Олег Мороз - Почему «поставили» именно Путина
Не ограничиваясь оборонительными действиями, Лужков предпринял мощную контратаку на своих противников.
«Нам нужно менять власть, которая себя опозорила тем, что привлекает силовые структуры к политической борьбе», — без обиняков заявил он на встрече с журналистами 17 июля.
По словам Лужкова, Кремлю, Администрации президента «страшно не нравится» созданное им движение «Отечество», а в первую очередь «изжогу вызывает» он сам. «Мы можем показать результаты работы в городе, — сказал Лужков, — а они в стране нет. Это все страшно их раздражает».
* * *Ответ на лужковский призыв к свержению российской власти последовал от тогдашнего премьера Сергея Степашина.
«Я понимаю Юрия Михайловича как мужчину, который защищает свою жену, — сказал он. — Однако форма, выбранная им, не весьма корректна: если есть претензии к правоохранительным органам, для этого существует суд, адвокатура, Генпрокуратура. Обобщать то, что произошло с его супругой, и призывать к свержению власти — это можно понять, но не объяснить, если только это не предвыборная риторика».
В действительности «наезд» на Батурину исходил не от Кремля: как правило, во второй половине девяностых в окружении Ельцина довольно четко следовали принципу — не использовать силовиков в борьбе с оппонентами. Скорее всего, скандал вокруг мэрской жены раздул кто-то из журналистов — возможно, из команды того же Доренко.
Если бы в Кремле действительно захотели, дело Батуриной без труда было бы доведено до логического, не очень приятного для мэра и его родственников, конца. А так оно быстро заглохло, рассосалось как бы само собой. Скорее всего, — по прямому указанию Волошина.
Несмотря на аккуратные премьерские увещевания (за которыми, без сомнения стоял и Кремль), Лужков, чем дальше, тем все напористее, выступал против президента и его команды. Причем не только от себя лично, но как бы и от могучих политических структур, стоящих теперь за его спиной, его собственного «Отечества» и блока «Отечество — Вся Россия» (их мощь он словесно старался всячески преувеличивать). 26 августа, выступая по радио «Маяк» и вновь обрушившись с критикой на кремлевскую администрацию, московский мэр сказал, что она, администрация, «побаивается возникновения новой реальной политической силы, которая будет претендовать на участие в решении государственных задач, будет по-другому решать проблемы жизни страны».
И грозно подтвердил, что не зря побаивается:
«О нас, как о половую тряпку, ноги вытереть не удастся».
17 сентября, когда Лужков выступал в МГТУ имени Баумана, кто-то из слушателей задал ему вопрос: как он считает, уйдет ли Ельцин досрочно, по собственной воле, в отставку? Мэр ответил: мол, «такая возможность номинально существует», но, «немного зная президента», он, Лужков, может сказать: «маловероятно, что он откажется от власти».
Из слов московского мэра можно было понять: напрасно Ельцин пренебрегает имеющейся у него «номинальной возможностью» по собственной воле удалиться от дел. Он посоветовал президенту «задуматься о вечном».
Отношения с Примаковым
Как уже говорилось, в отношениях с Примаковым Лужкову приходилось лавировать: как-никак они были потенциальными претендентами на президентский пост, причем в течение долгого времени — самыми сильными претендентами. Это лавирование давалось мэру нелегко: надо было точно улавливать момент, когда выступить в унисон с Примаковым, когда — поотстраниться от него или даже позволить себе критику в его адрес.
Пример первого — позиция по Скуратову. Лужков весьма эмоционально выступил против отставки генпрокурора. 21 апреля 1999 года, после очередного отказа Совета Федерации отстранить этого деятеля с его поста, на чем настаивал Ельцин, московский мэр заявил журналистам, что в сложившейся обстановке самое главное для президента — это «проявить мудрость, пойти навстречу сегодняшнему решению Совета Федерации и предоставить Юрию Скуратову возможность продолжать работу».
По словам некоего «кремлевского источника», московский мэр осознал, что «неотставка» Скуратова выгодна Примакову, что Совет Федерации пойдет именно за ним, и решил «приклеиться» к премьеру, стать ему в хвост, разделить с ним лавры победителя.
