Виктор Геманов - Подвиг "тринадцатой". Слава и трагедия подводника А. И. Маринеско
«… Двенадцать лет назад провидение вложило в мои руки судьбу немецкого народа! — гремело в динамике. — Сейчас на Востоке гибнут сотни тысяч немцев, но ужасная судьба будет повернута…» — убеждал фюрер слушателей. Убеждал и призывал к сопротивлению всех — от мала до велика.
Гейнц Шен, разумеется, не сомневался в необходимости такого сопротивления. Однако то, что происходило и участником чего он сейчас был, не вязалось со словами фюрера. Какое уж там сопротивление? Бегство, неприкрытое бегство под покровом ночи — вот как можно назвать эвакуацию из Данцига и Готтенхафена! И от понимания этого в душе Шена стало настолько неуютно, что он невольно, не включая освещения, потянулся к заветной бутылке коньяка. Достал рюмку, наполнил ее…
А тем временем на мостике лайнера капитан снова и снова, не надеясь на бдительность сигнальщиков и вахтенного офицера, осматривал горизонт. Впереди — чернильная мгла и пустота. А вот далеко-далеко сзади, за кормой, угадывались порой еле заметно помигивающие крохотные огоньки кораблей охранения. Отстав при перегрузке пассажиров «Ганзы» на другие суда, они так и не могли никак догнать лайнер. Однако капитан, сожалея уже об этом, даже подумать не смел, чтобы сбавить ход, подождать весь конвой. «Нет-нет, это может плохо кончиться! — убеждал он себя. — Только вперед и только полным ходом!..»
Подняв тяжелый цейсовский бинокль к глазам, капитан медленно скользил взглядом по далекому невидимому горизонту. Как-то неспокойно было на душе. Томило предчувствие, что ли. И от этого возникало у капитана недоверие к добросовестности и исполнительности подчиненных. «Может быть, установить дополнительную вахту?» — подумал он. И в это время огромный яркий огненный столб поднялся у левого борта лайнера. Громыхнул такой силы взрыв, что заложило уши. Высоко в небо поднялась стена воды и тут же с плеском обрушилась на палубу, надстройку, капитанский мостик… Лайнер вздрогнул. Но тут же громыхнул еще один такой же силы взрыв, за ним — третий. «Вильгельм Густлоф», будто наткнувшись на подводную скалу, затрещал, затем, резко сбавив ход, накренился на левый борт.
Услышав первый взрыв, Гейнц Шен, так и не успевший опрокинуть очередную рюмку коньяка, сорвал с вешалки китель и опрометью бросился на палубу. Два новых толчка, сотрясших лайнер, ударили Шена о переборку и сбросили вниз, в офицерский коридор, в кромешную тьму. Придя в себя, он включил карманный фонарик и снова ринулся к трапу, ведущему на шлюпочную палубу. А там творилось что-то невообразимое. Охваченные страхом люди боролись за каждую ступеньку трапа, ведущую к шлюпкам, а значит, к спасению. Еще несколько часов назад солидные, респектабельные, вежливо раскланивавшиеся друг с другом пассажиры били друг друга по головам и плечам, с животным воем и хрипом ползли по распластанным внизу живым и мертвым телам. Тех, которые успевали вырваться вперед, обезумевшие от страха пассажиры стаскивали снова вниз.
Душераздирающие крики раздавались то там, то тут.
— Разорвано дно в носовой части!
— Взрыв в плавательном бассейне!
— Спасайтесь, тонем!
Отовсюду доносились вой, брань, звуки ударов.
«И это — люди?! — ожесточенно работая кулаками, думал Гейнц Шен. — Разве это люди? Обыкновенные животные в диком страхе…»
Думая так об окружающих, Шен сам недалеко ушел от тех, о ком отзывался сейчас с таким презрением. Он кулаком и рукояткой пистолета прокладывал путь к спасательной шлюпке № 6, на которой был расписан на случай катастрофы. Когда же пробился к шлюпке, увидел, что там ворочался клубок борющихся тел. И тогда Шен, не раздумывая, скользнул по накренившейся палубе к борту, взмахнул руками и бросился в кипящие волны… Там уже мелькали сотни голов. Сотни рук хватались за обломки шлюпок и рангоута, за перевернувшиеся плотики и бесхозные спасательные пояса. Хватались и держались из последних сил, пока еще могли слушаться скрюченные от холода пальцы.
Откуда-то издалека ударил голубоватый луч прожектора. Шен знал: это спешили на помощь корабли охранения. Значит, есть шанс остаться в живых…
Только не знал Гейнц Шен, что поздновато подоспели спасители. И потому в ближайших номерах шведских и финских газет появится печальное известие:
«По сообщениям из достоверных источников и частных лиц, сделанным нескольким утренним газетам, немецкое судно „Вильгельм Густлоф“ водоизмещением 25 тысяч тонн было торпедировано и затонуло в четверг, вскоре после того, как оно покинуло Данцигский порт.
