развил эту тему, добавив, что Писарро устроил суд по всем правилам — это должно было воззвать к чувствам испанцев XVI века, приверженных букве закона. Гарсиласо увидел в этом зародыш хорошего сюжета. В своих «Коментариос реалес», опубликованных в 1617 году, он утверждал, что Гомара почти не оценил по достоинству этот суд. Сам он раздул его до размеров «торжественного и весьма продолжительного» действа, в котором принимали участие двое судей, государственный обвинитель, адвокаты защиты, поверенные, много свидетелей (чьи показания были конечно же искажены при переводе). В нем содержалось расследование по двенадцати пунктам, продолжительные дебаты в зале суда, апелляции к императору Карлу V и назначение официального защитника Атауальпе. Обвинительный акт Инки теперь содержал обвинения в убийстве его брата Уаскара, уничтожении племени каньяри и других, в совершении так называемых человеческих жертвоприношений и в кровосмесительной полигамии. Гарсиласо также представил имена одиннадцати испанцев, которые якобы смело выступили в защиту Инки. Таким образом, суд, вымышленный Гомарой, чтобы обелить поведение испанцев, был использован красноречивым Гарсиласо, чтобы усилить драматизм, насмешку и ужас казни Атауальпы. «Суд» Гарсиласо выглядел чрезвычайно драматично, и с этой историей трудно расстаться. Прескотт повторил ее, но с некоторой осторожностью: озадаченный тем, что самый главный апологет инков подчеркивал законность казни Атауальпы, Прескотт заключил, что «где нет повода для обмана, как в этом примере, там, вероятно, можно поверить [Гарсиласо] на слово». Спустя некоторое время историки перестали мучиться сомнениями, повторяя эту версию. Маркхэм, Хелпс, Мине и другие негодовали по поводу этого «убийства по суду». Книга, написанная в 1963 году, даже предлагала сравнение с современностью: «Как в сталинской России нашего времени, судебное разбирательство было проведено с выставлением напоказ правильности процессуальных форм». Маркхэм уделил большое внимание одиннадцати испанцам из рассказа Гарсиласо, выступившим в защиту Инки, назвав их «немногими честными и уважаемыми людьми», чьи имена «достойны памяти». Хайэмс и Ордиш восхваляли «огромное нравственное мужество» этих «десяти процентов» испанской общины в Кахамарке за то, что «они были готовы, перед лицом большинства и истеблишмента, с риском для себя встать на защиту справедливости и милосердия». К несчастью для этого убедительного рассказа, выяснилось, что только двое из одиннадцати доблестных мужей, названных Гарсиласо, действительно находились в то время в Кахамарке. Все свидетельские отчеты на самом деле оставили совершенно другое впечатление. Самые первые хронисты подразумевали, что большинство испанцев были за то, чтобы оставить Инку в живых, или им было все равно. И только определенное меньшинство, возглавляемое Альмагро и казначеем Рикельме, силой заставили Писарро допустить трагическую казнь.
Существование армии Руминьяви навсегда останется вопросом без ответа. Есть различные причины верить в нее: показания знатных инков, убежденность многих испанцев в ее приближении, вероятность того, что Атауальпа, отчаявшись, все же призвал ее себе на помощь. Имеется также запись о том, что вскоре после ухода испанцев из Кахамарки в город вошел отряд инков, чтобы перенести тело Инки и разрушить город, ставший свидетелем унижения империи. Руминьяви действительно командовал армией, выступившей против испанцев в следующем году, так что, вероятно, она у него была готова к нападению и в 1533-м.
Но есть также и мощные аргументы в поддержку традиционной точки зрения, что испанцы поддались панике из-за химеры. Показания местных жителей неубедительны: свидетели, возможно, продолжали политику междоусобной войны против Атауальпы; возможно, они думали, что их спрашивают о том, может ли Руминьяви представлять угрозу Кахамарке, или им, может быть, нравилось разжигать в и так явно напуганных испанцах панику. Ни один испанец и ни один индеец, находившийся у них на службе, ни разу не видели какую-либо вражескую армию. Руминьяви, идущий из Кито, почти наверняка двинулся бы на юг по главной магистрали. А если Сото со своей разведывательной группой достиг Кахаса, как это утверждает Педро Писарро, он должен был встретить какой-нибудь воинский отряд.
