Василий Песков - Война и люди
Вера Ивановна вместе с мужем Исламом Магометовичем — командиром батальона — сражалась возле Смоленска. Когда начался отход к переправе, мужа оставили прикрывать переход. «Встретимся за Днепром», — сказали супруги на прощанье друг другу. Встретились они только после войны. Ислам Магометович раненый попал в плен. Вера Ивановна прошла войну до Берлина. Летом 1943 года была начальником связи в поезде маршала Жукова. На военном кителе у Веры Ивановны двенадцать наград.
— Какая дороже всего?
— Эта. — Вера Ивановна трогает орден Красной Звезды. — Эта. За переправу… И я вижу у старой женщины слезы. Показал снимок. Вера Ивановна надела очки.
— Да, ребятишки… Вода тихая… Как будто и не было ничего. А я часто вижу себя во сне. Подымаюсь во ржи, кричу: «За мной!», а пистолет у меня без патронов… Страшная была переправа.
1984 г.
Командная точка
Беседа с Маршалом Советского Союза А. М. Василевским
Александр Михайлович Василевский принадлежит к числу прославленных полководцев Советской Армии. Его жизнь — пример верного служения Родине, партии и народу. Выходец из гущи народной, он прошел путь воинской службы от командира роты в Гражданской войне до маршала в войне Отечественной.
С именем маршала Василевского связана организация и проведение крупнейших операций войны, оригинальных по замыслу и блестящих по своим результатам. Маршал Василевский удостоен многих высоких наград, в том числе награжден двумя Золотыми Звездами Героя Советского Союза. После войны А. М. Василевский принимал активное участие в строительстве и укреплении Вооруженных Сил СССР, был военным министром. О своем пути Александр Михайлович Василевский рассказал в книге воспоминаний «Дело всей жизни».
Эта беседа – результат нескольких встреч с маршалом в 1975 году. Александр Михайлович был уже тяжело болен. Врачи запретили ему хоть сколько-нибудь работать, запретили с кем-либо встречаться и даже подыматься с постели. Но он сказал мне при первой же встрече: «Побеседовать с молодежью – очень важное дело. Это, возможно, самое важное из всего, что я еще успею…» У меня сохранилось его письмо, датированное 27 апреля 1975 года.
«Дорогой Василий Михайлович. Посылаю очередные листки ответов. Делаю все в постели, лежа, в секрете от врачей и с руганью с членами семьи. Очень хотел бы еще встретиться с Вами, — но врачи даже с сыновьями встречу не разрешают… Будет необходимость — сокращайте. Если редколлегия почему-либо найдет беседу неподходящей, оригиналы прошу мне вернуть.
Сегодня чувствую себя несколько лучше. С сердечным приветом
А. Василевский».
Беседа с маршалом Василевским в «Комсомольской правде» была опубликована полностью. В том же виде она публикуется здесь.
– Александр Михайлович, позвольте начать с маленького вопроса. Эта лупа у вас на столе с тех времен? — Да. Это дорогая для меня реликвия. Во время войны это был мой инструмент. Через лупу на картах я рассматривал названия рек, городов, селений, больших и маленьких, своих и чужих.
– Догадываюсь, это тоже как память храните? — Часы эти сняли с приборной доски самолета, на котором я обычно летал на фронт. В 1944 году в освобожденном районе на рулежке для взлета хвостовым колесом попали на мину. Ну, конечно, полсамолета как не бывало. К счастью, ни экипаж, ни сам я не пострадали…
– Значит, для вас руководство войсками — это была не только работа в Москве — в Ставке и Генеральном штабе. Пороху тоже пришлось понюхать… — Все было…
– Я буду спрашивать вас главным образом об управлении войсками. И поскольку вы долгое время были начальником Генерального штаба, скажите коротко об этом главном штабе Отечественной войны.
— Коротко… Это очень непростое дело — сказать о Генеральном штабе коротко. Вместе со Ставкой Верховного Главнокомандования Генштаб был мозгом войны. А поскольку война, о которой мы говорим, не имела себе равных в истории, Генеральному штабу выпала исключительно сложная и колоссальная по объему работа.