Но бывали и обратные ситуации. На уже упомянутом втором съезде «Отечества» в апреле 1999-го Лужков впервые выступил с довольно острой критикой правительства Примакова. Московский мэр признал, что это правительство стабилизировало обстановку в стране (это постоянно в ту пору ставилось всеми в заслугу Примакову), но такая стабилизация не обеспечивает экономического роста; более того, уровень оплаты труда снизился в два и более раза. По словам Лужкова, развитие экономики «происходит стихийно», правительство практически ее не регулирует, никак не стимулирует производство, не выработало четких ориентиров и приоритетов экономического развития.
Это уже было чем-то вроде атаки на главного соперника в предстоящей борьбе за пост президента. Хотя, быть может, атаки еще не решающей, не сокрушитель ной, а пока только напоминающей «разведку боем», призванную проверить, как отреагирует соперник, высветить его слабые места.
* * *Впрочем, как уже говорилось, Лужков, несмотря на критику примаковского правительства, выступил с резким осуждением его отставки. Собственно говоря, он начал возражать против нее еще тогда, когда только поползли слухи о ее возможности.
«Смена правительства Евгения Примакова является абсолютно неприемлемым решением для экономики России», — говорил он еще в конце апреля, как бы предостерегая Ельцина от опрометчивого шага.
А уж когда отставка состоялась, московский мэр не жалел слов для ее осуждения:
«Это неприятное решение, неправильное решение и необъективное по отношению к Примакову и его правительству, по отношению к результатам работы правительства… сказал московский мэр непосредственно в день отставки. С точки зрения дела и авторитета Евгения Примакова никаких оснований для его удаления из правительства не было».
Казалось бы, Лужков, напротив, должен был испытывать «глубокое удовлетворение», что «задвинули» его главного потенциального соперника на будущих президентских выборах, однако он, по-видимому, прекрасно понимал, что увольнение Примакова, народного любимца, только поднимет его, Примакова, рейтинг, и тут важно не торопиться, не промахнуться, попасть в струю, продемонстрировать совпадение с мнением народных масс, а уж как дело пойдет дальше — там видно будет…
К концу лета 1999-го стала более отчетливо обозначаться позиция Лужкова относительно его президентских вожделений. И сам он, и его соратники не только принялись утверждать, что московский мэр не собирается баллотироваться в президенты (это они твердили и раньше), но, что он «поддерживает кандидатуру Примакова».
Трудно сказать, насколько искренней была эта поддержка. Вообще-то рейтинг экс-премьера в ту пору действительно был выше мэрского рейтинга, так что тут могла сказываться просто трезвая оценка соотношения сил. Но, возможно, ситуация здесь складывалась, как на велотреке: до какого-то момента гонщик, идущий вторым, предпочитает «не высовываться», а ловит мгновение, чтобы неостановимо «выстрелить» из-за спины лидера.
К тому же и с самим Примаковым дело оставалось неясным: то ли он будет баллотироваться в президенты, то ли нет. Евгений Максимович не торопился раскрывать свои намерения. Такая неопределенность была удобна для Лужкова. Он стал заявлять, что «ни при каких условиях не будет выдвигаться» на пост главы государства, если свою кандидатуру выставит Евгений Примаков: наконец-то, мол, «появился человек, которому можно доверить воз в стране». А вот если на президентское кресло станут претендовать люди, «которым нельзя доверять власть», то он, московский мэр, «вступит в борьбу и будет стараться ее выиграть».
По-видимому, у Лужкова, как у многих других, вовсе не было уверенности, что у Евгения Максимовича возникнет желание баллотироваться в президенты. Правда, мы помним, в пору его премьерства оно в какой-то момент у Примакова вроде бы возникло, но теперь у него был совсем другой статус, несравненно более низкий. Сможет ли он, стартовав с этой пониженной точки, удачно выступить на выборах? Будучи человеком острожным, Примаков не мог не испытывать тут колебаний. Понятно, что если бы он так и не сумел их преодолеть, не решился бы вступить в борьбу за пост президента, руки у Лужкова оказались бы развязаны.
Телекиллер Доренко
В конце августа 1999 года в ряде западных СМИ («Файнэншл Таймс», «Коррьере Делла Сера») появились скандальные публикации о финансовых делах Кремля. В частности, Ельцина и двух его дочерей обвиняли в том, что они через Пал Палыча Бородина по трем кредитным карточкам получили взятку в миллион долларов от албанско-швейцарского предпринимателя Беджета Паколли, владельца строительной фирмы «Мабетекс», занимавшейся реставрацией Кремля. Взятки будто бы были получены во время официального визита российского президента в Венгрию.