Наверное, важнее, чем правда, скрывающаяся за слухами, был тот эффект, который эти слухи произвели на испанцев в Кахамарке. Теперь, когда они получили золото и не освободили взамен Инку, они чувствовали себя уязвимыми. Никто из них на самом деле никогда еще не воевал против армии инков, и половина воинов в лагере состояла из новичков, которые даже не участвовали в истреблении индейцев на площади Кахамарки. Возможно, поэтому многие испанцы были охвачены паникой, усиленной паранойей, виной и неизвестностью. Эта паника, внезапно подкрепленная никарагуанским индейцем, могла в один момент исказить оценку происходящего в глазах Писарро.
В обычных обстоятельствах, видя угрозу со стороны индейцев, испанцы вскочили бы на коней и бросились бы на них в атаку. Но это были необычные обстоятельства. Верил ли Писарро в приближение армии Руминьяви или нет, но совершенно очевидно, что он находился под влиянием требований в сложившейся ситуации убить пленного Инку. Атауальпа оказался в точке столкновения двух чуждых друг другу миров. Он был готов к тому, что его убьют немедленно после захвата в плен, и его убежденность в этом стала снова расти, когда он увидел, что вместо того, чтобы уехать с выкупом, испанцы в Кахамарке получили подкрепление в лице своих соотечественников. Некоторые испанцы стали думать, что Инка перестал представлять какую-либо ценность как заложник и послушный им марионеточный правитель. Теперь все испанцы в Кахамарке хотели отправиться в Куско. Люди Альмагро отчаянно стремились разбогатеть. Убийство Атауальпы гарантировало им, что все другие найденные сокровища не будут считаться частью его выкупа, на который они не могли претендовать. Теперь, когда Атауальпа был жестоко и цинично обманут насчет своего возвращения на престол, нельзя было больше полагаться на то, что он станет поддерживать господство испанцев. Во время длительного и трудного похода к Куско присутствие Инки могло бы повлечь за собой нападение на колонну испанцев; а о том, чтобы освободить его и дать ему возможность править в Кито, нельзя было даже и думать. Практическая целесообразность требовала, чтобы Инку убрали, и только она была единственно возможным объяснением его убийства.
Многие поверили и верят в обвинение, которое первым выдвинул Хуан Руис де Арсе: Писарро убедился в необходимости избавиться от Атауальпы и умышленно отослал Сото выполнять бесполезное задание, чтобы удалить главного защитника Инки. Но показания тех, которые при всем присутствовали, свидетельствуют о том, что Писарро в какой-то момент, под давлением аргументов и требований Альмагро и Рикельме, внезапно сдался при приближении ночи в ту роковую субботу. Решение о казни правителя было принято моментально, чего нельзя было делать так поспешно. Писарро знал, что два человека, которые всегда были его двумя главными военачальниками, Эрнандо Писарро и Эрнандо де Сото, воспротивились бы этому. Атауальпу нельзя было обвинить ни в каких враждебных действиях, несмотря на чудовищную провокацию захватчиков. Подлое публичное удушение и лицемерная церемония его похорон ничего не изменили в его смерти. Если бы Инка был политическим узником, было бы лучше избавиться от него в его камере, скрытой от посторонних глаз, или отослать его умирать в ссылке.
Глава 4
ТУПАК УАЛЬПА
Какой бы несправедливой и жестокой ни была казнь Атауальпы, она достигла той цели, которой добивался Альмагро и иже с ним. Теперь ничто не мешало объединенным силам Писарро и Альмагро направить свой завоевательный поход в центр империи инков. У большинства местного населения первой реакцией на смерть Атауальпы было чувство облегчения. Она им казалась ознаменованием конца угнетению, которому они подвергались со стороны китонцев, победителей в гражданской войне. Писарро не терял времени на сплочение сторонников Уаскара, так как он собирался дойти до Куско и желал появиться там как его освободитель. Теперь он уже знал, до какой степени управленческий аппарат империи зависел от самого Инки. И ему сильно повезло, что вместе с ним в Кахамарке находился самый старший сын из оставшихся в живых законных сыновей Уайна-Капака. Это был Тупак Уальпа, младший брат Уаскара, человек, принимавший после своего приезда в Кахамарку все меры предосторожности, чтобы избежать перспективы быть убитым по приказу Атауальпы. Писарро позаботился о том, чтобы этот Инка-марионетка получил при коронации все традиционные символы власти, какие получает Инка при восшествии на престол. Как только Атауальпу похоронили, Писарро «приказал немедленно созвать всех касиков и вождей, которые проживали в городе при дворе умершего правителя — а их было довольно много, и некоторые были из отдаленных областей, — на главную площадь для того, чтобы он дал им нового правителя, который будет править ими от имени его величества». Они сказали, что Тупак Уальпа следующий по очереди престолонаследник и что они не будут возражать.