Все, что происходило на огромном пространстве военных действий, Генеральный штаб обязан был не только знать, но и умело направлять и контролировать в соответствии с принятыми стратегическими решениями. Надо было учитывать все: силы свои и силы врага, наиболее вероятные замыслы противника, его излюбленные приемы, надо было учитывать моральный дух войск, способности военачальников своих и противника. Надо было знать, что имеется в резерве у нас и чем владеет в то же время противник: знать, что может дать фронту тыл, и умело организовать доставку всего необходимого в нужное место и в нужные сроки. Не забудем при этом: вся работа проходила в условиях непрерывно меняющейся обстановки, в условиях, когда противник противопоставляет тебе свою волю, свои замыслы… Победоносные итоги войны, достигнутые под руководством ленинской партии, являются не только торжеством нашего социалистического строя, не только победой силы и духа нашей армии и народа, но и победой военной мысли, военной мудрости над противником, которого слабым не назовешь.
– Что бы мы увидели, если бы заглянули в Генштаб, скажем, в 41—42-м годах?
— Первое, что бросилось бы в глаза, это огромный зал связи — телефоны, телеграфные аппараты… Вопрос надежной связи с действующей армией был в то время вопросом вопросов. Генштабу нужна была оперативная, четкая информация. Без нее управлять войсками нельзя.
В Генштабе мы непременно увидели бы офицеров связи, доставивших документы на самолетах, увидели бы командующих, вызванных с фронта. В кабинетах Генштаба мы увидели бы оперативных работников над картами и расчетами. Выглядели мы тогда утомленными и нередко буквально валились с ног от нечеловеческого напряжения. Мне лично Сталин, помню, приказал непременно спать, хотя бы пять часов в сутки, и проверял: исполняю ли этот приказ? Эта забота диктовалась соображениями сугубо практическими. Генеральный штаб был рабочим органом Ставки. Тут анализировался, суммировался весь поток информации о войне. В сжатом виде два раза в сутки мы докладывали ее Верховному Главнокомандующему. Основываясь на этом, Ставка принимала свои решения. Вряд ли надо говорить, насколько ответственны и серьезны были эти решения и какая ответственность в связи с этим лежала на нас, генштабистах.
– Где помещался штаб?
— В Москве, большую часть войны на улице Кирова. Бомбоубежищем для нас служила станция метро «Кировская». Для пассажиров она была закрыта — поезда проходили без остановки. Зал станции от колеи был отгорожен и поделен на рабочие помещения. Сюда же во время воздушной тревоги спускались Верховный Главнокомандующий и члены Политбюро, находившиеся в Москве.
В критический момент осени 41-го года, когда из Москвы были спешно эвакуированы некоторые учреждения и дипломатический корпус, часть Генштаба тоже выехала из Москвы. Для работы со Ставкой была оставлена небольшая группа оперативных работников. Мне поручили ее возглавлять. Это было время невероятного напряжения сил. Дни сливались с ночами. Жили одной мыслью: отстоять Москву…
– На посту начальника Генштаба вы сменили Георгия Константиновича Жукова?
— Нет. В жесточайшие для нас августовские дни 1941 года было решено использовать командирский опыт Г. К. Жукова в войсках. Начальником Генштаба был назначен Борис Михайлович Шапошников. Это был талантливый, в высшей степени образованный человек, имевший огромный опыт штабной работы. Уважение было к нему безграничным. Сталин, называвший всех по фамилии, Шапошникова называл по имени-отчеству и — любопытная деталь — в знак особого расположения только ему позволял курить в своем кабинете.
Если говорить о человеческой благодарности, то Борису Михайловичу я многим обязан в жизни. Он умел научить делу, был для всех образцом исполнения воинского долга и просто добрым, сердечным человеком. После ухода Б. М. Шапошникова из Генштаба иногда, обращаясь ко мне, Верховный говорил: «Ну, а что нам скажет шапошниковская школа?» Таким обращением можно было только гордиться.
На пост начальника Генерального штаба (думаю, не без участия Бориса Михайловича Шапошникова и вопреки моим просьбам не делать этого) в июне 1942 года был назначен я.
С благодарностью вспоминаю многих военных специалистов в Генштабе той поры. Их волей, талантом, огромным опытом проводилась работа чрезвычайной важности. И среди этих людей особо теплое слово я должен сказать о моем близком друге и преемнике по Генштабу Алексее Иннокентьевиче Антонове.
Я познакомился с ним до войны, а в декабре 1942 года мы встретились в момент, когда Генштаб испытывал острую нужду в опытных руководящих работниках. Алексей Иннокентьевич на посту начальника штаба одного из фронтов показал себя опытным и способным человеком. Мне по заданию Ставки приходилось часто выезжать на фронт, и я решил, что лучшего заместителя и желать не надо.