Из 8 тысяч человек, в числе которых находилось 3700 специалистов-подводников, удалось спасти лишь 988…
Через 10 минут после торпедирования судно получило крен и через 5 минут затонуло…»
Так свершилось справедливое возмездие.
В одну из немногих наших встреч бывший старший помощник командира «С-13» Лев Петрович Ефременков обмолвился, что чуть не до конца видел агонию «Вильгельма Густлофа».
— Как такое могло произойти?
— А упросил я командира не погружаться, пока не подоспели к «Густлофу» корабли охранения. Так что вся верхняя вахта любовалась…
Бывший рулевой-сигнальщик Анатолий Виноградов подтвердил слова старпома. По их рассказу, дело обстояло так.
… После торпедного залпа пролетели десять секунд, двадцать, тридцать. А подводникам казалось — целая вечность.
Между тем высокий прямоугольник борта лайнера, ярко освещенный мертвенным светом выглянувшей луны и четко выделявшийся на темном фоне беснующегося моря, все еще продолжал движение. Лодку тяжело раскачивало, бросая на гребнях огромных волн, но командир, старпом и вахтенные сигнальщики не ощущали качки. Глаза их были устремлены на громадину лайнера. Только на тридцать седьмой секунде беззвучные и стремительные сполохи рванулись будто изнутри судна — один, второй, третий, выплеснув к самому небу бело-розовые потоки огня. И тут же до подводной лодки докатился громовой грохот, а следом за ним — водопадный шум врывающейся внутрь судна воды.
Едва отзвучал раскат взрыва, разом вспыхнуло по всей палубе лайнера освещение и тут же погасло. Лайнер медленно начал крениться на левый борт. Даже невооруженным глазом видно было, как на накренившейся палубе судна заворочалась темная масса — пассажиры начали бросаться в море.
Издалека, оттуда, из-за тонущего лайнера, разрубив мрачное скопище туч, лег на волны бело-голубой меч прожектора, второй, третий… Приближались отставшие корабли охранения. Теперь ждать было нечего.
— Всем — вниз! Срочное погружение!
Прогрохотали каблуками, срываясь вниз, в центральный, сигнальщики. Следом скользнул по поручням Лев Петрович Ефременков. Наконец — командир. Щелкнул кремальерой верхний рубочный люк, и тотчас зашипел вытесняемый водой воздух в систернах. Лодка провалилась в глубину…
Командир, оседлав круглый вращающийся стульчик перед перископом, уперся локтями в колени и, уронив голову на ладони, стал внимательно вслушиваться в доклады гидроакустика. А Иван Шнапцев, великий мастер своего дела, ни на миг не отрывался от наушников. Опытным, чутким своим слухом обнаруживал он все новые и новые строчки винтов. Это со всех сторон к тонущему лайнеру мчались миноносцы и сторожевики врага, торопились пароходы конвоя. Шнапцев вслушивался и тут же докладывал командиру:
— Слева 170 — шум винтов. Миноносец! Справа 160 — шум винтов. Сторожевик! Слева 150 — шум винтов. Миноносец… Справа 140 — сторожевик!..
Вырисовывалась явная закономерность погони: боевые корабли охватывали лодку побортно, как бы «зафлаживая» ее. Уйти от них — быстроходных и маневренных — «тринадцатая», это было ясно, не сумеет. Надо что-то придумывать!!!
Вот уже грохнули первые глубинки. Пока еще далековато. Но миноносцы и сторожевики, а их было уже около десятка, уверенно сжимали кольцо. Локационные посылки их «асдиков» (гидролокаторов) то и дело горохом сыпали по обшивке «тринадцатой». И тогда командир, не отрываясь от ладоней, негромко скомандовал:
— Левый — малый! Стоп — правый! Право на борт!..
Подводная лодка на минимально возможном ходу маневрировала, послушно воле командира выбирая безопасную позицию. Вот и сейчас она направилась вроде бы навстречу гибели — туда, где только что грохнули взрывы. Но в этом был тонкий и точный командирский расчет: там, где глубинные бомбы взбулгачили море, поставив стену воздушных пузырей, «асдики» фашистов слепы и глухи. Они не обнаружат подлодку, пока море не успокоится. Поэтому «тринадцатая» может смело идти сквозь эту «стенку». Причем туда, где ее не будут искать, а если и обнаружат — не будут бомбить. Идти к месту, где затонул «Густлоф» и где еще плавают, ожидая спасения, сотни пассажиров…
Гребные электродвигатели подводной лодки давали самое малое число оборотов — лишь бы она только слушалась рулей и была бы не слышна. Это сбивало фашистских акустиков с толку. Конечно, глубина, а она была очень малой — всего 45 метров, не позволяла делать резкие маневры. Ведь лодка имеет длину 78 метров, глубина же чуть не вдвое меньшая. Попробуй боцман чуть ошибиться, круче переложить горизонтальные рули. Дно рядышком — все может кончиться плохо. К тому же уходить ближе к грунту просто нельзя, потому что в этом районе вполне возможны донные мины. И в то же время, если подвсплыть на 10–15 метров, можно угодить под таран любого из преследующих кораблей. Такой вот расклад.
